Павло Кобель - Сантехник

• Название: Сантехник
• Автор: Павло Кобель
• Жанр: Современные любовные романы

Павло Кобель – один из самых неизвестных писателей современности. «Сантехник» совсем не похож на «Алхимика» Пауло Коэльо, но почему-то трудно не вспомнить эту сказку-притчу, когда хочешь сказать что-то о «Сантехнике». Эта притча именно для нашего времени, а посему никогда не станет любимой книгой сильных мира сего и простых людей в восьмидесяти девяти (или уже восьмидесяти пяти?) регионах России.

---

Он вспомнил, что в их селе недавно поселилась матушка Анджела, которая умеет толковать сны, и даже выпустила недавно в издательстве «Рипол классик» брошюрку под названием «Десять тысяч снов, приснившихся на толчке, и их толкование». Вот пусть и растолкует, что значит этот самый, как его, сон, приснившийся ему уже дважды.

Матушка провела гостя в заднюю комнату, отделенную от столовой глухой металлической дверью, наверное, чтобы запахи не смешивались. В комнате стояли друг напротив друга два унитаза, выписанные из заграницы, а на стене висела схема подачи воды в помещение, на случай, если ее когда-нибудь подадут.

Хозяйка усадила Ромуальдыча, села vis-a-vis и, взяв его за обе руки, для начала вполголоса пробормотала стишок:

«А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен…»

Похоже, что стишок был поэта Андрея Дементьева. Деду часто встречались поэты – они, хоть ни гусей, ни свиней не пасли, тоже бродили по полям, выкрикивая разные слова, понятные и непонятные: «хорошо!», «шаганэ», «двенадцать», «братская гэс», «треугольная груша», «шоколадный заяц». А люди говорили, что они продали душу дьяволу, что воруют друг у друга какие-то «рифмы», а если на них нападет «стих», могут оставить все село на неделю без самогона. Ромуальдыч сам в детстве до смерти боялся поэтов, и теперь, когда Анджела взяла его за руки, этот страх вновь в нем проснулся.

«Подумаешь, унитазы заграничные», – подумал он, стараясь успокоиться и унять невольное желание немедленно воспользоваться по назначению этим великолепием. Ему не хотелось, чтобы матушка что-нибудь заметила. Чтобы отвлечься, он представил себя на приеме у проктолога и даже принял соответствующую позу.

– Очень интересно, – не сводя глаз с него, пробормотала матушка и вновь по уши погрузилась в молчание.

Ромуальдыч еще больше забеспокоился. Что она там нашла интересного? Однажды приезжий из райцентра фельдшер уже искал у него в заднице какие-то тайные знаки, так он после этого месяц сидеть не мог. В конце концов, сны можно разгадывать и спереди.

– Знаю, – вслух ответила матушка его мыслям, – Повернись и покажи мне язык. Дело в том, что сны – это язык, на котором говорит с нами Провидение. С этого языка я еще могла бы перевести, но если Провидение обращается к тебе на языке твоей души, лишь тебе одному будет понятно сказанное. Деньги, впрочем, все равно давай, раз уж пришел.

«Вот сучка», – подумал Ромуальдыч, но отступать было некуда – позади унитаз.

– Мне дважды снился один и тот же сон, – сказал он. – Будто выгнал я своих кур на пустырь, где свалка, и хочу с ними поиграть, побегать за ними. И тут появляется ребенок и тоже хочет. Я детей не люблю, а курам по фигу, кто за ними гоняется.

– Ты сон давай, – перебила матушка. – Лекции по философии будешь читать, когда станешь новым русским.

– Ребенок гонял да гонял курей, а потом вдруг погнался за мной и пригнал аж к ебипетским пирамидам.

Он помедлил, засумлевавшись, знает ли Анджела, что это такое, или она все больше по Мальдивам да Канарам.

– К е-би-пет-ским, – повторил он, – и там сказал мне так: «Если снова сюда попадешь, отыщешь спрятанное мной сокровище». И только пальцы сложил, чтобы показать мне, что за сокровище и где оно там спрятано, как я проснулся. И во второй сон то же самое.

Матушка долго молчала, потом попросила Ромуальдыча показать, как именно сложил пальцы ребенок.

– Да, с тебя хрен чего возьмешь, – молвила она наконец. – Но если вдруг найдешь сокровище, десятая часть моя.

Дед мысленно захехекал – приснившееся сокровище сохранит ему даже те пару яиц, которые он собрался всучить матушке за труды праведные.

– Так растолкуй же мой сон, – попросил он.

– Прежде поклянись, что отдашь хотя бы половину того, что принес с собой.

Пришлось поклясться. Но матушка потребовала, чтобы он повторил клятву на унитазе.

– Этот сон на языке травоядных индейцев, точнее, на самом его кончике, – сказала она. – Я попытаюсь его растолковать, хотя ихний кончик и разглядеть-то трудно. Вот за труды я и прошу у тебя десятую часть сокровища. Слушай же: ты должен оказаться в этом самом Египте и найти свои пирамиды. Я сама там не была, но, говорят, там в последние годы построили несколько приличных отелей. Вот и отправляйся туда, и скажи спасибо, что ребенок не загнал тебя на сафари в Кению.

Ромуальдыч почувствовал досаду, словно бы в сердечное место ему вонзилось шило.

– На вас, баб, только время даром потратишь, – сказал он.

– Я тебя предупреждала: сон твой не обыкновенный. А чем необыкновенней что-либо, тем проще его назначение. Возьми хоть эти современные кухонные агрегаты, только мудрецу под силу догадаться, для чего они предназначены. А я мудростью не отличаюсь, вот и пришлось мне заняться другим делом – давать советы за деньги.

– Как же я попаду в Ебипет?

– Это уж не моя печаль. Мы с турфирмой «Перекати-поле» договорились лохов друг у друга не перебивать.

Ромуальдыч вышел от Анджелы в полностью расстроенных чувствах, от головы до кишечника. Он отправился в сельпо за едой, но там все еще шел евроремонт: приезжий армянин третий год оборудовал в сельповской хате дельфинарий с сауной. Хотя бы удалось обменять у армянина Ландсберга на Сканави – тот в юности мечтал поступить в институт, но его всюду принимали за еврея и, как следствие, не приняли даже на факультет мелкого ремонта обуви Международной Академии Бытовых Услуг.

Кур своих он оставил у своего нового друга, тихого переселенца из Грозного, в похожей на хлев общаге трактористов. У Ромуальдыча везде были друзья. Заводишь нового друга, и вовсе не обязательно с ним видеться. А то каждый норовит влезть в твою душу и наследить в ней грязными сапожищами. А посоветуешь ему хотя бы сапоги снять, обижается: «Я ж, блин, хотел как лучше». Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо делать большой батман.

Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может. Это вроде как депутат от «Яблока» – сказки рассказывать умеет, а вот сделать их былью – нет.

Ромуальдыч решил подождать, пока солнце спустится пониже, и тогда уж опять погонять курей. Еще три дня до встречи с бабкой ПБОЮЛа. Странно, в прошлой главе оставалось два дня, а сейчас три. Хотя числа вообще штука странная: пьют всегда на троих, а ссать ходят по двое. Впрочем, если всем сразу пойти, обязательно бутылку сопрут.

А пока он взялся за Сканави, но, едва лишь углубился в чтение, на скамейку подсел какой-то жидкобородый в кепке и затеял с ним разговор.

– Чем нынче крестьяне занимаются? – осведомился он, указывая на людей, слоняющихся по площади.

– Пашут, – сухо отвечал Ромуальдыч, делая вид, что читает.

На самом же деле он думал о том, как ощиплет четырех кур перед бабкой ПБОЮЛа, и еще она увидит, на что он способен, кроме этого.

Ромуальдыч часто рисовал на закопченной стене хаты эту сцену, всякий раз мысленно объясняя изумленной бабке, что делать это надлежит от хвоста к гриве. Еще он перебирал в памяти разные затейливые выражения, которыми развлечет ее во время оного.

Жидкобородый, однако, оказался настырным. Сообщив, что истомился душой и желает похмелиться, он потребовал глоток самогона. Ромуальдыч протянул туесок, про себя надеясь этим отделаться.

Не тут-то было – жидкобородый желал попиздить. Вернув туесок, он спросил, что за книгу читает дед. Ромуальдычу захотелось послать его на соседнюю скамейку, но жизнь научила на всякий случай быть вежливым с незнакомцами, и потому он молча протянул книгу: вдруг сосед сумеет прочесть ее название. А если неграмотный, то быстрее отвяжется.

– Нуте-с, – батенька… – сказал жидкобородый, оглядев книгу со всех шести сторон. – Хорошая книга, толстая, только вам бы я посоветовал начать с «Коммунистического манифеста». Зажигает, знаете, а в нашем с вами возрасте это архиважно. Потом уж можно будет перейти к «Капиталу».

Ромуальдыч удивился: жидкобородый, оказывается, не просто умеет читать, но умеет читать именно эту книгу.

Почти все книги – это просто слова, а слова, в свою очередь, состоят из букв, – продолжал жидкобородый. – В этом гвоздь, а все остальное – совершеннейшая ложь. Каутский, Плеханов, Мартов и другие проститутки утверждали обратное, но на то они и проститутки. Кстати, настоящая фамилия Троцкого – Бронштейн.

– Мне это, кажется, понять трудно, – почесал репу Ромуальдыч.

– Вот и славно, – кивнул жидкобородый. – Вы ведь любите учиться.

«Словно читает мои мысли», – подумал дед.

– Вы откуда будете? – спросил он жидкобородого.

– Отовсюду.

– Так не бывает, – возразил Ромуальдыч. – Отовсюду бывают только кандидаты на выборах, и то в зависимости от того, по какому округу они баллотируются. Я вот, к примеру, в этом селе родился.