О. Странник - Маски любви и смерти

• Название: Маски любви и смерти
• Автор: О. Странник
• Жанр: Современные любовные романы

Конец 80-ых, страна накануне больших перемен. Весёлая богемная компания студентов СПб Академии художеств, актёров и кинематографистов ищут свои пути в стремительно меняющейся жизни. Приключения, легенды, кладоискатели, цыгане, коллекционеры и их сложные отношения на фоне драматической истории любви с открытым финалом в мистическом городе Санкт-Петербурге.

---

Он приглушил музыку, мы стали рассаживаться и с интересом осматриваться. Всюду стояли накрытые и не накрытые гипсовые копии антиков и пролетариев, Ленины в кепках на голове и в руках теснились по углам, шаткие кОзлы и лестницы-стремянки торчали у дальней стены, на полках стояли носы, уши, орнаменты и головы, которые мы рисовали на 1-м и 2-м курсе. Сухое личико Вольтера ехидно улыбалось, голова Кондотьера Гаттамелаты надменно смотрела на меня сверху вниз, дальше полка была прикрыта клеёнкой. Подозёров налил всем в разнокалиберные ёмкости, и Хижа поднял свой стакан:

– За Большой Заказ, Михаил, дружище! Пусть почаще будут… а этот твой гипс во дворе, покалеченный… я уж думал, ведь ноябрь как раз, вода прибывает, так я подумал, что скульптор Михаил Козловский опять с Лазаревского кладбища в родную Академию добрался… опять промок и замёрз, обогреться будет проситься, как почти каждую осень, при северо-восточном ветре, когда могилу водой заливает…

Михаил тоже поднял стакан, утонувший в громадной руке:

– Так помянем же тёзку моего незабвенного, учителя наших учителей, а придёт – так пустим… и нальём ему… – Михаил Подозёров уже изрядно пьяный, помахал стаканом – …помянем великого создателя «Самсона» и Суворова в образе Марса!

Все выпили, Нина смотрела испуганно: «…то призрак Кокоринова, то теперь Козловский с кладбища…», – прошептала она.

Подозёров, разливая Хиже и себе остатки, продолжал:

– А вы знаете, что Михаил Иванович Козловский сначала был похоронен на Смоленском кладбище, у нас на Васильевском, не так далеко от Академии художеств. Это потом его прах был перенесен в Некрополь Александро-Невской лавры, оттуда ему, конечно, теперь далековато добираться. Но он всегда подходит не дворами, а к главному подъезду Академии, ему, как гению и профессору полагается, и стучит в двери, швейцары утверждали, что в шуме дождя и завывании ветра слышны слова: «Я стучу, я – скульптор Козловский, со Смоленского кладбища, весь в могиле измок и обледенел. Отворяйте!», – пророкотал Михаил утробным басом и постучал в ближайшую стенку опустевшей бутылкой…

И тут эхом раздался стук в дверь… Нина побледнела, у Алёны расширились зрачки, Хижа вздрогнул и уставился на Михаила, реакция остальных осталась за кадром… Михаил же радостно заржал и с восклицанием – ну, тебя только за смертью посылать! – сжимая в могучем кулаке пустую бутылку, распахнул дверь, и… это оказался гонец в магазин без продавца, вовремя подоспел с полной сеткой полных бутылок. Следом за ним подошли ещё два скульптора, и тут началась попойка, вошедшая в анналы мастерской Подозёрова как «Поминки по Козловскому». Михаил поднимал стакан за стаканом за каждую из скульптур своего знаменитого тёзки – за Изяслава уязвлённого, Амура со стрелой и Амура Спящего, за Екатерину Великую-Минерву и множество других, вЕдомых далеко не каждому… Потом пошли тосты за его учеников и, по нисходящей линии «учитель-ученик», соборно добрались до Подозёровского то ли деда, то ли дяди, скульптора Ивана Подозёрова, выпив за которого, Михаил, с величественным мановением руки – продолжайте, мол, други – удалился в закуток, на диванчик – «подумать и погрустить» – так объяснил он своё внезапное уединение.

Остальные с пьяным энтузиазмом, перебивая друг друга, вспоминали менее известные работы Козловского и пили за них. Угрюмый Павел оживился и заспорил со скульптором Адиком о пластике и экспрессии.

– Что ты понимаешь в объёме и трёхмерности, ты, раб плоскости, – кричал гордый скульптор. – только мы, ваятели, равны Творцу, Первоскульптору, изваявшему Адама из праха и плювования…

– Это Спаситель из брения и плювования сотворил мазь во исцеление слепого, – парировал Павел, – а Творцу в Его трудах вылепления Адама из красной глины помогали архангелы Барадиэль и Уриэль – он, к примеру, изваял левую пятку, – Павел ткнул в гипсовую стопу на полке, – вот, которую мы на первом курсе рисовали, а Рухиэль и Баракиэль, не помню что, но тоже помогали, многие ещё, а потом некие из них, клевреты Люцифера, низ-брошены (Павел запнулся) – низз-ринуты были в пре-преисподню, так может быть, вы – скуль-скульпторы от низзз-ринутых, тёмным Муррринам и уподобились, а не Творцу…

– и Буонаротти, он что, тоже от тёмных, по-твоему? да светлее него… ну, ты, еретик, анархист… – вызверился Адик.

Насчёт Буонаротти Павел взял свои слова обратно… Мне подумалось, как интересно наблюдать за людьми – вуяризм, визионерство? – Кто я – подглядывающий или наблюдатель-естествоиспытатель, беспристрастный (или пристрастный?) свидетель, добросовестный хроникёр?

Хижа разговаривал с Алёной и Цветковым, тот преданно смотрел ему в лицо, Алёна, опустив глаза, вертела на пальце кольцо с опалом – их голоса доносились сквозь музыку: «…поступайте на очный в будущем году… вполне можете… из семьи ушёл… ну, не знаю… позанимаюсь с вами… спасибо, Николай Андреевич… мягкая манера… уверенная рука…». Бравурная музыка сменилась старым танго…

Нина от выпитого вина немного порозовела и уже не выглядела такой испуганной, её пригласил танцевать второй скульптор, оставшийся безымянным. Танцуя, они задели и с шуршанием сдвинули клеёнку с полки позади себя, из-под клеёнки показались гипсовые маски, скульптор стал поправлять клеёнку и взял одну маску в руки. Это была маска молодой женщины, как бы в чепчике, завязанном под подбородком, спокойное, милое лицо с закрытыми глазами – спящая? – тайна почила на опущенных веках…

Скульптор удивлённо Нине: «…смотри, как на тебя похожа…» – «Осторожно, не разбей, дай сюда!..» – раздался бас воспрянувшего от дум и грусти Подозёрова. Он взял маску в свои мощные руки, и все сгрудились вокруг него, с любопытством вглядываясь. Музыку приглушили, фоном звучало – «…утомлённое солнце… тихо с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви…» – старое танго забытого Гарри Петербургского, как его назвали уже в эмиграции, в Аргентине…

Осторожно держа маску, Подозёров начал:

– Это посмертная маска Марии Стюарт, – (Нина опять побледнела, у меня побежали мурашки по спине, безымянный скульптор вытаращился на Нину), – я с трудом раздобыл её. Она была сделана со слепка лица отрубленной головы несчастной королевы 8 февраля 1587 года в английском замке Фотерингей, сразу после казни. С воскового слепка были отлиты несколько масок, из них сохранились две. Одна находится в музее шотландского города Джедбург, она довольно грубо раскрашена и поэтому, наверное, похожа одновременно на Вивьен Ли и на Елизабет Тейлор. Другая – в частной коллекции дворца Леннокслав, в Шотландии, у 14-го герцога Гамильтон, среди его коллекции артефактов XVI века. Там есть и знаменитый серебряный ларец Марии Стюарт, и сапфировое кольцо королевы, подаренное лорду Джону Гамильтону, 1-му маркизу Гамильтон. Эта, – он приподнял маску, – копия того слепка с лица королевы, который сделан из воска, детали – брови и ресницы – были добавлены позже, для придания лицу жизненного подобия. О, злосчастная красавица!.. – он полюбовался на спокойное, овеянное тайной, лицо, и продолжил, обращаясь к маске. – Ты, обладательница трёх корон, воспитанная при французском дворе, одарённая всеми женскими дарованиями и соблазнами, но увы! – не королевским достоинством, которое целиком досталось твоей сопернице – Елизавете…

– Лицо совсем молодое, – пробормотал кто-то, а ведь ей было за 40, когда её… когда ей…

– …отрубили её прекрасную голову, – закончил фразу Хижа и взял маску из рук Подозёрова, – наверное, она была не из дочерей Евы, а из дочерей Лилит, на них не легла вина грехопадения, и женский век их значительно длиннее, чем у потомства нашей праматери Евы… вспомните вот – феи, ундины, суккубы…

Подозёров отобрал у него маску, повернул её к нам и продолжил рассказ:

– Да, лицо юное, главное – не опоздать сделать слепок. Мертвый человек меняется, уже через сутки из-за расслабления мышц черты лица уменьшаются и искажаются, в отсутствии кровяного давления они сжимаются, «обостряются»… живое лицо изменчиво и более или менее несимметрично, смерть же, убирая эмоции, делает человеческое лицо симметричным. Правда, смотря какая смерть… Слепок же для этой маски сделали сразу. Юный вид и вот это подобие чепца вокруг лица, – он сделал круговое движение пальцем над слепком. – это потому, что горячий воск сглаживает морщинки, а чтобы он не растёкся, лицо окружают тканью…

Он замолчал, глядя на маску, паузу заполнили звуки старого сладкого танго Чезаре Биксио, тихо шелестели слова: «…что ж ты опустила глаза, разве я неправду сказал?.. разве устами алыми ласковых встреч не искали мы…».

Он обвёл нас взглядом и задержался на Нине, мы тоже посмотрели на неё и удивлённо на маску, безымянный скульптор нервно начал: