Сэмюэль Гей - Боттичелли из Страны Дураков

• Название: Боттичелли из Страны Дураков
• Автор: Сэмюэль Гей
• Жанр: Прочие приключения

«Боттичелли из Страны Дураков» я написал в 1991 году, когда распался СССР. Хотел представить, что будет дальше со страной, какие правила и порядки станут здесь главными. Получилась антиутопия. Прошло 26 лет. Я с ужасом убедился, что стопроцентно угадал суровую матрицу новой российской жизни. Правила жизни надо знать, поэтому решил повторить свое бессмертное произведение. Осведомлен – значит, вооружен.

---

– Очень просто, Вася! Если тебе не нравится, как люди вокруг живут, вообрази, что ты живешь в Стране Дураков и будь снисходительным. Отвечай только за себя и за свои поступки. Будь высоким и гордым… И я буду вечно любить тебя…

Никто и никогда не говорил мне таких слов. Какое-то неведомое прежде тепло влилось в ледяную мою душу.

– Почему ты раньше не пришла? – спросил я.

– Разве ты не понял? – Я не имею права являться к тебе, пока все не отболит в душе твоей. Теперь, когда ты всем переболел, ты пойдешь на поправку.

– Ты не уйдешь от меня?

Бобо ничего не ответила и погладила меня по голове. Рука ее была жесткая, натруженная, но теплая. Я бережно впустил в свои ладони эту костлявую зверушку и нежно поцеловал ее. Бобо тесно прильнула ко мне, и я почувствовал все ее лицо на своем плече. И почему-то глаза у Бобо были мокрые…

Проснулся я поздно. Бобо рядом не было. Не было ее и на раскладушке. И меня как ожгло: я враз понял, что она ушла и больше не придет. Я метнулся в прихожую и убедился в своей догадке – темно-вишневый плащ на вешалке исчез.

Растерянный стоял я посреди пустой своей комнаты, наполненной теплым солнечным светом. Какая-то шальная муха с разбегу поцеловала меня в лоб, помахала на прощанье крылами и улетела в форточку. Мне стало весело от нелепой этой ее выходки.

На кухне на столе я нашел клочок бумаги. «Душа моя, я исчезаю! Не грусти. Теперь у тебя будет другая жизнь, все сладится. Я не могу быть с тобою всегда – на свете слишком много людей, которых надо утешить. Но я всегда буду жить с мыслью о тебе. Помни об этом всегда. Прощай».

Я с трудом проглотил какой-то ком и чуть не заплакал. Но тут же взял себя в руки. Слава богу, я не успел еще к ней привыкнуть. Конечно, конечно, милая Бобо, разве можно тебя – Боль, Надежду, Веру держать взаперти? Но не такой я простак, чтобы довольствоваться утешением твоим и жить с теплом в душе от того, что ты помнишь обо мне. Нет! Я найду тебя в этой огромной Стране Дураков, чтобы увидеть еще раз и убедиться, что это был не сон, и ты, в самом деле, была у меня. А, может, ты позволишь мне странствовать по земле вместе с тобой, и мы вместе будем нести людям Веру и Спасение? Да, да, только так! Теперь-то я знал, как мне жить дальше. Надо ехать, бросить все, и ехать. Но сначала нужно освободиться от ненужного груза…

Первое, что я сделал – набил рюкзак старыми письмами, детскими рисунками, которые и по сей день били по сердцу. Бросил в мешок и записные книжки с адресами умерших давно для меня людей. Все это шуршащее, пожелтевшее от времени Прошлое отравляло меня все эти годы своими ядовитыми испарениями, подобно ртути. Теперь все это – долой! Ничего лишнего. Ведь я же собирался в дорогу.

Рюкзак со всем этим барахлом я вывез в лес и поддал солнцу жара своим очистительным костром. Все эти бумажные надежды и воспоминания черным пеплом разлетелись окрест. Вот так, только кремация, и никаких могил!

В азарте я и рюкзак свой старый чуть было не бросил в огонь, но вовремя спохватился: он еще сослужит службу в долгом пути…

Возвращаясь домой налегке, я забыл, сколько мне лет. Честное слово. Вчера еще, когда весь день моросил дождь, я ощущал себя глубоким стариком, уставшим от жизни. Лет восемьдесят было мне. Теперь же, возвращаясь из пригородного леса, где развеял я по ветру ветхий прах своей памяти, я чувствовал себя много моложе. Впереди, по тротуару, вымытому ночным дождем, шла девчонка. Она торопилась куда-то со свертком в руках. На ней была яркая блузка и юбка-колокол. И был сильный ветер. И в один из наиболее сильных порывов, юбка-колокол поднялась немыслимо высоко, и я увидел стройные, бесконечно длинные ноги. И в эту минуту мне было лет восемнадцать, ей богу. Я только начинал жить…

Глава восьмая. Бобо

Итак, Бобо вернула меня к жизни. Но я еще был слаб после долгой спячки и мне требовалась подпора. А поскольку ни одной родной души на свете у меня не осталось, я во что бы то ни стало решил догнать, отыскать спасительницу свою, чтобы в новом и непривычном состоянии младенчества следовать за ней, подобно цыпленку, вылупившемуся из яйца, который семенит за птичьей матерью своей.

У русских есть хорошая поговорка, которая обозначает безнадежное дело: искать иголку в стоге сена. Вот поэтому, наверное, народ этот, в общем-то славный и душевный от природы, живет без особой веры в удачу. Не едут, не ищут, не пробуют. В лучшем случае ждут и надеются. Потому что помнят эту мудрость пращуров своих про иголку и про стог сена.

Зато любознательный народ русский страсть как любит слушать рассказы да байки про всякие приключения да путешествия. Но этим я не порадую тебя, любезный читатель. Почему? Да потому, что путешествовать по Стране Дураков так же неинтересно, как и плыть на Корабле Дураков.

Ну, судите сами. Вы обращаетесь в адресное бюро или в горсправку (не помню уж, как называется) и говорите, что разыскиваете женщину примерно 35 лет по имени Бобо. Фамилия не известна… Добросовестная служащая поднимает картотеку, ищет и с сожалением говорит, что такого имени не значится. Тогда ты говоришь, что она, искомая, может называться Болью. Сотрудница опять перебирает картотеку, а ты смотришь на нее и вспоминаешь кем-то рассказанную шутку, когда какая-то газета в Стране Дураков поместила объявление: «Продаются щенки редкостной породы. Звонить по телефону такому-то, спросить Шарика». И на следующее утро телефон в веселой редакции трещал без умолку. И все спрашивали Шарика…

Не нашли в адресном столе Бобо-Боли и посоветовали обратиться в общество Красного Креста.

Ну что ж, им видней. Приходишь в эту организацию, где все стены увешаны кровавыми плакатами: кресты, полумесяцы, капли крови, величиною с кулак… На тебя здесь буквально набрасываются, потому что живые люди сюда за помощью заходят крайне редко.

– Что? Женщину ищете? Она состояла в обществе Красного Креста? Зовут Бобо или Боль? Извините, мы списков не держим…

Тогда я прошу подсказать, как найти женщину, живого человека, который болеет моими болями, переживает за меня, беспокоится…

Женщина, руководящая Красным Крестом, подумав, говорит почему-то шепотом:

– Если у вас горе, идите лучше в церковь. Там поплачут за вас, помолятся, утешат богомолицы. Я и сама иной раз…

– Спасибо.

Я глубоко уважаю храм божий, веру и верующих, но в церкви, Бобо быть не может. Это совсем другой человек.

И я положился на авось, на удачу, на случай, на судьбу, как хотите, и кинулся в странствия.

Я перегонял лошадей на Алтае, ел уху с плотогонами на Лене-реке, плотничал по глухим, выморочным деревням российского Севера, рыбачил на Дальнем Востоке и промышлял пушнину в Сибири…

Где я только не был. Прошло бог весть сколько лет, но я помнил все время о Бобо, которая вытолкнула меня из однокомнатной моей клетки в сером, безрадостном доме. Бог мой, страшно представить, если б я держался за двадцать этих квадратных метров, выделенных мне пожизненно «самым гуманным в мире» государством и остался бы там навсегда. Я бы, наверное, спился, или удавился.

Господи, как долго высвистывал я свою унылую трель в этой своей клетке, изученной вдоль и поперек. И самое страшное в такой жизни, когда утром ли, ночью, спускаешь ноги с кровати на пол, и они всегда точнехонько попадают в тапочки. Это очень страшно, когда так продолжается изо дня в день, из года в год…

Спасибо тебе, Бобо, спасибо! Я вышел налегке искать тебя и нашел большой и удивительный мир. И никогда не забывал я тебя, и твою костлявую ладонь-зверушку… Хотя, если честно, уже размылись в памяти черты лица твоего. И голос уже не помню как твой звучал…

Время от времени встречались женщины, похожие на тебя. Они сочувствовали мне и пытались отогреть мою душу, они болели моими болями и желали мне радостей. И я уже думал, что нашел тебя, моя Бобо. Но, оказывается, все было не так. Либо наутро, после душевных бесед и ласки, я оказывался один и без бумажника, и без походного магнитофона, и без новой своей меховой шапки…

Или, случалось, наоборот: является однажды моя новоявленная Бобо с трубой ковра на широком плече и говорит:

– Милый, такая удача, и совсем недорого! Теперь у нас станет намного уютней, будем жить как все…

Эх, Бобо, Бобо, где-то теперь шагают стоптанные твои желтые сапоги, чью еще душу подымаешь ты из пепла добрым своим словом?

Тоска, хоть плачь…

И я опять куда-то срывался. Уходил, убегал, уезжал, улетал, уплывал, а подчас просто устало брел по земле, в этих трудах перемещения не замечая, как проходит жизнь. А когда не замечаешь, как бегут годы, значит, жизнь не в тягость. И это уже почти счастье, когда жизнь твоя не в тягость тебе…

Однажды я сильно заболел, когда ехал куда-то в поезде. У меня начался сильный озноб. Я стучал зубами и не мог согреться. Потом пошел страшный жар, я стал бредить. Меня высадили на ближайшей остановке, проводили в дом начальника станции, уложили в полутемной комнате на старую железную кровать. Через какое-то время прибыл доктор и с ним еще кто-то в белом халате, наверное, санитар. Меня слушали, щупали, переворачивали… Потом врач стал диктовать этому, второму, который в белом: «Больному 82 года. Ведет активный образ жизни, занимается интенсивным литературным и физическим трудом – косит, заготавливает дрова…».