О. Странник - Маски любви и смерти

• Название: Маски любви и смерти
• Автор: О. Странник
• Жанр: Современные любовные романы

Конец 80-ых, страна накануне больших перемен. Весёлая богемная компания студентов СПб Академии художеств, актёров и кинематографистов ищут свои пути в стремительно меняющейся жизни. Приключения, легенды, кладоискатели, цыгане, коллекционеры и их сложные отношения на фоне драматической истории любви с открытым финалом в мистическом городе Санкт-Петербурге.

---

– Не мельтеши в подробностях, бери сначала общО, вот посмотри сквозь прищур, увидишь общее соотношение светов и теней, а они и создают объём… Рисуй не только то, что видишь, но и то, что знаешь…

Подходит ближе, гудит за панасюковской спиной:

– …они никогда не бывают квадратными, только круглыми… – и тычет карандашом в груди на ватмане, Панасюк бормочет:

– А как же кубисты, Пикассо?

– Фу, кубист нашёлся, ты сначала их круглыми научись рисовать… Перемещается за спину пышной Лены, та добросовестно, закрыв один глаз, карандашом в вытянутой руке проверяет пропорции. Натурщица просит перерыв – передохнуть, спина затекла. Все тоже распрямились, зашевелились; Хижа велит Лене посмотреть на рисунок в зеркало, она приноравливает зеркальце, смотрит и ахает сокрушённо – все огрехи-то как видны! Я тоже беру зеркало, Цветков выхватывает зеркало у Лены. Да! Интересный эффект – зеркальное изображение, вроде всё правильно, а гармонии нет, некрасиво как-то, едва уловимая диспропорция непонятно в чём. Всматриваюсь… кажется начинаю понимать, что и как исправить. Вот ведь и на 2-м курсе на рисунки гипсовых голов тоже в зеркало смотрели – а таких гротесков не наблюдали.

– Николай Андреевич, в чём фишка, в чём подвох на живой натуре?

Хижа усаживается, натурщица воздвигается, он объясняет:

– То гипс, а то живое тело. Вот вроде бы точно так она встала, а голова на полсантиметра влево ушла, локоть чуть выше, ты рисуешь, как сейчас видишь, а рефлекс в тенях как раньше падает, миллиметра на 3—4 сместился. Она дышит, микродвижения присутствуют, вы их не видите, а кто и видит, не будет же каждые 10 минут уточнять… Кроме того, известно, что если фото в анфас разрезать пополам и сложить две левые половинки и две правые, получатся два совершенно разных лица. Это всё – симметрия – асимметрия, да ещё и зеркальная симметрия. А зеркало, к тому же, не бинокулярно смотрит, как человек двумя глазами, у зеркала монокулярное зрение, если можно так выразиться, зеркало «смотрит» как бы одним глазом, да в зеркальной перевёрнутой симметрии, а вы видите отражение опять бинокулярно, вот вся дисгармония и вылезает. И почитайте-ка Павла Флоренского «Иконостас» про условность линейной перспективы… да, и всё изобразительное искусство условно… опять же, магия зеркал… почитайте об этом…

– Николай Андреевич, расскажите! – галдим мы в разнобой, он отмахивается:

– Потом как-нибудь… – и уходит.

Магия зеркал – завораживающее понятие, проявление непостижимой двойственности мира. Само зеркало – не только материальный предмет, но и ловушка, вместилище неосязаемого отражения, фантома. Что же происходит в Зазеркалье? Оно-то и морочит сознание, зеркальное стекло – магический прибор, соединяющий образы грубого и тонкого мира, мистификатор, хранящий вереницы людей и событий, когда-то отражённых в нём. Опять смотрю в зеркало на рисунок, кроме рисунка вижу край своего мольберта, часть Лениного с её рисующей рукою и дверь в коридор. И вот вижу – дверь тихо и медленно приоткрывается, в щель всовывается голова в зелёной треуголке, плюмаж, букли парика, тень на лице до середины щеки… Я быстро оглядываюсь на дверь – никакой головы, пустая, тёмная дверная щель, она беззвучно расширяется, дверь отворяется, входит запыхавшаяся опоздавшая Нина с планшетом подмышкой и со словами: «Ой, а кто это был?». Никто не обращает внимания, она часто опаздывает, живёт где-то в новостройке, то ли на Непокорённых, то ли на Недострелённых. Внешне она похожа одновременно на монашенку и на хипницу – волосы на прямой пробор, бледное лицо без косметики, длинная юбка, фенечки из кожаных тесёмочек и бусинок. Девушка, выросшая в хрущёвке, она как-то зашла ко мне на 2-ю линию и была потрясена нашими 4-хметровыми потолками и 15-тиметровой кухней, ей было не по себе, привыкшей к тесноте малогабаритки. Прямая, наивная и искренняя, она тогда сказала, оглядываясь и косясь на потолок:

– Ой, я первый раз в жизни в таком жилом пространстве, ну, в квартире такой, музеи и учреждения, те не в счёт…

Итак, никто не обратил внимания на её восклицание «…ой, кто это был?», а если бы кто-нибудь и обратил, то не понял бы ничего – все сидели так, что не видели приоткрытой двери и головы в треуголке не видели, которая отразилась только в моём зеркальце. Нина, усаживаясь и пристраивая подрамник на мольберте, продолжала вопрошать: «Ой, а кто это сюда заглядывал в треуголке и камзоле, я чуть не столкнулась в коридоре?».

Тут подал голос угрюмый Павел, сторожил Рисовальных классов и вечный абитуриент:

– В треуголке? Так это призрак Кокоринова был, архитектора, строителя и первого ректора нашей Академии художеств. Вы что, не знаете? Он же повесился на чердаке здесь и привидением бродит по лестницам, коридорам и закоулкам вот уже двести лет…

Натурщица поправила очки, переступила как застоявшаяся лошадь – все завопили:

– Нина Ивановна, голову чуть выше, не так было… – она приняла нужное положение и подтвердила, что тоже знает про привидение, вот и сотрудники музея рассказывали, что не раз видели фигуру в треуголке, мелькавшую в длинных полутёмных коридорах. Нина замерла с карандашом наперевес: «Да ладно вам, что вы меня пугаете…»

В этот момент вошёл Хижа: «Кто, кого и чем пугает?».

– Да вот, Нине явился призрак Кокоринова в коридоре.

Хижа засмеялся:

– Кокоринова? Надо же, какое совпадение, его Гоша Полтинников сейчас пишет, эскизы делает, он работает над историческим полотном к 200-тилетию, в 1989 году, завершения строительства здания Академии художеств по проекту Валлен-Деламота и Кокоринова. Это будет большое полотно вроде знаменитой картины Якоби «Инаугурация Академии», а у Полтинникова и Кокоринов присутствует среди исторических деятелей и придворных чинов вокруг Матушки-Императрицы. Кокоринов ведь и на памятнике 1000-тилетию России в Новгороде Великом среди самых знаменитых персон изображён. А вот хотите посмотреть, как Гоша Полтинников работает? Я как раз собираюсь в его мастерскую, он просил зайти, что-то там посоветоваться… Ну, вы его знаете – живописец, заслуженный художник, руководитель мастерской. Сейчас наши часы заканчиваются скоро, пошли, кто хочет, в его мастерскую…

И мы пошли…

2. Маски и пляски

…и мы пошли…

Из класса мы спустились по лестнице и вышли в один из двориков внутри квартала между Невой и Большим проспектом, застроенного с 18-го века различными службами, домами и домиками, принадлежащими Академии Художеств. Многочисленными арками, проходами и подворотнями внутри квартала можно было пройти на 3-ю и 4-ую линии, а через подъезды и из дворов – на Большой проспект. Посредине квартала – обширный сад и, парадным фасадом на Неву, главное здание – великолепное творение Ж. Б. Валлен-Деламота и Кокоринова, который в день закладки здания Академии был избран профессором архитектуры, потом – адьюнкт-ректором, затем – ректором Академии, и, по легенде, в 1772-м повесился в своём кабинете… или на чердаке?

Путь наш лежал в главное здание, в мастерскую Полтинникова. В ноябрьских сумерках, под моросящим дождём, обходя лужи, мы тянулись захламлёнными переходами за нашим Хижой, как Данте за Вергилием по кругам Ада. И вот, в круге первом, в свете тусклого фонаря, неверно мигающего с 3-ей линии, в конце очередной подворотни, нам показалось (или мы действительно увидели?) страшную полуголую фигуру, в рванине, мертвенно-белую, нелепо вывернутую, на одной ноге и с кривым костылём; на голове – косо нахлобученная, поникшая от дождя, треуголка. Рядом валялся какой-то хлам. Хижа резко остановился, наше растянувшееся шествие застыло шагах в пяти за его спиной. Фонарь качнул пятно света на фигуру, послышался звук открывающейся, невидимой нам за углом, двери, вырвалась громкая музыка, яркий свет подсветил фигуру с другой стороны. Фигура, казалось, дрогнула, упала двойная тень и поползла к нам, и радостный густой голос возгласил:

– Николай, Хижа… это ты, что ли? – так заходи, мы большой заказ празднуем, ты с учениками? – так все заходите…

Мы подтянулись к свету, за углом, в открытых дверях здания Гипсоформовочной мастерской стоял мужчина в переднике и газетной треуголке и приветственно размахивал откупоренной бутылкой. Теперь стало видно, что рядом, прислонённая к куче строительного мусора, криво торчала покалеченная гипсовая фигура, вместо одной ноги – кривая арматура, на плече – ветошь, на безносой покоцаной голове, как у маляра во время ремонта, заляпанная газетная треуголка. Отбитая нога и другие обломки валялись рядом. Мы перевели дух и гуськом за Хижой втянулись в гостеприимно распахнутую дверь. В мастерской шёл ремонт с побелкой и параллельно гремел музыкой праздник Большого Заказа. Радушный хозяин, оказавшийся известным скульптором Михаилом Подозёровым и приятелем Хижи, был похож на художника Куинджи и чем-то неуловимо на орангутанга. Он пояснил сочным басом, что вышел во двор в нетерпении встретить «гонца в магазин без продавца» и, как выяснилось, вовремя вышел и спас нас всех от страшного гипсового калеки, пострадавшего от ремонта – «…ну, уронили и выставили во двор…».