Сергей Коломиец - Дорогие мои земляки

• Название: Дорогие мои земляки
• Автор: Сергей Коломиец
• Жанр: Русское современное

В данном издании автор повествует о судьбах самых различных людей, их проблемах и чаяниях, моральном поиске и значении веры в жизни общества.

---

Вздохнула, погладила светлый затылок брата, братом на улице и кличут пацаны, ну и пусть будет брат, слово-то какое хорошее. Баню сегодня надо истопить, помыть всех надо. Старшие вот наотрез отказались с ней в бане мыться, краснеют, ничего не говорят, понятно и так, что взрослеют. Заметила, что не видят сыновья в ней женщину, в полном смысле этого слова, мать и все этим сказано. Им трудно представить ее в другой роли кроме матери в доме.

В селе к детям хорошо относились, уж так получилось не хулиганистые уродились, помогали всем кто просил, она и не останавливала, пусть работают, труд еще никого не испортил. Были и такие, что плохое про них говорили, ну да ладно бог им судья.

Боялась больше всего вопроса от детей, где их отец, у всех есть, а у них нет. Ждала этого с замиранием сердца, но никто не спрашивал, может старшие запрещали, кто их знает.

Случилось это не так давно, к вечеру пришли все домой, старшие сильно побитые, исцарапанные, одежонка изорвана, младшим видно тоже досталось, носами шмыгают, умываются. Кинулась с расспросами, что да как? Какое там, молчат, пар изо рта не пускают, старшие исподтишка младшим кулак показывают. Побили кого? – молчат, вас кто-то бил? – тоже молчат. Когда мылись видела на телах огромные синяки и ссадины. Ночью, уже засыпать стала, чувствует, кто-то теребит ей руку, предпоследний Санька, шестилетний, тихонько шепчет ей. Мамка не ругайся на нас, не мы первые начали, мы не виноватые.

Кое-как поняла, что шли они кучкой домой со стороны пруда, в березовом колке неподалеку, сидели двое местных пьянчуг, обложившись бутылками. Они и зацепили братьев по ее адресу, уж какими словами назвали ее, не стала расспрашивать, не хотела чтобы еще раз ребенок испытал переживания. Старший наш вернулся и залепил пинком по роже одному, младшие на подмогу бросились. Дрались как в кино, по настоящему, шептал Санька, одному сопатку крепко разбили. Я одному палкой по башке врезал. Иди уже спать защитник ты мой, завтра я вам всем задам, все у меня получите. Санька топтался у кровати, не уходил, потом прислонился к ее уху и тихо спросил-мам, а у нас папка есть, где он?

Заколотилось сердце, кое-как смогла шепнуть, есть сынок, потом расскажу. Санька потоптался еще немного, вздохнул, и пошлепал босыми ногами к кровати, где сопел младший.

Встревоженная, почти не спала, часто вставала, смотрела на детей, сердцем чувствовала нехорошее. Утром прибежала одна жен тех двух, с которыми сцепились ее пацаны, в калитку войти боялась, кричала через забор, что передавит всех выб……. за каждую каплю мужниной кровушки. Подъехал на уазике участковый с двумя пострадавшими и женой второго, любуйтесь на них, завизжала приехавшая, на выводок волчий, они через три года половину села вырежут.

Тут что-то и случилось с ней, с Татьяной, такого никогда не было с ней, накипело или нервы сдали. Вытолкнула вперед троих старших, сорвала с них рубашки, синяки и ушибы стали за ночь еще страшней на детских телах. Кричала что-то про свою жизнь, про детей, еще что-то. Участковый, молодой парень, исподлобья поглядев на потерпевших, спросил-зачем драку затеяли пацаны, они ведь вас не трогали? Ответом было молчание. И тут Санька, держа за руку младшего выдал-они нас не трогали, они мамку нашу назвали нехорошими словами и здесь же выдал несколько изречений подвыпивших собутыльников. Старшие зашипели, толкая в спину брата, молчи, может обойдется. Но участковый все услышал и понял.

Он поднял с земли рубашки старших, покосился на кровоподтеки, одевайтесь. Сквозь зубы процедил, падлы, не был бы я при исполнении. Он шагнул к потерпевшим, те даже от него шарахнулись, достал из папки заявление, разорвал его и бросил на землю. Можете жаловаться в про-куратуру, куда угодно, с трудом перевел дыхание, можете так и сказать, что у гадов я заявлений не принимаю. Они же за свою мать дрались, а вы суки за что? Сел в машину и уехал. Пострадавшие, грозя дойти до президента двинулись в сторону магазина.

Молча вся семья вошла в дом, Татьяна тяжело присела на лавку, стала просить, чтобы никогда ни с кем не дрались, что бы о ней не говорили плохого. И тут Санька снова выдал-был бы у нас папка, он бы им так дал, кубарем со двора бы полетели. Тут и подкосило ее, сползла с лавки на колени, волчицей завыла, не зная что ответить детям. Перепуганный младший заревел в полный голос переходя на крик, к нему быстро присоединился Санька, средние отворачивались, стараясь не зареветь в полный голос. Всеобщий рев прекратила бабка Алена, зашедшая на шум в избу. Стуча клюшкой села к столу, покричали и хватит. Приказала стар-шим, марш на улицу, в огороде непорядок, в бочке воды нет, куры голодные. Прихватив младших, все отправились на работу.

Ты Татьяна брось детей пужать, малые они, долго ли до беды. Все слава богу сыты, одеты, Я в войну с шестерыми осталась, голодуха была хоть в петлю лезь, а ведь терпела, слезам волю не давала. У меня бабушка другое. Знаю что другое, все равно слезам волю не давай, вырастут все поймут.

Татьяна поглядела на часы, положила нитки и иголку, взглянула в зеркало, старею что-ли, до сорока далеко. Мысли о замужестве не возникали, дети бы не приняли никого, да и кто пойдет на семерых? Взрослея дети становились не скрытными, как-то более молчаливыми. Старший в девять лет отобрал у ней половую тряпку, за скотиной и огородом тоже старшие ухаживают. Стирать конечно приходится ей, но таскать тяжелое не позволяют. Денег конечно лишних нет, но не это главное, вырастут заработают.

Стала правда замечать, что вторую неделю таскают куда-то еду, думала, что собачонку где-то со щенками прикармливают. Приведите ее домой сказала, прокормим как-нибудь, все помалкивают, никто ничего не говорит, ладно, завтра разберусь.

За завтраком спросила у Саньки, кого кормите? Если щенков много это ничего, люди разберут. Тот хотел что-то ответить, но получив под столом по ноге, стал говорить малопонятное.

Поев, все отправились по своим делам, она принялась убирать со стола. Работала вяло, слабость подкатывала, уронила чашку. Чего это со мной, вроде не болею, а сил сегодня нет. Посмотрела в окно и сердце заколотилось, у калитки стоял какой-то мужчина, окруженный ее детьми. Неужели один из отцов явился, этого она очень боялась. Всмотревшись поняла, что человек незнакомый, облегченно перевела дух, вышла на крыльцо. Поздоровалась, мужчина топтался у калитки, двое младших старательно подталкивали его к крыльцу. Мужчина как мужчина, высокий, глаза ясные, одет по дорожному. Может чего надо человеку, да стесняется попросить. Санька видя, что мужчину к крыльцу не подтолкнуть, шепелявя и присвистывая стал объяснять. Мамка, мы к нам папку привели, потом еще добавил, да-да, он нашим папкой будет, он хороший, тебе понравится. Старшие, покраснев как мак отошли немного в сторону.

Татьяна немея ногами опустилась на крыльцо. Санька воспрянув духом добавил, ты не бойся, он не курит и водку не пьет. Мы его кормим, он на старом сеновале живет, холодно там. Подхватили средние, беда у него мама, он один остался, ему некуда пойти, он тебя не обидит, он помогать тебе будет, у него жизнь поломалась, он с нами будет жить, мы так реши-ли. Ты его пожалуйста не прогоняй.

Слова детей медленно дошли до сознания, она поглядела на мужчину, на детей. Ну если вы уже все решили, мне нечего сказать. Она встала со ступенек, ведите в дом вашего папку, будем знакомиться.

Рассказ бабушки Елены о той войне

Фашистов привезли, немцев, раздался под окнами крик Клани-заполошной. Эхо разносилось по переулкам села, немцев привезли, гитлеров вторило эхо. Любопытные небольшими кучками подходили к правлению, взгляд сразу обращался в сторону коновязи, где стояло десятка полтора подвод. Мелькала синяя фуражка районного лейтенанта НКВД, что-то говорившего двум милиционерам с винтовками за плечами. Утренний туман опускался на толпу людей сгрудившихся у телег и молча смотревших на подходивших сельчан.

Ой бабоньки, сколь много их, и заморенные видно, глянь-ка на детей. Вон тот высокий беловолосый даже очень ничего, видный. Да тише ты дура, у тебя только одно на уме, совсем невтерпеж что-ли, немцы ведь они, враги. Сама дура, они что, не мужики, так же как и я грешная желают. Доболтаешься до греха. Поедешь обратно под охраной. И не охну, я с такими тремя красавцами хоть до самой Сибири.

По лицам и одежде приехавших было видно, что путь они проделали немалый и трудный. Исхудавшие детские лица, равнодушно смотрящие на сельчан. В руках людей были чемоданы, корзинки, узлы, у некоторых руки были свободны. Все молчали, не слышно было ни крика детей, ни вздохов, ни плача, все замерли в каком-то оцепенении.

Где они где? – в толпе сельчан послышался крик, возня и к приезжим кинулась молодая женщина в сбившемся платке. Убью, задушу! – душераздирающий крик колыхнул приезжих. Вы его убили, вы изверги убийцы, женщина хваталась за одежду приезжих, била их в грудь, по лицам. Подбежали милиционеры, оттащили ее, пытались успокоить. Она билась о землю, кусая кулаки, с громким плачем к ней подбежали два мальчика и вцепившись в одежду ревели во весь голос. Из толпы вышел старик с клюшкой в руке, крикнул что-то по-казахски, а потом подойдя ближе, заговорил тише, успокаивающе. Оторвал детей от матери, подошедшие женщины подняли плачущую, тихонько повели к дому. Старик, проходя мимо конвоиров, глянув на приехавших проговорил, не тех привезли, я думал настоящих, мой Еркен с ними не воевал, а эти, он махнул рукой и подталкивая детей пошел вслед за молодой женщиной.