Семён Ешурин - Крепостная герцогиня (главы 28—63). Квазиисторическая юмористическая эпопея

• Название: Крепостная герцогиня (главы 28—63). Квазиисторическая юмористическая эпопея
• Автор: Семён Ешурин
• Жанр: Современные любовные романы

После смерти старшего брата Уолтер автоматически становится маркизом. Он попадает в семью спасённого им купца и называет себя Роджером Смитом. Пациент Роджер влюбляется в юную сиделку – крепостную девку Малашку. Через 4 года Малашка вступает в брачный возраст, но на пути влюблённых вроде бы непреодолимое препятствие – Роджера любит хозяйка Малашки Наташа.

---

– Мне тоже не столь уж давно довелось питаться пищей сей остаточной, – молвил Роджер, – однако я мылся, стригся и причёсывался.

– Соблюдать же прочие правила и рада бы зело, но есть мнение, что сие мне ни к чему!

– И кто же носитель мнения сего?

– Сие не суть важно.

– Ну Малашенька! Ответь по дружбе!

– Рада я безмерно, мистер Смит, сему предложенью чистой дружбы! Но не могу осуществить предложенное Вами, ибо даже

адресованная другу,
сплетня вертится по кругу,
а засим ея получит враг!

«Да-а …! – помыслил Роджер. – Морозовоустойчивость сей девы расейской народной аж зашкаливает! Видать, является она исключением из народа своего фискального!»

(Аналогичную мысль более века спустя, уже опосля безобразия на Сенатской площади столицы расейской, но к тому времени не Москвы выразил высокородный герцог аглицкий… Уолтер Гриффит: «Как ни далеки были декабристы от народа расейского, но бабушка моя Мелани – того далее, ибо ненавидел народ сей завистливый интеллектуалку сию безобидную более, нежели эксплуататоров своих кровососущих!»)

Разумеется, и без несостоявшегося закладывания Малашкой хозяйки своей спесивой ведал Роджер, от кого исходит мнение реакционное о недопустимости для девицы затюканной принятия облика человеческого. Да и отношение крепостницы юной ко просвещению если не всех крепостных вообще, то Малашки в частности не было секретом для Роджера опосля откровений Наташи влюблённой. Ясно было графу, что коли станет Малашка когда-либо супругой его, то должна будет соответствовать гордому званию графини аглицкой. Интеллект ея уже ныне званию сему соответствует, а по чувству юмора превосходит крепостная сия вообще всех, с кем когда либо общался Уолтер Гриффит, даже мать его возлюбленную Джейн… бывшую Гриффит! Но вот эрудиция ея (даже с обрывками знаний, от усопшего родителя усвоенных) оставляет желать лучшего! Пока ухаживает Малашка за больным, есть время эрудицию сию повысить, но опосля выздоровления лафа сия закончится, ибо об официальных занятиях с крепостной девкой, да ещё за барские деньги не может быть и речи. Да и Наташа не позволит, а коли проведает о любви своего избранника к сей крепостной, то и вовсе сживёт Малашку со свету!

32. Никита берётся за ум

От размышлений безрадостных отвлёк больного приход отрока шалопаистого, коий ровесником Малашки оказался и братом родным притеснительницы ея. Стал Никита жаловаться Роджеру на долю свою тяжкую. Совсем задолбал несчастного наставник придурочный французский Жан Батист.

– Бедняжка! – посочувствовал Роджер. – Совсем уел тебя педагог сей!

– Ох, уел!

– вздохнул отрок.

Услышав каламбур сей невольный, Малашка чуть заметно дёрнулась, но тут же себя в руки взяла.

Британец же расейскоговорящий застыл на несколько секунд, пытаясь эмоции сдержать, но не удалась попытка сия. Хорошо хоть, что за сии секунды сообразил он, что смеяться потребно тихо, дабы внимание Наташи не привлекать.

«БОльшая часть населения расейского, – помыслил он сквозь тихий хохот, – произносит два слова сии слитно. И токмо Никита догадался, то бишь произнёс раздельно! Воистину, люди, чувства юмора лишённые, юморить способны, коли ляпнут не подумав! … Али коли чужие острОты повторят.»

Успокоившись, пояснил Роджер отроку удивлённому:

– Не обращай внимания. Вспомнилась мне игра слов непереводимая.

При сем и Роджер, и Малашка помыслили: «Не переводимая на языки забугорные!»

– Видать, величаешь ты наставника своего «жабой»? – предположил иностранец.

– Точно! Похож на жабу сию! – возрадовался отрок. – А-а! Малашка сие поведала.

Покачала служанка главой отрицательно.

– Странно! – удивился отрок. – Девка сия обманывать не разумеет. Но ты, Роджер, сие проведал. Откуда?

Обычно в те годы (да и в последующие также!) принято было на вопрос «откуда?» отвечать (якобы остроумно) «от верблюда!». Роджер не стал отвечать так не токмо из вежливости, но и из неприятия рифм нечётких (что, кстати, и Малашке было свойственно!). В созданном им ранее опусе

«хулиганка Люда
плевала на верблюда!»

(умолчим об ответной реакции сего животного!) рифма была чёткой, но ко слову «откуда» не относящейся. Современники автора (особливо те, кто аки он в Израиле проживают) могут позволить себе на тот же вопрос «откуда?» ответить «от Ликуда!». Но Роджер Смит себе такого позволить не мог, ибо партия Ликуд была основана токмо чрез 262 года опосля беседы его с Никитой Самохваловым. Посему ответил он без затей:

– «Жаба» – суть сокращение от «ЖАн БАтист»!

(Автор является поклонником программ «Орёл и решка» и «Жанна, пожени!» вообще и очаровательной ЖАнны БАдоевой в частности. А посему просит читателей не величать сию очаровашку той же кличкой земноводной!)

Засмеялся отрок, а Роджер уточнил:

– Возможно, твой Жан Батист и не жаба, но уж точно не Мольер!

– Уж лучше бы он был маляр! – воскликнул Никита.

Улыбнулся Роджер, однако не стал собеседника в невежестве обвинять. Но тот к чести своей сам неладное почуял и вопросительно на Малашку взглянул.

– Француз Жан Батист Мольер прославился в некой сфере деятельности, – догадалась девица смышлёная, но пока недостаточно эрудированная, – токмо преуспел он явно не в искусстве малярном.

– Деятель сей – великий создатель комедий гениальных, – молвил Роджер, – коий преставился, когда царю вашему Петру Алексеичу годик стукнул.

А батюшка твой Василий Никитич, – молвила Малашка Никите, – в мир сей заместо Мольера сего явился!

(Вычислил быстро математик аглицкий, что купцу Самохвалову лишь 38 лет, хоть и выглядит куда старше! И ещё помыслил он, что судя по чувству юмора, не купец, а именно Малашка явилась, хоть и не сразу на смену комедиографу знаменитому!)

– Вообще-то, «Мольер» суть «псевдоним», что на древнем греческом языке означает «ложное имя». (Автор трепливый считает, что слово сие ныне расшифровать можно аки «самозванец, выдающий себя за Нестора Ивановича Махно»! Можно-то можно, токмо нужно ли?!) Настоящее же имя, то бишь на языке том же «автоним» у Мольера сего (а точнее не стокмо имя, скокмо фамилия сего Жана Батиста) суть ПоклЕн.

– «Не полк»! – радостно воскликнула Малашка.

Роджер засмеялся и добавил:

– Не токмо «не полк», но даже и «не клоп»!

Рассмеялась Малашка тоже и пояснила отроку недоумевающему:

– Коли во слове «Поклен» поменять буквицы местами, то выйдет слово, то бишь сочетание слов «Не клоп», мистером Смитом предложенное.

– А заодно и твоё, Малашка, «Не полк»! – добавил Роджер.

Глянула служанка на барина младого моргающего и что-либо понять пытающегося, засим изрекла:

– Вижу, не веришь ты нам, Никита!

– Тебе, Малашка, верю, ибо ни разу не обманывала, за что бита бывала не раз!

– А надо, дабы не мне поверил, а себе! Посему возьми лист бумаги, напиши «Поклен» и цифири под буквицами поставь. Засим напиши (обязательно!) «Не клоп» и (желательно) «Не полк». (Оценил граф тактичность девичью, ибо его вариант признала она обязательным, а свой – лишь желательным!) И под буквицами двух последних слов поставь те же цифири, что и под первым словом.

Стал барин юный выполнять указание крепостной служанки сестры своей, аки школяр послушный.

Вдруг посетила главу талантливого учёного мысль гениальная. Понял он, аки сможет сделать Малашку не менее талантливую эрудиткой на основаниях законных, … ну и балбеса Никитку заодно… И возопил он, подобно Архимеду недомытому и Орфею сладкоголосому из версии малашкиной:

– Эврика! … То бишь не обращайте внимания, сие я так…

Вскоре показал Никита листок свой, на коем значилось:

ПОКЛЕНЪ

1234567

НЕ КЛОПЪ

65 34217

НЕ ПОЛКЪ

65 12437

– Вот лихо! – возопил отрок. – Везде цифири от одного до семи! Знать, и впрямь перестановка буквиц сих верна!

И помыслил Роджер восторженный о наставнице добровольной: «Какой талант! Сумела в балбесе пробудить интерес к работе умственной! Педагог великий чешский Ян Амос Коменский отдыхает! А уж наш Джон Локк аглицкий – тем паче!»

– МолодЕц, Никита! – похвалил Роджер. – А перестановка сия именуется словом древним греческим «анаграмма».

– Кабы ни похвала Ваша Никите, мистер Смит, – молвила Малашка, – помыслила бы я, что ошибся ученик наш. Хоть и не разумею я азбуку, но считаю от одного до десяти, а уж до семи – тем паче. Насчитала я во слове «Поклен» токмо шесть буквиц (тут Малашка стала персты свои загибать) – «П», «О», «К», «Л», «Е» и шестая «Н». А середь цифирей никиткиных есть цифирь «семь», да и молвил он «от одного до семи». Откуда здесь семёрка сия великолепная?

«МолодЕц, Малашка! – помыслил Роджер. – Сперва мыслишь, а уж засим веришь, … али не веришь! Даже ошибка твоя в твою пользу глаголит, ибо буквица седьмая неучтённая суть полный маразм, коий давно отменить пора!»