Алексей Кожевников - Русский патриотизм и советский социализм

• Название: Русский патриотизм и советский социализм
• Автор: Алексей Кожевников
• Жанр: Политика

Монография посвящена одному из наиболее противоречивых явлений общественной и культурной жизни СССР на протяжении почти всей его истории (1917–1985 гг.) – идеям русского патриотизма. На основе широкого круга источников выявляются корни и прослеживается дальнейший генезис новой патриотической идеологии, исследуются формы ее проявления, особенности отношения советских властей к «русскому фактору» в политической и культурной жизни того времени. Альтернативным официальному курсу проектам решения «русского вопроса», предлагаемым русскими национал-патриотами (диссидентами), посвящена отдельная глава книги.

Для историков, политологов и всех, интересующихся прошлым нашего Отечества.

---

Более сложным было решение задачи интеграции РСФСР с новообразованными республиками Средней Азии и Кавказа, народы которых не только существенно отличались по своей этнокультуре, религии и традициям от славянства, но и находились на разных уровнях экономического и социального развития. Однако и здесь Россия могла стать объединяющим центром, как и в XIX столетии. На эту характерную особенность русской политики в отношении «восточных окраин» ранее указывали и основоположники марксизма. Так, в своем письме к Марксу от 23 мая 1851 г. Фридрих Энгельс отмечал: «…Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку. Несмотря на всю свою подлость и славянскую грязь, господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар»[220]. Примечательно, что несмотря на хлесткую характеристику русского государства, Энгельс в этом письме признает его геополитическую и культурную роль в отношении других национальностей более прогрессивной, нежели действия «цивилизованных» поляков, которые, по мнению мыслителя, «никогда не совершали в истории иного, кроме смелых драчливых глупостей»[221].

К началу 1920-х гг. надежды большевиков на скорую революционную поддержку Советской России пролетарскими массами Запада не оправдались. Буржуазная Европа оставалась оплотом против коммунизма. Поэтому внешнеполитический вектор «революционности» необходимо было направить на «пробуждающийся Восток». События в Монголии и Китае (1921 г.) подтверждали правоту такой позиции. Эта возможная стратегическая линия была обозначена В. И. Лениным еще до революции в его статье «Отсталая Европа и передовая Азия» (1913 г.): «В “передовой” Европе передовым классом является только пролетариат. А живая буржуазия готова на все дикости, зверства и преступления, чтобы отстоять гибнущее капиталистическое рабство… В Азии везде растет, ширится и крепнет могучее демократическое движение… Просыпаются к жизни, к свету, к свободе сотни миллионов людей»[222]. Упрочение Советской власти на Кавказе, особенно в Средней Азии, в 1920-е гг. рассматривалось большевиками не только как необходимое условие защиты своих южных и восточных рубежей, но и как возможность оказывать политическое влияние на развивающееся революционное движение в азиатских странах. Партийные и хозяйственные кадры, направляемые из Центральной России, должны были содействовать этим процессам.

Еще одним определяющим фактором, способствовавшим объединению бывших национальных окраин вокруг России, следует считать возрождение патриотической идеологии, служащей задачам интернационального братства, социального и национального развития. Марксистская идея освобождения народов от гнета международного капитала, партийная пропаганда «революционного оборончества» в годы Гражданской войны и действия РКП(б), направленные на централизацию страны в условиях враждебного окружения, наконец, ведущая роль великорусского пролетариата в защите революционного Отечества и государственном строительстве – все это парадоксальным образом окрашивало подчеркнуто «интернационалистскую» политику большевиков в русские патриотические тона. Показательно, что идеи русского красного патриотизма получили широкое распространение у части партийного аппарата и рядовых членов РКП(б). При этом многие большевики отождествляли себя и свою политическую деятельность не только со своей партией или «всемирным пролетариатом», но, прежде всего, со своим народом. Популярность этих идей была с сожалением констатирована в выступлении одного из партийных лидеров Украины В. П. Затонского на X съезде РКП(б) в марте 1921 г.: «Национальное движение выросло также и в Центральной России, и именно тот факт, что Россия стала первой на путь революции, что Россия из колонии, фактической колонии Западной Европы превратилась в центр мирового движения, этот факт исполнил гордостью сердца всех тех, кто был связан с этой русской революцией, и создался своего рода русский красный патриотизм. И сейчас мы можем наблюдать, как наши товарищи с гордостью, и небезосновательно, считают себя русскими, а иногда даже смотрят на себя прежде всего как на русских»[223]. Это свидетельствовало о том, что процесс национальной самоидентификации, нового понимания своей «русскости», своего Отечества в результате победы в классовом противостоянии с контрреволюцией и внешним врагом, уже затронул значительные слои партии, интернациональной по своей идеологии, но на три четверти состоящей из представителей государствообразующего народа.

Иное отношение к идее национального патриотизма (даже в его революционной интерпретации) было у большинства руководителей партии и ее идеологических работников. Опираясь на собственное понимание марксистского учения, зачастую узкоклассовое и политически ангажированное, они полагали, что дальнейшее и ускоренное развитие мировой революции является необходимым условием для построения планетарного коммунистического общества, в котором все национальные различия, а также национальные культуры должны будут исчезнуть как пережитки «буржуазного прошлого».

Соответственно, русский патриотизм – основополагающая идеологическая компонента духовной и этнокультурной жизни ведущего народа России, – рассматривался ревнителями чистоты марксистского учения как явление «контрреволюционное» и «шовинистическое», препятствующее классовому единству международной армии пролетариата. При этом русский патриотизм зачастую отождествлялся с национализмом. Само понятие «Великая Россия» прочно ассоциировалось с бывшей самодержавной властью, идеологией белогвардейцев и черносотенцев. Русская патриотическая идея, к которой в годы Гражданской войны обратились В. И. Ленин и некоторые представители партийного и военного руководства, в последующее десятилетие будет подвергнута уничтожающей критике со стороны приверженцев пролетарского интернационализма в его радикальной, космополитической форме. Вместе с тем, несмотря на явное расхождение с положениями марксизма в его ортодоксальной интерпретации и господствующей идеологией, патриотическая идея овладевала все более широкими массами русского населения. Это явление было вызвано не только победой в войне, но имело более глубокие исторические корни. По мнению М. С. Агурского, «с течением времени красный патриотизм стихийно подвергается дальнейшему влиянию национальной среды, … незаметно черпая свое вдохновение в тех идеях противопоставления России бездушной западной цивилизации, основанной на капитализме, которые давно возникли в русском обществе»[224].

Все более отчетливо проявлялась и централистская тенденция в советских республиках и среди народов бывшей Российской империи. Большевистский лозунг «самоопределения вплоть до отделения» парадоксальным образом послужил в годы Гражданской войны росту патриотических настроений среди инородцев и стремлению к объединению с РСФСР. Сепаратизм, охвативший в 1917–1918 гг. окраины бывшей Империи и возглавляемый региональными националистами и местной интеллигенцией, в конечном счете показал, что обретение национальной «независимости» возможно лишь при помощи иностранного военного и финансового вмешательства. По мнению исследователей, сторонники отделения от государственного центра, «чья гордость восставала против зависимости от Петрограда или Москвы, оказались сателлитами и наемниками или Германии, или союзников, или соответственно и тех и других»[225].

Декларируемый лидерами белого движения принцип «единой и неделимой России» также не мог привлечь большинства представителей национальных меньшинств (давала о себе знать память о «русификаторской» политике царизма). Победы же Красной Армии, в большинстве состоящей из великороссов, поднимали авторитет Советской России среди трудящихся других национальностей. Координирующая роль РКП(б) по отношению к республиканским компартиям также служила основой политической и территориальной централизации. Таким образом, ленинская стратегия, направленная на постепенное собирание наций России в новое государственное образование через исторически неизбежный этап их «размежевания», полностью себя оправдала. Уже после образования СССР XII съезд РКП(б) (апрель 1923 г.) окончательно утвердит курс на политическую централизацию в своем тезисе о диктатуре партии. Следствием этого стало создание общесоюзной сверхцентрализованной Коммунистической партии, действовавшей вне рамок закрепленной Конституцией федеративной государственной структуры и игнорировавшей любую автономию[226].

Единое многонациональное государство, но уже в своем новом, советском варианте, скрепленное и контролируемое жесткой партийной структурой, было восстановлено большевиками – за четырехлетний срок после распада Российской империи, в условиях войны, экономической разрухи, классовой и национальной междоусобицы. Нельзя не согласиться с оценкой результатов большевистской политики по сплочению воедино бывших территорий России, данной историком Э. Карром: «К концу 1918 г. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика располагалась примерно в тех же границах, что и средневековая Московия до завоеваний Ивана Грозного, и немногие – пожалуй, даже среди самих большевиков немногие – верили, что режим уцелеет. Тем не менее всего четыре года спустя разные части бывшей царской империи, за небольшим исключением, были снова объединены в Союз Советских Социалистических Республик, и оказалось, что по силе сплоченности новый союз по крайней мере не уступает исчезнувшей царской империи. Это свершение, которого никто не мог предвидеть в мрачные дни 1918 или 1919 г., представляет собой выдающийся результат созидательной государственной деятельности Ленина»[227]. Однако созданное государство качественно отличалось от своих исторических предшественников – по социальному строю, административно-территориальному устройству, идеологии и политическому предназначению. Русскому народу в этом государстве в 1920-е гг. отводилась объединяющая культурно-политическая и экономическая роль по отношению к бывшим «угнетенным» национальностям. При этом государствообразующий народ не имел статуса ведущего этноса в СССР.