Содом Капустин - Поэма тождества

• Название: Поэма тождества
• Автор: Содом Капустин
• Жанр: Контркультура

Кирилл Воробьев, известный в Интернете преимущественно работами, подписанными псевдонимом Баян Ширянов, прочитал начальные страницы ненаписанного пока романа «Очко», посвященного жизни «опущенных» в тюрьме и «зоне» (роман будет подписан новым псевдонимом: Содом Капустин, – в соответствии с идеей о желательности наличия у одного автора вполне определенного и узнаваемого тематического и стилевого репертуара); отрывок выполнен в эффектной и изысканной манере, нарочито контрастирующей с его темой.

http://www.vavilon.ru/lit/apr99.html

---

Утеряв, утратив и разуверившись в своих способностях, пробах и опыте, Папа, не имея, не умея и не желая боле терять с тобой время, усилия и попытки, воссел, вспрыгнул и водрузился на тебя верхом и, в бессильной злобе, безотчетной ярости и неконтролируемой похоти вонзил в твои глазницы два из своих членов. Твои глазные яблоки, словно яйца трясогузки, на которые наступил кованым сапогом идущий в учебную атаку пехотинец, или как презерватив, наполненный чайной заваркой, и лопающийся перед чопорным господином с портфелем и зонтиком, неподвижные, незрячие и холодные, растеклись, разбрызгались и разлетелись, зеркальными каплями, брызгами и кристаллами осев на зеркальных поверхностях Папы, тюрьмы и твоего тела.

– Мы заставим, вынудим, подчиним и приневолим тебя к сотрудничеству, помощи, содействию и пониманию!

В слепой, незрячей и безоглядной злости Папа совокуплялся с твоими опустошенными, опорожненными и разбитыми глазницами, не представляя, не прогнозируя и не воображая, к чему это может привести, завершиться и закончиться. И когда сперма Папы потекла, заскользила и заполнила вогнутости твоего черепа, твоё тело, впервые за все время его существования в рамках, границах и правилах этой тюрьмы, развернулось, разошлось и расплескалось по-настоящему, не на шутку, а всерьёз. Оно, прослеживая все тайные тропы, неиспользуемые колодцы и затопленные переходы, проскользило, проскользнуло и подкралось ко всем арестантам, администраторам, вертухаям узилища и, не желая им ни добра, ни зла, ни смерти, ни жизни, ни радости, ни освобождения, поело их всех, разом, совокупно и единомоментно.

Ну, уж финал-то, на твоём месте запомнил бы всякий!

Просматривая, проглядывая и пробегая внутренним, телепатическим и ясновидческим взором, взглядом и поступью все помещения, казематы и уголки своей тюрьмы, и не находя, не обнаруживая и не наблюдая там никого живого, Папа превратился, перекинулся и обернулся жутким, плотоядным и оскорбительным хищником. Он накинулся, набросился и принялся рвать, драть, пожирать твои мышцы, грызть, кусать и обгладывать твои кости, впиваться, высасывать и вгрызаться в твои сосуды. И никого не было вокруг, и ничто не мешало Папе предаваться видимости, слышимости и подобию мести. И никто, ничто и нигде не знают, не помнят и не вспоминают, сколько длилось это поедание твоей плоти, но в итоге, в завершении и конце от тебя остался лишь облизанный, блестящий и обнаженный скелет.

– Вот и конец, амба, кранты и крышка тебе, безупречный, безумный, бестолковый и идеалистичный Содом Капустин? Что теперь, нынче, здесь и сейчас будешь, станешь, начнешь и попытаешься ты сделать, ответить, высказаться и воспротивиться? И где, что, как и куда подевался, испарился, исчез и сгинул твой отпрыск, выползыш, бастард и ублюдок, что обретался, вынашивался, жительствовал и прохлаждался в твоём животе, пузе, патке и утробе?

Но твоё тело, не внимая, не воспринимая и не придавая значения, веса и слуха речениям, изречениям и отречениям Папы, словно дромадер, пришедший в чахлый оазис на водопой, одно за другим поглощает десятки вёдер глинистой воды из полузаваленного колодца, или как симулякр, в своих итерациях и приближениях добравшийся до сути сутей – к отрицающему структуру источнику информации, черпает из него, чтобы стать настоящим, используя, применяя и высвобождая скованные, съеденные и поглощенные им тела, плоти и плотины арестантов, наращивало само себя на собственных костях приобретая, принимая и воссоздавая первоначальный свой вид, видимость и плотность. И трижды еще набрасывался, накидывался и проглатывал Папа твои оболочки, телеса и их видимость, оставаясь при этом голодным, холодным и каменным, и еще трижды восстанавливало твоё тело всё в прежнем, предшествующем и полном объёме, значении и свойствах.

– Ты, Содом Капустин, в недальновидности, непрозорливости, наглости и выглости лишил, отнял, уничтожил и убрал наш противовес, противофункцию, противофазу и равновесие в виде, образе, подобии и облике Золотаря, нашу опору, фундамент, базис и надстройки в качествах, свойствах, применениях и преломлениях созданных, выпестованных, воспитанных и прирученных арестантов, охранников, обслуги и помощников. Любой акт, общение, контакт и взаимодействие с тобой, Содом Капустин, ведет, влечёт, манит и вызывает гибель, глад, чуму и катастрофу. Но мы найдем, выведем, обнаружим и познаем способ, метод, технологию и пропись как тебя нейтрализовать, убрать, дискредитировать и распылить! Дай только время, срок, место и возможность! Всё исправимо, восстановимо, поправимо и возвращаемо!

Папа тащил, нес, перекатывал твоё тело по казематным пространствам, тюремным коридорам, острожным лестницам. На вашем пути не встречалось, не попадалось и не ловилось никого, даже дневные кошмары, всегда вышагивавшие за Папой на игольчатых лапах, ногах и плавниках, даже огрызки совести, шлёпающие на искусственных, искусанных и иссеченных хвостах, даже поползновения доброты, ковыляющие на протезах с чужого, барского и нищенского плеча, локтя и колена были поглощены, впитаны и всосаны твоим телом, предоставив, подарив и освободив Папе поле, тризну и место для самодурства, самовосхваления и самолюбования, как самодовольные мамонты, презирающие букашек с каменными топорами, не глядя под ноги идут в замаскированную ловчую яму, утыканную острыми кольями, или как ветер, не замечая потери сил на ветряках, лихо крутит мельничные жернова, буйством своим превращая рожь в муку. Ты прекрасно, отчетливо и несомненно знал, чувствовал и понимал, куда, по щиколотку в испражнениях, по колено в растраченном времени и по пояс в непрощенных, не переработанных и неотпущенных испарениях, оставшихся от разбитых жизней, надежд и любвей влечет, волочёт и перемещает тебя Папа.

– Сгинь, замри, пропади и замёрзни, бессердечный, бездушный, бестактный и беспорядочный Содом Капустин! Мы похороним, погребём, покараем и заледеним тебя вместе с твоими планами, прожектами, мечтами и идеями!

С этими словами, угрозами и обещаниями, Папа открыл, отвернул и открутил задвижку, заслонку и засов и в кварцевый, керамический и иридиевый бункер, цилиндр и гроб, куда он поместил, впихнул и заточил твоё тело, полилась смесь аргона, ксенона и моноокиси углерода, сжиженных, охлажденных и несущих забвение, беспамятство и бесчувствие. Довольный, радостный и предвкушающий новый, следующий и очередной виток, оборот и бремя власти, царства и владычества, подобно военачальнику, потерявшему в битвах всё своё войско, но спешащего назад, по разоренным долинам, в желании набрать новых рекрутов, или как свет далёкого квазара, час за часом падающий на фотопластинку, в итоге даёт детальное изображение невообразимо далёкого объекта, Папа запирал, замыкал и закупоривал за собой бетонные плиты, стальные двери и герметичные окна, в полной, совершенной и абсолютной уверенности, что уж теперь-то тебе не выбраться, не покинуть и не освободиться из самой надёжной, совершенной и проверенной ловушки, западни и каземата, которые он создал, сконструировали и построил специально для тебя, твоего тела и твоего плода.

Но ты и не думал, не мыслил и не собирался сдаваться, проигрывать и уходить со сцены, подмостков и театра тюрьмы, военных действий и детских игр, как заядлый игрок в нарды, сделавший не слишком удачный ход, может выправить игру в свою пользу или как мысль, забредшая в не совсем подготовленную для нее голову, все же настойчиво стучиться, пока обладатель головы ее не примет и не осознвет. Мрак, давление и стужа лишь распалили, возбудили и раззадорили твоё тело. Твой член, ломая, круша и пробивая ледовую, сковывающую и стылую корку, панцирь и оковы восстал, напрягся и эякулировал.

Этот последний, начальный и неистовый выброс, выплеск и фонтан спермы пронизал, проник и нанизал на себя, как змеиный язык, колеблясь, собирает на себя все запахи трав, деревьев и теплокровных существ, на этих деревьях прячущихся, или как луч солнца в день равноденствия, падает вдруг на берилл в короне сидящего в пещере божества и освещает её призрачным неземным светом, спокойно уходящего Папу, шатающиеся тюремные казематы и дрожащий от невероятных, неподсильных и несвойственных им напряжений, надсады и усилий воздухи, светы и окружения папиных застенков. И, едва, только и сразу как вся тюрьма оказалась в твоей сперме, сперма оказалась во всей тюрьме, они перемешались, сочетались и перепутались в алхимическом, экстатическом и внеэтическом браке, свадьбе и сочетании, они соединились, совокупились и объединились в тебе, твоём теле и твоей книге.

Всё, все и вся, что когда-то, давно и ложно было острогом, узилищем и домом для зеков – стало тобой. Все, кто когда-то, сейчас и ошибочно были арестантами, охранниками и папскими глашатаями – стало тобой. Всякие, кто был некогда, навек и неправильно порожден, пленён и закабалён Папой – стали тобой.