Андрей Углицких - «От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017)

• Название: «От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017)
• Автор: Андрей Углицких
• Жанр: Критика

Сборник эссе, рецензий, литературных портретов и журнальных обзоров, статей – трактатов, публицистических очерков и критических отзывов, интервью и этюдов. Круг обозреваемых авторов включает в себя как классиков (Бунин, Фет, Есенин, Булгаков и др.), так и почти неизвестных широкой читательской аудитории современных литераторов новейших поколений. Издание подводит итог двадцатилетней работы (1997—2017) автора в области литературоведения и литературной критики. Авторский указатель – 195 имен.

---

Иными словами, перед нами типичный пример соломонова решения – некоего компромисса, попытки сочетания возможного и невозможного, жесткого временного лимита – с желанием максимально раскрыть характер главного героя, впрячь в одну упряжку коня и трепетную лань…

7—8 мая 2013

«Душа, да пребудет чиста» О Вячеславе Васильевиче Захарове (1946—2016) и его книге «Песенный свет». Стихотворения. – Глазов, 2015.

***

О поэтах и их книгах можно (и нужно) рассказывать по – разному.

Традиционно литературное творчество рассматривают через призму биографий поэтов и писателей (историко – биографический метод). Но можно, образно говоря, «зайти с иного бока» и попытаться «дешифровать» сложные внутренние миры литераторов, опираясь на принадлежность последних к тем или иным школам, течениям, эпохам, культурным слоям и пластам (литературно – культурологический подход). В ряде случаев обоснованно применение «точечных», «зондовых» исследований и методик (использование семантологического, лингвинистического, иных подходов) для определения степени уникальности и оригинальности рифмического и образных аппаратов (творческий метод). Но чаще всего озвученные выше техники сочетается, «микшируются», поскольку одного, пусть, даже самого – самого метода оказывается недостаточно…

I

Писать о глазовском поэте Вячеславе Васильевиче Захарове всегда непросто. И – ответственно. И не только потому, что всякий творец по определению всегда больше, шире, многограннее своих сочинений. И не только затем, что поэт этот давно стал подлинным поэтическим «брендом» не только города Глазова, но и всей Удмуртии. Человек – легенда, словом. Всего этого В.В.Захаров удостоился не абы как, а благодаря бескорыстному, верному, многолетнему служению Ее Величеству Литературе и Его Высочеству Слову. Конечно, по – хорошему, об этом замечательном человеке надо было бы не только эту кратенькую статью, но и целую книгу написать! С разделами: «Захаров – поэт», «Захаров – литературный критик», «Захаров – ученый – филолог», «Захаров – педагог высшей школы», «Захаров – художник». Захаров ее достоин. И как заслуженный работник народного образования Удмуртской Республики, и как профессор кафедры русского языка и литературы Глазовского пединститута, и как признанный поэт, член Союза писателей Удмуртии и России! Тщусь надеждой, что когда – нибудь труд такой состоится, увидит свет. Но все это – только во – первых…

Во – вторых, трудно, больно писать еще и потому, что, к сожалению, «Песенный свет» – последняя книга поэта. Она для него – как поздний ребенок. Трудный, долгожданный. С непростой судьбой, сложной историей (которую обязательно расскажу). Книга, путь к которой пролег для Захарова не просто через годы, а через десятилетия и десятилетия размышлений и сомнений, через пропасти переменчивых времен, сквозь социальные бури и катастрофы. Это был путь, вобравший и крушения смыслов, и воскрешение надежд, «почти что молчание», и робкий пафос запоздалого, но возрождения. В общем, «Песенный свет» – по сути, и по букве своей, лебединая песня захаровская…

II

Полагаю, что весьма и весьма недалеки от истины те, кто утверждает, что всякий поэт – есть, суть, квинтэссенция своих стихов, что сам по себе он есмь лучшая к ним иллюстрация.

И все же: кто же, кто же герой наш?

Почему стихи его такие, какие они есть?

И как, каким образом, за счет чего сумел он достичь таких высот и на поэтическом, и на иных поприщах, в чем причина успеха Захарова, иными словами?

А заключается она, на мой взгляд, в удачном сочетании, комбинации, по меньшей мере трех составляющих жизни и судьбы нашего героя.

Первой из них являются врожденные самим Богом самому Захарову ниспосланные творческие способности, то есть, ничто иное, как собственно поэтический дар автора «Песенного света».

Появившись на свет в тяжелейшие послевоенные годы (1946), будущий поэт с раннего детства демонстрировал, проявлял разнообразные творческие склонности (литература, изобразительные искусства, художественная лепка). Знакомство с некоторыми таких работ, наводят на мысль о том, что Слово и Цвет Захаров слышал и видел сызмальства. Что открыто ему было. И хотя, такие творческие натуры – универсалисты никакая не новость ни для русской, ни, тем более, для мировой литературы (рисунки Пушкина, Лермонтова, М. Цветаевой, Ж. Кокто, А. Рембо и др.), ибо, согласно расхожему убеждению, «все дети вообще талантливы», было, было уже тогда, в тех самых ранних поделках, рисунках, стихах юного Славы Захарова нечто особое, что – то такое, что заставляло уже тогда, изначально предположить незаурядность автора их.

Малой родиной В. Захарова, как известно, являются Вятские Поляны, что вольно раскинулись на берегу реки Вятки, что в Кировской области.

Казалось бы, обычное поселение, одно из тысяч и тысяч, разбросанных по всей территории необъятной нашей родины. Но, как выясняется, во многом именно в таких вот, миниатюрных городочках – шкатулочках хранится вечно, как хранятся письма – треугольники фронтовиков в семьях не вернувшихся с войн, самоё дух и культура России, язык ее, вот эта вот ее особенная, неподвластная никаким модным веяниям переменчивых и коварных времен укорененность, медитативная сосредоточенность, основательность. Которая и есть корневая основа всего – всего, и есть «соль земли» нашей: и всей нашей государственности (в широком смысле), и литературы (как важной составляющей части ее). Ведь именно с таких вот небольших литературных «родничков» («население около 30000 человек», «Никольским собор», «Рождественский монастырь», «Памятник Героям Великой Отечественной войны на площади Победы в городском парке», «среднегодовая температура +3,7°»), и впрямь начинается, по мнению моему, неохватная, воистину великая река, «Волга» всей нашей великой литературы. Ибо, как справедливо замечено некогда тем же Львом Ивановичем Ошаниным, таким же, кстати, как и Вячеслав Васильевич, уроженцем небольшого городка: «Издалека долго течет река Волга…».

В известном смысле, Вятские Поляны для поэтического сознания Вячеслава Васильевича – это, суть, Град Китеж, это тот самый полузатерянный в лесной глухомани мир деревянных домиков и домов, с летними террасками, на столиках которых стоят розетки с вишневым вареньем, над которыми важно гудят в июле мохнатые шмели, с цветами в палисадниках, окруженный былинным луговым разнотравьем, полянами с медоносным травостоем, который предтеча всему. Это васнецовские русалочьи ручьи, пруды, реки. Это особая Русская Вселенная, время в которой течет на особицу. Город «тихий как сон»… Да, именно такие провинциальные городки и являются наиболее ревностными островками и ревнивыми хранителями большой русской литературной традиции. (Коренные москвичи А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов – два величайших исключения из данного правила, лишний раз подтверждающие оное).

Не случайно, что именно сюда, на берега своей полноводной Вятки, так часто стремился поэт в своих стихах («Я еду в Поляны, родные Поляны, где к вечеру зреют седые туманы… Где ночью мне светит из детства звезда. Где бьется в логу ключевая вода»).

III

Вторым, крайне важным обстоятельством биографии В. Захарова является тот факт, что судьба свела его удмуртским городом Глазовом. Городом, в котором наш герой учился, обрел профессию, с котором связал всю оставшуюся жизнь: трудовую, научную, творческую, семейную…

Как именно случилось так, почему выпускник средней школы из крошечного вятского городка решил продолжить обучение не где – нибудь, а именно здесь, на самом севере Удмуртии, что конкретно подвигло его к поступлению на филологический факультет именно Глазовского пединститута, неизвестно мне, но, думается, что выбор сделан был и выбор был сделан исключительно правильный.

И вот почему.

Речь о существовании не подтвержденной, конечно же, никакими официальными документами, но тем не менее де – факто, полагаю, что существующей «глазовской литературной аномалии» («ГЛА»). Рискну заявить об этом, даже несмотря на то, что система «доказательств» существования этого полумифического «образования» всякому мало – мальски скептически настроенному человеку, скорее всего, покажется не слишком – то убедительной. Бог с этим, я и сам понимаю, что все это больше предположения, скорее, догадки, нежели твердые основания. Но, в то же самое время, думается, предположения эти не вполне безосновательные, а догадки – не такие уж и далекие от истины.

Потому, что никак, по мнению моему, ну, никак невозможно не заметить, обойти вниманием самого факта существования этой действительно «аномальной зоны» повышенной «плотности», концентрации, сосредоточенности на северо – западе Удмуртии, а если еще конкретнее – в городе Глазове и прилегающем к нему районе, значительного числа людей, не просто влюбленных в литературу и активно занимающихся сочинительством, но и достигших на этом поприще значительных высот, уровня признанных мастеров слова. В том числе, поэтического. Важно также, что, исторически существование этой далеко не курской, и вовсе даже не магнитной, но – аномалии, отслеживается в течение многих и многих десятилетий!