Алексей Кожевников - Русский патриотизм и советский социализм

• Название: Русский патриотизм и советский социализм
• Автор: Алексей Кожевников
• Жанр: Политика

Монография посвящена одному из наиболее противоречивых явлений общественной и культурной жизни СССР на протяжении почти всей его истории (1917–1985 гг.) – идеям русского патриотизма. На основе широкого круга источников выявляются корни и прослеживается дальнейший генезис новой патриотической идеологии, исследуются формы ее проявления, особенности отношения советских властей к «русскому фактору» в политической и культурной жизни того времени. Альтернативным официальному курсу проектам решения «русского вопроса», предлагаемым русскими национал-патриотами (диссидентами), посвящена отдельная глава книги.

Для историков, политологов и всех, интересующихся прошлым нашего Отечества.

---

Прежде всего, необходимо было еще раз предать анафеме ранее отвергнутый курс на «автономизацию», являвшийся, по мнению Ленина, главной причиной проявившегося в Грузии русского «великодержавничества». «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации… Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна.» – таким признанием начинается это письмо[241]. Далее его автор называет главную политическую силу, препятствующую «правильному решению» национального вопроса. Речь идет о работниках советского аппарата, не изживших прежней имперской психологии: «Говорят, что требовалось единство аппарата… Мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь еще чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину… При таких условиях очень естественно, что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали»[242].

Кроме работников аппарата в разряд проводников «великорусской националистической кампании» Ленин зачисляет и своих соратников, убежденных интернационалистов – Сталина и Дзержинского, повинных в «неправильном» разрешении «грузинского инцидента». При этом подчеркивалось, что «тов. Дзержинский, который ездил на Кавказ расследовать дело о «преступлениях этих «социал-националов»[243], отличился тут же только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения)»[244]. В своей следующей диктовке, 31 декабря В. И. Ленин решил конкретизировать свое отношение к двум основополагающим, на его взгляд, вопросам, от правильного понимания которых зависела судьба союзного пролетарского государства – к вопросам национализма и интернационализма. Автор «диктовки» подчеркивал, что абстрактная постановка вопроса о национализме в корне неправильна: «Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой… По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия»[245].

Какое же «правильное» поведение в новых социальных условиях предписывалось «большой нации», в чем должен был выразиться ее интернационализм в отношении нерусских народов? Ответ автора был однозначным: «Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически»[246].

Автор, по сути, ревизует интернациональную доктрину, предполагавшую национальное и социальное равноправие народов (вне зависимости от их численности, культурного и экономического уровня развития) и предлагает свое понимание интернационализма, согласно которому большая нация должна быть поставлена в неравное и даже подчиненное положение к малым нациям. По мнению автора «Письма», русский народ, создавший великую культуру и сыгравший ведущую роль в революции, разгроме интервентов и белогвардейцев, социальном освобождении других народов и собирании их в новое государство, должен был нести ответственность за прежнюю политику самодержавной власти. Из этого следовало, что под понятие «угнетающая нация» подпадал и великорусский пролетариат – главный творец революции, о котором В. И. Ленин всегда отзывался с восхищением и считал ведущей силой социального освобождения трудящихся России.

В советской и российской историографии сложилось устойчивое мнение о подлинности авторства этого документа. Однако вышедшее в 2003 г. исследование историка В. А. Сахарова, посвященное «Политическому завещанию» Ленина, ставит под сомнение общепринятую версию. Опираясь на широкий круг источников и проведя научную экспертизу «Письма», автор делает предположение, что этот документ – продукт политической игры и авторство Ленина, стилистическое и даже теоретическое – сомнительно[247].

Отношение В. И. Ленина к русскому народу, его истории, культуре, его роли в революционном движении крайне противоречиво. Не подлежит сомнению, что Ленин был убежденным и последовательным интернационалистом. Национальный вопрос рассматривался им с позиций решения конкретных задач классовой и национально-освободительной борьбы. Построение бесклассового и безнационального коммунистического общества являлось для него главной целью всей политической деятельности. Любые проявления русского национализма и консерватизма (в литературе, публицистике, искусстве) рассматривались им как выражение идеологии эксплуататорских классов и решительно осуждались, как идейно враждебные «демократическому направлению» в политической теории и культуре. Однако в повседневной жизни В. И. Ленин не был человеком, лишенным национальных пристрастий, вкусов и патриотических чувств. Об этом, к примеру, свидетельствует близко знавший Ленина писатель М. Горький: «Я нередко подмечал в нем черту гордости Россией, русскими, русским искусством. Иногда эта черта казалась мне странно чуждой Ленину и даже наивной, но потом я научился слышать в ней отзвук глубоко скрытой, радостной любви к своему народу»[248]. О Ленине как о национальном политическом лидере писал Л. Д. Троцкий: «Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю, собирает ее в себе, дает ей высшее выражение… Через Ленина социалистическая революция, давно имеющая свое интернациональное теоретическое выражение, нашла впервые свое национальное воплощение»[249]. Показательно, что подобные характеристики «вождю мирового пролетариата» давались людьми, нисколько не идеализировавшими русский народ. Русские поэты A. А. Блок, С. А. Есенин, Н. А. Клюев, С. Д. Дрожжин, B. Я. Брюсов писали о Ленине как о народном вожде[250]. Один из ведущих публицистов эмигрантского движения сменовеховцев Н. В. Устрялов в статье «Памяти Ленина» отмечал: «Пройдут годы, сменится нынешнее поколение, и затихнут горькие обиды, страшные личные удары, которые наносил этот фатальный, в ореоле крови над Россией взошедший человек, миллионам страдающих и чувствующих русских людей. И умрет личная злоба, и “наступит история”. И тогда уже все навсегда и окончательно поймут, что Ленин – наш, что Ленин – подлинный сын России, ее национальный герой – рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым»[251].

Идейные оппоненты Ленина – Н. А. Бердяев и В. В. Шульгин позднее признавали в нем выдающегося государственного деятеля, создателя новой России[252]. Парадоксальным является и тот факт, что признания масштабности личности вождя русских коммунистов были характерны даже для их непримиримых идеологических противников – представителей зарождавшегося немецкого национал-социализма. В своей книге «Die Zweite revolution» («Вторая революция», 1926 г.) один из тогдашних лидеров «левого» крыла национал-социалистической партии Йозеф Геббельс утверждал: «Ни один царь так не постиг русский народ в его глубине, в его страстях, в его национальных инстинктах, как Ленин»[253]. Впрочем, можно привести немало высказываний известных ученых, мыслителей, писателей XX столетия о Ленине как о русском человеке и выдающемся национальном политическом деятеле. Поэтому проблема «Ленин и русский вопрос» еще ждет своего всестороннего и объективного исследования.

В апреле 1923 г. письмо В. И. Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации» было зачитано руководителям делегаций на XII съезде РКП(б)[254]. Указания главы партии по вопросу «великорусского шовинизма» были учтены и нашли свое отражение в резолюции съезда: «Партия обязана вести решительную борьбу прежде всего с остатками великорусского шовинизма. Только решительной борьбой с великорусским шовинизмом можно обеспечить прочность союза[255] и обеспечить влияние партии среди трудящихся масс других стран»[256]. Идею о необходимости поставить русский народ в «неравное» положение по отношению к другим советским нациям, изложенную в ленинском «письме», развивал Н. И. Бухарин: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации должны идти наперерез националистическим стремлениям и поставить себя в неравное положение в смысле еще больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций»[257]. Обращаясь к Сталину, Бухарин заметил, что генсек партии, выступая на съезде, уделил недостаточное внимание опасности «русского шовинизма», сделав главный упор на борьбу с местным национализмом: «Я понимаю, когда наш дорогой друг, т. Коба, Сталин, не так остро выступает против русского шовинизма, и что он как грузин выступает против грузинского шовинизма»[258]. В своем заключительном слове по национальному вопросу Сталин отвел выдвинутые против него обвинения в игнорировании «русской шовинистической опасности», указав при этом на недопустимость искусственного принижения национально-политического статуса великорусского пролетариата: «Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим, – не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетенных наций, – это значит сказать несообразность. То, что у т. Ленина является оборотом речи в его известной статье, Бухарин превратил в целый лозунг»[259]. Вместе с этим И. В. Сталин разглядел новую «шовинистическую» опасность, возникшую в условиях НЭПа: «В связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила – великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения… Если мы ее не подсечем в корне, – а нэповские условия ее взращивают, – мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетенных наций, что будет означать подрыв диктатуры пролетариата»[260]. Примерно за месяц до этого выступления Сталин на страницах «Правды» указал и на новый источник, идейно подпитывающий русские националистические настроения: по мнению автора статьи, «они получают подкрепление в виде “новых” сменовеховских великорусско-шовинистических веяний, все более усиливающихся в связи с нэпом»[261].