Владимир Буров - Петр Первый

• Название: Петр Первый
• Автор: Владимир Буров
• Жанр: Русское современное

Можно заметить, что в романе есть фразы, которые не совсем закончены. И найдутся сапиенсы, которые их поймут, как реальность, потому что люди специально не дают договорить оппоненту, чтобы иметь возможность сказать самому. Но вот в романе герои настолько добры друг к другу – иногда бывает, что сами обрывают себя на полуобороте речи, чтобы никто не подумал: – Я хочу быть царем, ибо если царь такой, как я, – то, пожалуйста: – Не обрывайте, чтобы было ум за разум – я всегда кончу в вашу пользу.

---

– А уж не действительно ли это наш новый будущий царь – ампир-атор?

– Да, ты, мин херц, заставил людей думать, и более того, до такой степени, что они сами – без пифии на острове – не способны отличить правду от лжи. И чтобы ты больше не удивлялся, поясню, что именно она делает.

– А именно?

– Она, как я уже заранее резюмировал, взвешивает послание.

– Но зачем?!

– Грит:

– Правда и ложь весят по-разному.

– Узас-с! Неужели это правда?

– Вот, мин херц, все и задают этот же самый вопрос.

– Ей?

– Нет, себе, и идут проверять.

– Что, проверять, тайну иё магии?

– Именно, именно, друг мой. Неужели и вы поверили в правду этого, кажется, нарочно придуманного взвешивания?

– Нет, только наполовину.

– Дак и все тоже так: только наполовину, почему и прутся даже в очередях к ней на остров.

– Так ты к чему всё это рассказал мне.

– А ты сам как думаешь?

– Занял мне очередь уже на этот амстердамский секс – прием?

– Ты думаешь, она из Амстердама?

– В том смысле, что когда-то и Амстердам вместе с Роттердамом в придачу были для нас другой галактикой.

– Тогда откуда? – не понял Алекс.

– Думаю-ю, да, думаю, даже уверен, что эта дельфийская пифия есть не кто иная, как самая почти простая дура деревенская.

– Почему?

– И знаешь почему? До такой хренопасии может додуматься только человек, стремящийся, да, но стремящийся увильнуть в обратную сторону. Она тянет нас в прошлое, в доисторическое прошлое.

– Ты хочешь, чтобы я нашел чека, так сказать, отборного киллера, который бы успокоил ея навеки.

– Так-то бы да, но сначала надо выяснить, каки у нее помощники.

– И отдать потом всех скопом, – Алекс показал охгромными лапами ком снега, а может быть, и грязи, – отправить в Сибирь.

– Почему в Сибирь, – слегка возразил Петр, – намного лучше отправить их всех в Неизвестность-ть-ь!

– Да, сэр, – оговорился Алекс, сам не зная еще что на что, – но это опять надо искать, где, собственно, эта Неизвестность находится?

– Хорошо, придется плодить ученых, – согласился Петр. – Но где их взять?

– Запишем человек десять наугад, а там видно будет.

– Лучше двенадцать, али даже тринадцать, чтобы как в Библии: всё было по-честному.

– Но где их взять, ума не приложу?

– Говорят, в нашем Суздальско-Владимирском лесу развелось полно разбойников. Объявим на них охоту. Да и сами съездим наудачу.

– Почему именно из разбойников ты хочешь сделать ученых, сэр, – второй раз оговорился Алекс.

– Во-первых, они уже учёные – раз решились идти не только против Государства Российского, но и вообще против всех, и во-вторых, перед судом, а тем более плахой – не отвертятся!

– Логично, более того, очень, очень умно сказано, я бы никогда до такого почти дельфийского мнения не дошел, а если бы и дошел, то и только к глубокой старости.

– До старости еще дожить надо.

– Вот я и говорю, что лучше дожить до старости дураком, чем быть учёным.

– Да?

– Да, сэр, так считают не только некоторые, не только многие, но так думаешь и ты сам, верно?

– Дак, естественно. Ибо какой смысл переться против природы? Умнее нее все равно не станешь. Тем не менее, не только дураков хватает, чтобы быть учеными, но мы найдем и тех, кто вынужден будет смириться со своей участью.

– Да, мы сделаем им предложение, от которого они, разумеется, захотят отказаться, но не смогут.

Ну, и значится, так как очередь на остров к колдунье – пифии оказалась свободной только в будущем, и хорошо, что не вообще в будущем, а только в будущем месяце, то и решили, во-первых, поехать за настоящими учеными в Суздаль Владимирский.

– Честно, – сказал один князь, когда они приблизились к сплошному валу леса, – его здесь больше, чем земли.

– Вот ду ю сей? – спросил его Петр хотя и по-нерусски, но всё равно с Амстердамским акцентом.

– Их бин князь Василий Голицын.

– Будем знакомы, – вяло ответил Петр, понимая, что воспитанный русский хомо сапиенс никогда не полезет первым со своей плешивой оценкой не только леса, но и вообще любых внешних обстоятельств. И добавил: – Поймайте мне, пожалуйста, лису.

– Так-то бы, да, но я, к сожалению, не знаю, вот из ит лиса?

– Странно, – пробурчал Алекс.

– Как вы думаете, князь, – обратился к Голицыну Петр, – абармоты уже знают о нашем приближении?

– Думаю, знают.

– Откуда?

– У него есть шпионы в их армии, – сказал Федор Ромодановский.

– Тогда, может быть, он и сам шпион этих разбойников? – спросил Петр, пристально посмотрев на Голицына.

– Может быть, его арестовать? – спросил кто-то.

– Нет, – ответил Петр, – наоборот, я назначаю его Президентом Академии Наук, первыми учеными академиками которой будут пойманные сегодня разбойники.

– Зачем?! – прошептал Александр.

– У нас пушки есть? – спросил атаман. Многие – если бы захотели – могли узнать в мужественных и приятных взору чертах его лица, сейчас скрытого зелеными дубовым ветками, Веселого Роджера, только недавно выводившего свой парусник на многоводные просторы Москвы-реки и её Яузы.

Неужели это один и тот же человек? – мог бы спросить тот, кто так подумал.

Но никто не спросил, потому что никто именно так не подумал.

Василий Голицын, посланный Петром на разведку с небольшим отрядом в пять человек, и со словами:

– Если вас поймают и сожгут на костре, то будет лучше.

А Меньшиков добавил:

– Если вас будет меньше.

– И действительно, – сказал Борис Шереметьев, – в случае чего сдадитесь.

А Голицын возьми да ляпни:

– Я так и сделаю.

– Ничего страшного, если и сделаешь, – сказал неожиданно Петр, – в случае чего у нас будут свои люди в их армии.

– Заодно подберешь там наиболее подходящих людей для будущей академии наших художеств в области кораблестроения особливо. – И добавил:

– А также высшей математики относительно звезд.

А также и вообще ее теории во взаимодействии с физикой Ньютона.

Едва Василий и с ним еще пять архаровцев вошли в лес, как очень удивились:

– Здесь очень страшно, – сказал один. Это был Василий быстроногий, как он сам давно решил называть себя, но только сейчас, войдя в этот лес, решил объявить всенародно, так что Василий Голицын вынужден был ободрить его:

– Слышь ты, олух царя небесного, у меня пистоль, побежишь, пристрелю, не задумываясь об ответственности перед твоей покровительницей.

– А точнее, – ответил Василий Мелехов, – просто из ревности.

– Здесь не место для интимных признаний, – сказал Василий Голицын.

– Скорее всего, – ответил Мелехов, – мы о разных принцессах подумали.

– Если мы выйдем отсюда живыми, ты у меня за всё ответишь, ибо точно знаю: тебя, сукина сына, видел намедни еще в прошлом месяце, прыгающим в окно прямо со второго этажа.

– Это было не то окно, о котором вы думаете. А, впрочем, какой это был сад, яблоневый или из груш?

– Вишневый, вишневый, – глухо проворчал Голицын, заметив, хотя и поздно уже, шевеление веток. Ибо слышал звон, но так и не успел понять, где он.

Сразу десять человек – не меньше – спрыгнули на них сверху, и в полумраке леса сверкнули натуральной радугой наконечники их стрел, уже вложенные в натянутые луки.

– Илиада натюрлих, – только и мяукнул Вася Голицын, – ибо вышли они неожиданно для рассуждающих о мире, и совсем забывших о войне. – Но я не сдамся! – почти неожиданно для самого себя рявкнул удалой любовник царицы Софьи из клана Милославских, и вынув шпагу – встал в позицию.

Тут выступил вперед здоровый парнина. В нем была заметна женственность и природная благородная осанка. Впрочем, как это ни странно, осанка разбойника с очень большой дороги.

– Опустите луки, уберите стрелы, – сказал он, – я лично проверю, как учат стольников, окольничих и других бояр военному ремеслу.

Они ударились несколько раз лезвиями, и предводитель разбойников провел Васе тот же самый зарубежно-амстердамско-нидерландский прием, но в неизвестном еще местному цивилизованному миру исполнении.

Он не стал колоть из-за спины, а просто переложил шпагу из правой руки в левую, и ударил – о ужас, если бы кто видел из любивших Василия цариц и царевен и других будущих принцесс – по жопе.

Да так сильно, что пусть и не взвизгнул, как рассказывали завистники, но точно: чуть не заплакал от боли, не поняв еще толком, что этот удар является к тому же обидным.

И в-третьих, что Василий решил оспаривать до конца жизни: он выронил шпагу.

Все засмеялись.

Но шпагу раньше противника успел подхватить другой Василий – Мелехов, он ударил по шпаге противника, и предложил продолжить, как он выразился:

– Эту ахинею. – Но тут ему показалось, что этот человек знаком ему, и это небольшое замешательство тут же решило исход и этого поединка: клинок незнакомого знакомца тронул его горло даже до крови.