Сергей Докучаев - Она уходит по-английски. Роман

• Название: Она уходит по-английски. Роман
• Автор: Сергей Докучаев
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Русское современное

« – …Вот так. Если бы я остался «там», то тут вряд ли бы что-то от этого изменилось. Вряд ли бы мир заплакал или начал скучать. Некогда. Незачем. «А до свадьбы заживет, а помрет, так помрет», – как пел Виктор Робертович Цой. Странное ощущение. По факту я жив, но, по сути, нет. Прежнего Максима нет…»

---

На улице уже горели фонари, тусклый свет от которых еле-еле пробивался сквозь мерно падающие хлопья снега. Мы, не торопясь, шли по дороге.

– Я хочу скопить денег и уехать из этого проклятого дома, – сказал, ежась от холода, Степан. – Мне все здесь опротивело: все, кто тут когда-то жил, справлял свадьбы, юбилеи, поминки. Тусклый свет в окошке за зеленой шторой у бабки Мани опротивел. Я даже не знаю, жива ли она еще? Мужичье заводское, играющее в домино, опротивело. Качели ржавые опротивели. Тут повсюду смердит, как прокисший квас. Когда-нибудь все равно снесут его, сравняют с землей. Подкоплю денег, продам квартиру и на море – жить, где тепло, где нет затхлости.

– Не переживай. Накопишь и уедешь. Главное, пить завязывай.

Мы подошли к магазину и решили выкурить по сигарете.

– Однажды в детстве мне как-то не спалось из-за ангины, – сказал я. – Так вот, сижу на подоконнике и своими глазами сквозь пелену окна вижу деревянные дома, молоденький тополь и двух влюбленных под ним на лавочке. Говорят, раньше на месте нашего микрорайона была деревня. Потом ее снесли, проложив бульвар и выстроив панельные дома. Старый тополь у нас во дворе, кстати, после видения почти сразу срезали. Остался лишь пень. Вот и скажи – что это?

– Ты не пил в тот вечер? – спросил он, все еще шатаясь.

– Смеешься, что ли? Мне лет шесть было от силы.

– Тогда не знаю, – сделав несколько затяжек и кинув сигарету, сказал он. – Пошли. Холодно.

Я тоже свою сигарету выкинул и растер ногой.

Мы, ежась от мороза, быстрей зашли внутрь, взяли корзинку и направились сразу в винно-водочный отдел.

– Помню, как вместо этого супермаркета, был обычный гастроном и вон в том углу (Степан показал рукой) стоял автомат по продаже томатного сока. Ты брал чистый стакан, бабушка клала в кассу две копейки, и тебе наливали самый вкусный в мире сок.

– А я помню последние автоматы с газированной водой на улице.

– Сейчас они уже на свалках, наверное, ржавеют, – ответил Степан, рассматривая этикетку на бутылке.

Охранник стоял рядом и как бы тоже рассматривал этикетки.

Положив в корзинку бутылку водки, кока-колу, сигареты и несколько бутылок пива, мы пошли на кассу. Охранник уже стоял около входной двери.

– Девушка, а не хотите составить мне на ночь компанию? – спросил Степан кассиршу заплетающимся голосом.

Она подняла на него свои недобрые уставшие глаза и буркнула:

– Егор, иди сюда.

Охранник Егор сразу подошел.

– Так, спокойно, – сказал я. – Не нужно охраны, сейчас мы расплатимся и уйдем. Он пошутил просто.

– Знаю я вас, шутников, – сказала она. – Ходят тут всякие по ночам. Вам лучше убраться по добру.

Я не стал реагировать, оплатил молча покупки, уложил все в пакет и повел Степана на выход.

– В этом гастрономе всю жизнь проработала моя бабушка, а вот кто ты такая?! – крикнул Степан. – Сама убирайся!

– Замолчи, дурак, – сказал я. – Тебе пить совсем нельзя.

Мы вышли на улицу. Я плотно укутал горло в воротник пальто и надвинул на лоб шапку.

– Тебя проводить?

– Сам дойду, – пробурчал Степан и пошел в сторону дома, брякая бутылками в пакете.

На самом деле, это не дом Степана – прокисший квас, а молодость наша уже смердит. Призраки, одни сплошные призраки, как в нашем конструкторском бюро, где я один на всем этаже работал за кульманом, в затхлом помещении с тусклой лампочкой.

Теперь моя жизнь – это Катька. Мой смысл жизни – это сделать ее счастливой. А как я буду зарабатывать эти деньги – совершенно неважно. Будет она счастлива, будет и мне хорошо. Жизнь сузилась до одного человека. Эта компактность мне нравилась, а Степан, Андрей, Ленка – это всего лишь гнилые яблоки на дереве жизни. С минуты на минуту должны были упасть.

Глава 3

Телефон истошно трезвонил уже второй раз. Я с трудом разлепил правый глаз и решил не снимать трубку. «Кто сейчас вообще пользуется домашним телефоном?» – вопросительно подумал я. Трубку положили.

Сон вновь начал завладевать моим сознанием, но, где-то через десять минут, уже в третий раз надоедливый китайский мотивчик из трех нот начал настойчиво хотеть, чтобы я поднялся. Мне пришлось вылезти из теплой кровати и, шатаясь, пойти на кухню:

– Але, – сказал я, чувствуя сухость во рту, как будто всю ночь ел песок.

– Спишь?

– Вить, ты, что ли?

– Я, – ответил брат. – Слушай, у тебя еще блокноты с ручками остались?

– Остались вроде, – ответил я, посмотрев через балконную дверь. – Коробки две кажется.

– Поделишься?

– Приезжай, забирай хоть все.

– А тебе не нужны они, что ли, в работе?

– На складе потом еще возьму. Меня от этих ручек уже мутит.

– Через часик тогда буду.

– Хорошо.

На другом конце провода положили трубку.

Я жадно выпил стакан воды, стоя босиком на холодном полу. Желудок принял воду как что-то чуждое. Снова затошнило. Пришлось порыться в аптечке, достать десять таблеток активированного угля, растолочь их и запить вторым стаканом воды.

В ванной меня пробило на кашель. За последние шесть месяцев я дважды переболел ангиной. Приходилось пить антибиотики и на ногах с температурой ездить на работу.

– Главное, получить должность и дотянуть до отпуска. Тогда приведу себя в порядок и отдохну. Не время сейчас расслабляться.

Голову мыть не стал. Бабушка всегда говорила, что по воскресеньям мыть голову— грех. И бриться не стал. Почистил зубы и немного замазал синяк Катькиным тональным кремом. Попытался расчесать свой ежик на голове, но плечо заныло еще сильней, чем вчера.

– Ну и вид… – подумал я про себя, выключив в ванной свет и пойдя на кухню.

Я вытряхнул полную окурков пузатую пепельницу в мусорное ведро и открыл окно, чтобы проветрить. Вымыл две тарелки, что лежали еще с пятницы в раковине, и поставил вскипятить воду в чайнике. Не найдя под кипой бумаг и пакетов пульта от телевизора, включил его по старинке нажатием кнопки.

В новостях говорилось, что все коммунальные службы города брошены на уборку улиц и к понедельнику все будет чисто.

Раньше снег сыпал на толстые шкуры мамонтов, теперь же он падает вниз на норковые шубы женщин, торопливым шагом бегущих по мостовым. У людей в городах есть не больше часа, чтобы насладиться белой красотой. Тонны песка, соли и реагента быстро делают свое дело.

В городе снежинки умирают быстрей, чем комары летом. Когда-нибудь мы все забьемся жить в крохотные комнатки стеклянных башен под самое небо, и уже некому будет увидеть, как снежинка упадет на брошенную древнюю мостовую, некому будет слепить снеговика и поиграть в снежки. Судя по тому, что происходит в мире, до этого осталось недолго.

Есть не хотелось, и, выпив чашку черного чая без сахара, я вышел на балкон покурить, где к горлу так подпер комок, что пришлось спешно бежать в туалет. Обхватив обеими руками чуть вздувшийся овал живота, из меня вышла черная жижа из не растворившихся до конца таблеток.

Обессиленный я повалился в велюровое кресло. Появилась опять одышка. Сосчитал пульс. 110 ударов в минуту. Было ощущение, что кровь проникала в сердце лишь частично, да и та часть каким-то странным образом успокаивалась и забивалась в угол одного из предсердий словно мышь.

Посмотрел вокруг. Катькина одежда была разбросана по всей комнате: пару лифчиков, несколько пар носков, три сорочки, одно черное шелковое платье и черный кожаный клатч. Пришлось заставить себя подняться и запихать все, что не попало в чемодан, обратно в шкаф, как попало.

– Неужели так сложно не раскидывать вещи? – подумал я с раздражением. – Или хотя бы убирать за собой. Это же элементарно.

Раздался звонок в дверь.

Если честно, я был рад, что Катьки сейчас нет дома. Отношения у нее с Виктором оставались натянутыми уже давно в виду вечной его хмурости и характера, похожего больше на отцовский бескомпромиссный темперамент.

Она даже порой задавалась вопросом: «А родные ли мы братья?»

Я такое слышал не только от нее. И, правда, схожесть с братом у меня была минимальная. Практически ее и не было. Максимум во что могли поверить люди, когда видели нас вместе, так это то, что мы двоюродные, но никак не родные братья.

У него светлые жесткие волосы, словно это щетка для раковины, у меня – темные мягкие. Он мускулист, у меня тельце рыхлое. У него глаза синие, у меня карие. А что касается внутреннего мировоззрения, то там вообще прошивка была, как у Союза и Аполлона. Кардинально иная философия жизни, привычек, увлечений. Но при всем при этом мы все же являлись родными братьями, как ни крути. Кровь есть кровь.

– Жена надолго уехала? – спросил брат, делая глоток чая.

– Скоро возвращается уже.

– Что-то у вас тут табаком все пропахло. Курите?

– Друзья были в гостях недавно, – пытался оправдываться я.