Лев Регельсон - Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

• Название: Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.
• Автор: Лев Регельсон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-227-07496-6

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.

---

Биография последнего русского государя содержит много «странных», на первый взгляд, поступков: попытка отказа от престола перед смертью отца; необычайное усердие в канонизации святых; предложение ко всем государствам мира об ограничении вооружений; идея принять монашество и выдвинуть свою кандидатуру в патриархи; передача крестьянам удельных кабинетных земель; введение «сухого закона» во время войны; посылка чудотворных икон в районы боевых действий; даже неудачная попытка обрести старческое духовное руководство – все эти, порой кажущиеся «неразумными» действия, выявляют определенную духовную направленность его жизни, в конце которой его ждал венец мученика, жертвы за Россию.

Судьба и личность Николая II отмечены печатью высокого трагизма. Его главное сердечное устремление – воссоединиться с русским народом, перебросить мост через ту пропасть, которую Петр I выкопал между царем и Россией. Ради этого Николай II не побоялся пойти на разрыв с «царской дружиной» – с дворянством – и обратился к Церкви в надежде, что она поможет ему стать народным царем. Это было покаяние самодержавия перед народом – за грехи Петра и его наследников. По существу, это была попытка создать государственный строй нового типа, коренящийся в глубокой традиции и в то же время отвечающий требованиям исторического возраста русского народа. Создать новую, народную монархию Николай II так и не успел, но своей главной цели – воссоединения с Русью – он все же достиг, если не в жизни, то в смерти: он пролил кровь за нее и вместе с ней.

Революция, «перепахавшая» до основания все пласты народного бытия, поневоле вскрыла самые глубокие корни той духовности, которую веками насаждала и взращивала в русском народе православная церковь. И прежде всего выявилось, что сама Церковь оказалась в своем ядре действительно «Святой церковью», «новым народом», Христовым человечеством, разделившим жертвенную судьбу своего основателя и главы. Но Церковь существует не сама по себе, она существует в народе, или в «народах» (Откр., 21: 24). Если есть народ как некое единое целое, то можно сказать, что у этого народа есть и единая душа – в каком бы смысле это ни понималось, реальном или метафорическом. Народная душа не свята, она грешна, как и душа отдельного человека, она лишь может стремиться стать святой, она нуждается в просветлении, покаянии и спасении. В годы тяжких искушений лучшее, что было в русском народе, проявилось вместе с худшим; но духовная сердцевина народа, сама святая Русь, пронизанная фаворским светом Божьего храма, не отреклась и не отпала от Христа и Его Церкви.

Главным, стержневым символом народного сознания был православный царь. Он переживался как глава и средоточие самого народа, одной из семей человечества, спасающихся во Христе и принявших на себя духовное водительство Церкви. Последний русский царь, оказавшийся, быть может – хотя и это спорно, – несостоятельным как государственный деятель, как практический устроитель народной жизни, отрекся от власти и связанной с ней ответственности. Одни увидели в этом вину царя, другие – собственную вину, третьи – вообще ничего не увидели, кроме «исторической закономерности». Но вот что несомненно: царь не отрекся от своей роли как средоточия народной совести и народной души. Вместе со всей святой Русью, духовно оставаясь во главе ее, он принес себя в добровольную и осознанную жертву. И размышляя о нравственном облике его личности, вспомним слова апостола:

«Взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр., 13: 7).

Тема революции – Царство Божие на земле. Революция духа заключалась в том, что Бог или «идея Бога» был признан продуктом, символом народного самосознания, когда-то полезным, но теперь устаревшим, ставшим помехой повзрослевшему человечеству. Революция духа – в утверждении: «Бог умер».

Поставленное целью революции всечеловеческое братство – коммунизм – лишь условно может именоваться «Царством Божьим», но энергия вековых чаяний человечества, сосредоточенная на этом Царстве, была использована для попытки самостоятельного, без Бога, построения счастливого будущего. В этих условиях делом спасения для христианина и для христианского народа было сохранить веру и верность прежнему, Единственному Богу, Который только и может быть Творцом Своего Царства. И русский царь – глава и средоточие народа – стал исповедником и свидетелем этой верности. Как в древности говорили на Руси:

«Народ согрешит, царь умолит; царь согрешит – народ не умолит».

Этот царь – умолит.

«Если начаток свят, то и целое» (Рим., 11: 16):

если царь свят – значит, в сердце своем свят и весь народ.

В чем же тогда причина бедствий, постигших Русскую землю? Во внешней враждебной силе или в неумолимой власти исторических закономерностей? Нет, отвечает патриарх Тихон, в собственном грехе народа. И в этом признании народного греха – не хула, но возвышение народа, свидетельство о его свободе и ответственности, призыв к покаянию и очищению:

«Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее.

Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других в отчаяние?

…Грех, тяготеющий над нами… – вот сокровенный корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений.

…Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн чувственных благ, которыми и прельстился наш народ, забыв о едином на потребу.

Мы не отвергли этого искушения, как отверг его Христос Спаситель в пустыне. Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и наготуем на земле, благословенной обильными дарами природы, и печать проклятия легла на самый народный труд и все начинания рук наших…» (Послание от 26 июля/8 августа 1918 г., в связи с началом Успенского поста).

Глава 2 Коммунизм как антихристианская религия

Рассмотрим теперь более последовательно, как складывались отношения Церкви и государства в первые годы после революции.

В литературе по истории этого периода, особенно в литературе атеистической, можно нередко встретить утверждение, что патриарх Тихон начал свою деятельность с того, что «анафематствовал советскую власть» (напр., Атеистический словарь. М., 1986. С. 17). Это утверждение неверно и формально и по существу. Оно основано прежде всего на неправильном понимании церковной терминологии. Анафема, как высшая форма церковного наказания, не означает ничего, кроме отлучения, отделения от Церкви какого-либо ее члена, отрекшегося от нее или нарушившего ее главнейшие догматы и заповеди. Отлучить от Церкви форму государственного правления, очевидно, невозможно так же, как нельзя отлучить от Церкви человека, не являющегося ее членом. Подвергая своего члена анафеме, Церковь запрещает верным общаться с ним в богослужении, лишает его своих молитв и права прибегать к церковным таинствам, дающим, по учению Церкви, надежду на вечное спасение. Значит, анафеме могут быть подвергнуты только отдельные лица, принадлежащие к Церкви, и притом за конкретные поступки.

Именно об этом возвещало послание патриарха Тихона от 19 января/1 февраля 1918 г., которое и стало известным как «анафема Советской власти»:

«Гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному… Остановитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы… Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви православной».

Итак, отлучению, анафеме, подлежали члены Церкви (принадлежащие к ней хотя бы в силу того, что были крещены в младенчестве) за открыто провозглашенное и осуществляемое нарушение второй по значению христианской (точнее говоря, еще ветхозаветной, а еще шире – общечеловеческой) заповеди:

«Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф., 22: 37–40); «первая и наибольшая заповедь» – «возлюби Господа Бога твоего».

Руководители революционного движения могли, конечно, в свою очередь, обвинять верующих в нарушении заповеди о любви к ближним, могли предлагать свое, революционное и классовое толкование этой заповеди, но вряд ли кто-нибудь из них претендовал при этом оставаться членом Христовой Церкви. Объявление их отделенными от Церкви было лишь констатацией уже совершившегося – по их собственному свободному волеизъявлению – факта.