Сергей Докучаев - Она уходит по-английски. Роман

• Название: Она уходит по-английски. Роман
• Автор: Сергей Докучаев
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Русское современное

« – …Вот так. Если бы я остался «там», то тут вряд ли бы что-то от этого изменилось. Вряд ли бы мир заплакал или начал скучать. Некогда. Незачем. «А до свадьбы заживет, а помрет, так помрет», – как пел Виктор Робертович Цой. Странное ощущение. По факту я жив, но, по сути, нет. Прежнего Максима нет…»

---

Я скинул с дивана чье-то грязное тряпье, несколько пустых мятых пачек от сигарет, переложил стопку журналов, кое-как открыл форточку, чтобы впустить свежего воздуха и разогнать этот застоявшийся смрад.

Снял брюки, черный свитер и, оставшись в рубашке, лёг на диван (укрыться было нечем). Повернулся головой к стене, и, свернувшись калачиком, сразу заснул:

«Вихрь вместе с корнями выворачивал из глинистой земли высохшие деревья. Люди шли, закрываясь руками от палящего багрового солнца, песка и пыли. Шли они семьями, и дети своими тощими ручонками держались за родителей из последних сил. Все, молча, продолжали идти вперед. Я тоже, постоянно спотыкаясь о камни и булыжники, брел, пристроившись за спиной пожилого человека, который вел за руку сына, чуть старше меня, каждый шаг которого приносил ему нечеловеческие страдания.

Со спины можно было бы подумать, что парень танцует дабстеб. Вдруг налетел страшной силы порыв ветра и унес одинокую женщину, шедшую недалеко от нас. Потом следом оторвал от земли пару без детей, слева от нас. Только и слышно было, как они протяжно закричали. Другие продолжали идти, пытаясь как-то противостоять ветру, который был насмешлив. Он словно хохотал, напирая своим весом и ударяя исподтишка.

Я обратился к пожилому человеку, что брел рядом с сыном:

– Извините, а вы не скажете, почему ветер уносит с собой только тех, кто без детей? – закрываясь рукой от песчаного вихря, спросил я.

– Дети – это единственные якоря, способные удерживать нас на этой грешной земле так долго, насколько это вообще возможно, – ответил он почти шепотом.

– Вот как… – срываясь на хрип, сказал я. – А что же делать тем, у кого их нет? Несправедливо как-то.

– Дорога не всегда была такая, сынок, вначале пути тихо и безмятежно было. Дорога ровная и прямая шла, лишь потом, постепенно, она начала вилять, то вниз спуск, то вверх подъем, с годами путь все трудней и трудней. Так что есть время и детей завести. Было бы желание. Не обязательно ведь заводить своих. Много сирот. Но без них дальше никак, пропадешь.

Тут я почувствовал теплую и нежную руку в своей ладони, подумал, что это Катькина рука, но, повернув голову, увидел, что это было какое-то существо, лишь отдаленно напоминавшее мою жену. Лицо не выражало ни единой эмоции, как кукла из пластмассы. Я хотел что-то ей сказать, но тут вихрь сбил и меня с ног, а похожее на Катю существо унесло потоком воздуха. Песок забил мне глаза, проник через рот в гортань, в нос и уши, меня понесло по земле, словно привязанного ногами к колеснице, провинившегося раба».

Вставай, Макс! – теребя меня за плечо, вскрикнул Степан. – Хватит дрыхнуть.

Голова раскалывалась от зудящей боли, было тяжело дышать. Каждый вздох отдавался каким-то бульканьем и хрипом в легких.

Сколько времени? – вытирая ладонью, пот со лба, спросил я.

Почти десять.

Было заметно, что Степан уже немного принял на грудь.

Чего десять?

Вечера, конечно. Чего же еще.

Ну и ну, – сказал я. – Мне можно остаться?

Оставайся, я же уже говорил.

Слушай, я душ приму?

Да, без проблем. По коридору и налево, щеколды нет. Смой там только, а то гости белье стирали свое.

У тебя сколько человек квартиру-то снимает? – спросил я, все никак не придя в себя.

Не знаю точно. Семья из Душанбе.

Ты бы завязывал пить, да разобрался, что к чему, а то останешься без квартиры когда-нибудь, – проговорил я сквозь кашель.

Может тебе лучше домой поехать, а? – зевая, спросил Степан. – Раз не нравится у меня. Тебя сюда никто не звал. Сам пришел.

Да ладно, ладно, не ворчи. Я так… Пойду, душ приму.

Ванна была похожа на общественную сушильню. Пришлось попотеть, чтобы стало возможным помыться. Судя по шуму в коридоре, в квартире прибыло.

Выйдя из ванной, на ходу вытирая голову махровым полотенцем, я прошел на кухню и не поверил своим глазам. На шатающейся табуретке сидел розовощекий маленький мальчик, разглядывая банку с говяжьей тушенкой. Его ангельские глаза были открыты, но полны чем-то большим, чем просто любопытство. Он посмотрел на меня, улыбнулся и поставил банку обратно на стол, где лежал черный хлеб и увесистый пучок свежего зеленого лука.

Безумие этой новой одухотворенной детали делали квартиру Степана совсем немыслимой, как воздух на Луне.

Я убавил огонь на плите, чтобы в чугунной сковородке не подгорела картошка, и рассеянно спросил мальчика:

– Тебя как зовут?

– Паша, – тоненьким голосочком ответил он.

Его внимание привлекла пачка сигарет, лежащая на столе. Я взял ее и положил на холодильник подальше от глаз.

– Ты чей вообще? Как сюда попал?

Было слышно, как Степан где-то в закоулках своей квартиры с кем-то ругается. Причем самым наглым образом ему отвечали на нерусском языке. Был слышен детский плач.

– Я мамин и папин, – спокойно ответил Паша, совершенно не реагируя на шум и крики.

– Так… А где твои родители?

– Мама в больнице, а папа тут.

Ссора накалялась, и было слышно, как Степан угрожает выселить всех. Что-то упало на пол и с дребезгом разбилось.

– Ты тут посиди, дружок, а я пойду, посмотрю, что там случилось. Хорошо?

– Хорошо, – ответил он.

– Ну просто ангел воплоти, – подумал я и пошел по коридору на шум.

Картина, которая предстала моим глазам в коридоре, была плохо перевариваемой для моего сознания. Степан ползал на корточках и собирал стекла от разбившейся рамки с фотографией. Не чувствуя боли, он хватался за острые стекла, смешивая свою кровь с половой грязью.

Дверь в зал была закрыта.

Я поднял фотографию с пола и положил ее на галошницу. Потом сходил в туалет, взял веник с совком и подмел все стекла. Степан в это время что-то нечленораздельное бурчал под нос.

– У тебя есть перекись и бинты?

– Не знаю, – сказал Степан, заплакав. – Он снял рамку рукой, Макс, и кинул ее на пол со всей силы. Я ему этого не прощу.

– Успокойся, Степ, – зарычал я.

– Пошли на кухню.

В соседней комнате за дверью плакали дети.

– Не пойду, – хныча и вытирая сопли, сказал он.

Я взял его под руку и силой повел на кухню.

– Не бойся, малыш, дядя Степа порезался просто. Сейчас мы его перевяжем.

– А я и не боюсь, – играючи ответил он.

Усадив Степана на второй табурет и прислонив его спиной к холодильнику, я открыл дверцу в поисках водки, чтобы продезинфицировать руки.

– Так, что у нас тут… Пакет с апельсиновым соком. Мимо. Две бутылки с дешевым красным вином. Тоже мимо. Пиво опять мимо.

– В морозилке посмотрите, дядя, – сказал мальчик со смешком. – Папа туда положил огненную воду.

Я подмигнул ему и открыл отделение морозилки. Лежали кусок заледеневшего сала и две по 0,75 литра бутылки водки. Вытащил одну и закрыл холодильник.

– Подставляй руки, – отвинтив крышку, сказал я Степану.

– Что? Ты это… Чего удумал? Зачем продукт переводить, а?

– Замолчи и давай руки.

Он смиренно подставил свои ладони, и я полил их водкой. Степан застонал.

– Терпи.

Потом отмотал бинт, который нашелся в пустой хлебнице, и перевязал ладони.

– Ты теперь как кикбоксер, – сказал я, запыхавшись немного.

– Чепуха, пройдет, – пробубнил он и сделал несколько глотков водки из горла.

– Слушай, ты бы завязывал, а то до беды недалеко так.

– Не учи. Моя жизнь, моя квартира.

– Да я не учу, переживаю за тебя.

– А мне на твои переживания плевать! – отрезал он, ударив по столу кулаком. – Ты не бабка моя, чтобы переживать. Это та все переживала.

Паша впервые отреагировал не улыбкой, а испугом в глазах.

– Эй ты, потише. Ребенок все-таки, не будь свиньей.

Степан повернул голову к мальчику и сказал:

– Пардон, месье.

– Кстати, чей ребенок и что он тут вообще делает? Время недетское. Он сказал, что его мать в больнице, а отец здесь. Где отец-то?

Степан посмотрел на меня вытаращенными глазами. Я тоже на него посмотрел.

– Слушай, чего тебе вообще здесь надо? Вали к себе домой.

– Чей ребенок?! Это не шутки уже.

– Пошел ты…

– Паша, закрой ушки и глаза, досчитай до десяти и потом открой. Умеешь считать?

Он кивнул.

– Вот и хорошо. Закрывай.

Паша закрыл.

Я подошел к Степану, поднял его с табурета и потащил в зал. Степан зацепился рукой за клеенку, как за последнюю соломинку, и вместе с ней все попадало на пол. Одна банка тушенки закатилась за холодильник, а вторая подкатилась к раковине.

– Бум! – крикнул Паша.

– Хорошо, хоть бутылку с водкой поставил на холодильник, – подумал я.

Надежда уложить Степана на диван отсыпаться рухнула сразу, как я втащил его в зал.

Пришлось несколько раз самому закрыть и открыть глаза, чтобы поверить в реальность происходящего.

Какой-то мужик, с приспущенными брюками и в пиджаке, пристраивался сзади к девушке. Вообще ничего не понимая, я почти толкнул Степана на диван, а сам рявкнул: