Мадам Вилькори - Бабочка на булавочке, или Блинчик с начинкой. Любовно-иронический роман

• Название: Бабочка на булавочке, или Блинчик с начинкой. Любовно-иронический роман
• Автор: Мадам Вилькори
• Жанр: Русское современное

Бывает ли у любовного треугольника четвертая сторона? Что делать с сердечными ранами, когда личная жизнь – вдребезги, а вместо алых парусов – портянка?

Героиня романа Элина Сокольская по прозвищу Линчик-Блинчик верит, что чудеса сбываются, если, конечно, приложить к этому руки. С такой «летучей» фамилией и «прорывучим» характером – да падать?

---

В папином арсенале, как в портфеле с таранькой, водилось множество перлов. Он мог дать объявление: «Продам в хорошие руки домашнего дрессированного ласкового крокодила, который постоянно линяет и сбрасывает шкуру. Сплошная выгода: сумки, кошельки из натуральной крокодильей кожи. Бонус – крокодиловы слезы (врачуют все, даже потенцию). Бешеный потенциал! Гибкая цена! Кто дает больше, выигрывает! Звонить с 12:00 до 12:30».

Народ не укладывался в рамки папиного обеденного перерыва. Телефон трещал, не умолкая, причем очередь на крокодиловые шкурки (для сумочек с кошелечками) была меньше, чем на повышение потенции крокодиловыми слезами. Цены на несуществующего крокодила взлетали, как ртуть на поджаренном градуснике. Умаявшись отвечать на звонки, «крокодиловладелец» находил новый повод для очередного розыгрыша. Папе пытались подражать, но кто клюнет на обесцвеченную копию, если у оригинала – харизматический дар овладевать сердцами людей? Эх, почему он не подался в артисты? Мог бы стадионы собирать! А виновата баба Рива, папина мама. Услышав, что ее восемнадцатилетнего Мишеньку приглашают сниматься в кино про партизанов, сказала: «Я своего сыночка в разврат не отпущу!»

Из-за бабы Ривы мировой кинематограф понес невосполнимую утрату, но в «народные артисты» папа-таки подался. Будучи водителем «Скорой помощи», ходил по деревенским свадьбам в качестве тамады. К гонорару прилагалась натура: сальцо-мясцо, горилочка, подсолнечное маслице, мешки с картошечкой-лучком, ящики с помидорчиками-огурчиками, вишенкой-черешенкой, бидончики свежеотжатого сока прямо с сокодавильни. Под занавес, когда народные гуляния достигали апогея «назюзюренности», проделывался коронный номер. С подносом, на котором стояли две трехлитровые банки с надписями «Для молодых» и «Для тамады», обходились столы под аншлаговый тост:

– Ещо рубь, шоб стояло, як дуб!

Купюры заполняли банку тамады, минуя банку молодых!

Большего приколиста и шутника невозможно представить. Перед самым Новым годом, 31 декабря, мой доблестный папочка ходил в поликлинику лечить зубы и встретил там соседей Галю и Федю Антоненко, чью фамилию переиначил на итальянский манер – Антониони, что страшно нравилось и Гале, и Феде.

Кино и итальянцы! Дон Педро Антониони! В результате бурного семейного разбирательства, происшедшего накануне, у Гали было выбито два зуба, у Феди – забинтована голова. Несмотря на травмы, требующие врачебного вмешательства, парочка жизнерадостно улыбалась, обмениваясь благосклонными взглядами.

В голове у моего папеньки зароились идеи, как мухи над маминым вареньем. Он позвонил соприкольнику Ривкину Михаилу Марковичу с просьбой срочно прибыть с фотоаппаратом. Пока фотограф-любитель добирался, докторесса Изабелла Константиновна по прозвищу Зубная Изабелла пломбировала «сокольский» зуб. Затем в «сокольский» штаб вкатилось кресло-каталка, нагруженное снаряжением для гипсовых повязок. Всегда готовый на подвиги травматолог Вениамин Выскубов-Кудрявцев по прозвищу Выскубанный Веник (прямо в кабинете стоматолога!) накладывает гипс на «сокольскую» голову и конечности. С легкостью неимоверной (за компанию!) папенька убалтывает Зубную Изабеллу загипсовать (хотя бы!) два пальца на левой руке. Почему бы и нет? Как можно отказать? В кресле-каталке папеньку вывозят в коридор. Галя с перевязанной челюстью и Федя с повязкой на голове – рядом, в театральных позах. Картину телесно-поврежденных дополняет Зубная Изабелла с «бриллиантовыми» пальцами и Выскубанный Веник с перекошенной от счастья физиономией. Чи-и-и-з! Всей компании в гипсовой униформе – фото на память.

Какая к черту работа? 31 декабря, Новый год на носу! Шофер «скорой помощи» – за главврача. Вся поликлиника – при деле. Хохот, шутки-прибаутки. Кто больной? Позабыв о болезнях, пациенты распивают с медперсоналом шампанское. Да здравствует хохмотерапия!

Чета Антониони торжественно везет ценный груз домой. Количество сопровождающих процессию растет, как снежный ком. Почетный эскорт разрывается раскатами хохота. С кресла-каталки забинтованно-загипсованный «страдалец» непринужденно рассказывает всем желающим (а желающие желают!) историю, которая начинается словами: «Значит, так! Лежим мы с Галей. Заходит Федя…»

Кишки падали на пол! Из-за восторженных возгласов рассказ не удавалось довести до конца, пока не отпечатали фото. Впоследствии папино повествование «Лежим мы с Галей» подтверждалось предъявлением документа. Текст писали мы с папой на обратной стороне фотографии (по секрету от мамы):

«Репортаж с горячей точки! Эротическая трагедия! Любовный треугольник! Кино и итальянцы! В результате семейных разборок в больницу доставлены три человека одновременно! Галина и Педро Антониони плюс Михаил Сокольский! Расплата за поцелуи – травма всех органов, контузия головы, серьезные повреждения ротовой полости и зубной врач без двух пальцев на левой руке!»

Освобождение от гипса проводилось на дому «больного» двумя бригадами «Скорой помощи», включая травматолога Выскубова-Кудрявцева и главврача больницы. Дружеский консилиум проходил у новогодней елочки под коньячок с лимончиком. Налимоненно-обконьяченная медицина, заплетаясь ногами и языками, витиевато-нечленораздельно благодарила Тамару Альсанну за уникального мужа и коллегу.

Кстати, главврач, неоднократно страдавший от папиных розыгрышей, был за него горой даже после объявления, вывешенного на окошке регистратуры:

«К сведению медперсонала. Раздача яиц будет производиться в кабинете главврача с четверга по пятницу. Тару приносить с собой».

Медперсонал, привычный к «дифситам», частенько перепадающим по профсоюзной линии, с тарой в руках пунктуально явился за яйцами, но жуткое удивление в глазах главврача сменилось жутким разочарованием тех, кому ценный продукт не достался. Чтобы отвести гром и молнии, папа сделал отвлекающий маневр. Оказывается, американская еврейская община жаждет подарить райбольнице «Амбуланс», оснащенный новейшим медицинским оборудованием! Обычно такие машины дают для Израиля, но тут расщедрились. С условием, что за рулем будет еврей и весь экипаж – еврейский. Водитель Михаил Сокольский – готов, но с экипажем – напряженка: в паспортных данных должна стоять еврейская национальность, иначе подарок не дадут.

Ломая голову над подбором кадров (проще отказаться от «Амбуланса», чем уломать хорошо замаскированного еврея размаскироваться), главврач вспомнил о яйцах. Да уж. Полагаться на Михаила Сокольского – все равно, что доверить коту охрану сметаны.

«Самое ценное, что у человека есть, это его жизненная энергия». (М. И. Калинин)

Угомонить папину неуемную энергию – как с вилкой на танк или с граблями на бронепоезд. Не по силам даже маме, уставшей от смеха и развеселых надувательств. Какой там смех? Мама не умела веселиться без причины и, не разделяя восторг папиных фанатов, терпела папины хохмы со скорбным выражением лица. Чувство долга перед всеми и чувство ответственности за всех перетягивали чувство юмора.

Из-за гипертрофированного чувства долга мама была всем должна. На себя уже ничего не оставалось: ни времени, ни желания, ни сил. Как можно радоваться простым земным удовольствиям? Чему радоваться, если жизнь – исполнение долга?

Другое дело – объять необъятное для кого-то. Мама возилась со своими учениками, как Макаренко, Корчак и Песталоцци, вместе взятые, – улучшая успеваемость двоечников, вытаскивая хулиганов из комнаты милиции, спасая от родительского ремня, устраивая на работу, к хорошему врачу, подкармливая и даже улаживая дела сердечные. Она была запрограммирована всех обогреть, поделиться теплом. На это терпения хватало с лихвой, как у марсианина из рассказа Бредберри «Марсианские хроники», который помогал сразу всем, но физически не смог осчастливить всех одновременно.

Готовая на любые подвиги ради кого-то, мама не совершала оные для себя лично и к собственному мужу относилась, как строгая учительница к расшалившемуся ученику, которого вот-вот отчислят из школы за неуспеваемость, за неподобающее поведение и за прочие ужасающие прегрешения.

Мамины фразы выговаривались металлическим голосом и заколачивались словесным молотком, как гвозди в доску:

– Боже, мне завидуют все женщины. «Ах, Тамара Александровна, у вас такой муж… С ним не соскучишься!» Благодарю покорно! Лично я себе не завидую, я себе – сочувствую! Разве это муж? Это недоразумение! Разве это жизнь? Это сплошной первоапрельский розыгрыш. Я хочу нормального мужа, а не человека, с которым «не соскучишься»! Ты почему повесил в кабинете гинеколога Дозорного табличку «Образцовое рабочее место»? – нападала на папу мама.