Сергей Докучаев - Она уходит по-английски. Роман

• Название: Она уходит по-английски. Роман
• Автор: Сергей Докучаев
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Русское современное

« – …Вот так. Если бы я остался «там», то тут вряд ли бы что-то от этого изменилось. Вряд ли бы мир заплакал или начал скучать. Некогда. Незачем. «А до свадьбы заживет, а помрет, так помрет», – как пел Виктор Робертович Цой. Странное ощущение. По факту я жив, но, по сути, нет. Прежнего Максима нет…»

---

Заводской район, где жили родители и родились мы с братом, издавна был промышленным, центром которого являлся литейно-механический завод с грозными, как огнедышащие драконы, доменными печами.

После школы у ребят был небольшой выбор. Либо идти учиться в техникум, осваивая профессию металлурга и ежи с ними, либо, кому позволяло положение в семье, поступать в институт, учиться на инженера.

Заводской район был местом обитания целых поколений трудового народа, нескончаемыми ниточками тянущихся в далекое прошлое, и одновременно местом последнего пристанища. Так сложилось, что рядом с котлованом будущего, вечно угрюмого гиганта, располагался старый, всеми забытый погост за чертой города, с покосившимися и полусгнившими крестами.

Условия работы на заводе всегда были тяжелыми, порой нечеловеческими, люди умирали, как мухи, кто от рака или силикоза легких, всю жизнь вдыхая смолу и черную сажу в чугунных цехах, кто умирал от разрыва сердца при попадании на ноги или грудь жидкого раскаленного металла. Не спасали даже стальные башмаки и защитный стальной фартук. Кому-то просто проламывало череп вместе с каской тяжелыми крюками. Ломали спины, ноги, руки, выбивало плечи, засыпало рудой или углем.

Всех хоронили тут же, под стенами завода, давая в их честь последний паровой гудок, а по мере роста района места стали давать уже всем жителям. Я запомнил картину из детства, когда мы с мамой ждали возле проходной отца. Из одних ворот валит мужичье, после ночной смены, быстрей выпить холодную кружечку пива, а через соседние ворота, внутрь кладбища, двигается похоронная процессия. Вот такие два потока жизни. Завод был сердцем района, а рабочие его кровью, которой требовалось постоянное обновление.

Весь двадцатый век гигант богател, расширялся, расстраивался, становясь похожим на огромного спрута. В своих щупальцах крепко держа не только цеха и склады, но и детские сады, техникум, пионерские лагеря, два бассейна, стадион, десяток многоэтажных жилых домов, садовые товарищества, больницу, библиотеку. Завод десятилетиями кормил целые семьи, награждал медалями и грамотами, выписывал путевки на море, бесплатно лечил. На первое мая отец всегда надевал свои трудовые ордена, прицепляя их на лацкан пиджака, и с гордостью проходил мимо доски почета, где совсем недавно повесили по центру его фотографию.

После перестройки и последующей за ней разрухой и приватизацией, завод представлял собой жалкое зрелище, доживая свои последние дни. Директора менялись с умопомрачительной быстротой, успевая все же ухватить свой лакомый кусок. К середине 90-х за долги было распродано почти все имущество: бассейны, лагеря, больница, дома, стадион. Цеха начали закрываться один за другим, отмирая от тела завода как гангрена, и тут же сдавались в аренду под производство конфет, печенья, выпуск журналов. Даже кино снимали. Такой антураж еще поищи.

Последний свой дом завод с горем пополам сдал в 1992 году, тот самый, в котором сейчас обитали мои родители и где мы не так давно жили с братом.

Конечно, когда организм умирает, когда сердце начинает барахлить – это непременно сказывается на качестве крови. Рабочие, месяцами сидящие без зарплаты, потихоньку спивались, опускаясь на дно. Молодежь больше не шла на завод. Начиналась новая эпоха.

Эпоха бизнеса, рэкета, легких денег, эпоха компьютеров и торговли. Кладбище, правда, отнюдь не пустовало. В лихие девяностые заводская поросль вступала в ряды различных группировок и довольно быстро оседала на погосте, успев принести в дом пожилых родителей цветной телевизор или видеомагнитофон.

Завод еле дышал, сердце района мучила нестабильная стенокардия от нехватки финансирования и отсутствия заказов. Перспектива родителям найти другую работу, потерявшим здоровье в цехах, была невелика, но я старался об этом не думать. Мы с Катей были счастливы. Мы любили друг друга и наслаждались молодостью, близостью и свободой. Я создал свою собственную семью, и мне нужно было думать только о ней. У нас и своих нерешенных проблем хватало.

Проходная завода была закрыта на большой замок, рядом в сугробе на двух опорах стояла покосившаяся доска почета. Включив аварийку, я вышел из машины, достал из багажника тряпку, пролез по снегу к доске и вытер с чудом сохранившегося стекла всю придорожную грязь. Моему взору предстали три фотографии почетных работников завода за 1987 год, среди которых по центру был отец. Еще молодой, с волосами, улыбающийся. Фото, правда, немного выцвело, поблекло за десятилетия, но черты лица оставались различимы.

Я поднял голову и посмотрел за ограду. Вдалеке виднелись остовы наклонившихся печных труб, которые подобно карельским корабельным соснам больше никогда не будут использоваться по назначению. Их век давно прошел и сам я уже никогда не смогу надеть тяжелые чугунные башмаки, как мечтал в детстве.

– Ладно, пора ехать, – подумал я, садясь в машину. – Странно, что фото еще осталось…

Я побрызгал духами пальто в попытке скрыть запах табака, понимая, что бесполезно. У меня всегда была одна отмазка для мамы: «Коллеги дымят в машине». Говорить, что я начал курить, как-то не решался. Посмотрел в зеркало заднего вида на свое бледное лицо, мешки под глазами и пожелтевшие местами зубы.

Вспомнилась любимая фраза Катьки: «А где деньги, дорогой? – В мешках. – А где мешки? – Под глазами, дорогая». Взяв с заднего сиденья коробку конфет, я вышел из машины и направился к родителям.

Глава 4

Дома никого не было. Я достал свои ключи, открыл дверь и вошел внутрь. Еще не успел снять пальто, как все нутро постепенно стало заполнять странное щемящее чувство, проснувшееся в самых глубинах моего сознания.

Воздух, наполненный запахами жареного мяса вперемежку с лаком для волос и дешевыми мамиными духами, манил и будоражил все рецепторы головного мозга.

Врачи правы, когда говорят, что человек находящийся в коме, может реагировать на голос матери, запах ее кожи и прикосновения рук.

Все эти запахи, бытовой уют, наледь на стеклах вызвали во мне приступы ностальгии о давно ушедшем детстве.

Как просыпаешься утром в воскресенье позже всех, подбегаешь к окну босыми ногами, а на градуснике мороз в минус тридцать и метель. Тут же нос улавливает, как с кухни веет духовитым лавровым листом и жареным фаршем. Засовываешь ноги в тапки и, не умываясь, бежишь на кухню, где вся семья – брат, мама и отец, под радио «Маяк» с чаем едят блины, начиненные мясом, да так, что трещит за обеими щеками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.