Алексей Кожевников - Русский патриотизм и советский социализм

• Название: Русский патриотизм и советский социализм
• Автор: Алексей Кожевников
• Жанр: Политика

Монография посвящена одному из наиболее противоречивых явлений общественной и культурной жизни СССР на протяжении почти всей его истории (1917–1985 гг.) – идеям русского патриотизма. На основе широкого круга источников выявляются корни и прослеживается дальнейший генезис новой патриотической идеологии, исследуются формы ее проявления, особенности отношения советских властей к «русскому фактору» в политической и культурной жизни того времени. Альтернативным официальному курсу проектам решения «русского вопроса», предлагаемым русскими национал-патриотами (диссидентами), посвящена отдельная глава книги.

Для историков, политологов и всех, интересующихся прошлым нашего Отечества.

---

Декларируемый лидерами белого движения принцип «единой и неделимой России» также не мог привлечь большинства представителей национальных меньшинств (давала о себе знать память о «русификаторской» политике царизма). Победы же Красной Армии, в большинстве состоящей из великороссов, поднимали авторитет Советской России среди трудящихся других национальностей. Координирующая роль РКП(б) по отношению к республиканским компартиям также служила основой политической и территориальной централизации. Таким образом, ленинская стратегия, направленная на постепенное собирание наций России в новое государственное образование через исторически неизбежный этап их «размежевания», полностью себя оправдала. Уже после образования СССР XII съезд РКП(б) (апрель 1923 г.) окончательно утвердит курс на политическую централизацию в своем тезисе о диктатуре партии. Следствием этого стало создание общесоюзной сверхцентрализованной Коммунистической партии, действовавшей вне рамок закрепленной Конституцией федеративной государственной структуры и игнорировавшей любую автономию[226].

Единое многонациональное государство, но уже в своем новом, советском варианте, скрепленное и контролируемое жесткой партийной структурой, было восстановлено большевиками – за четырехлетний срок после распада Российской империи, в условиях войны, экономической разрухи, классовой и национальной междоусобицы. Нельзя не согласиться с оценкой результатов большевистской политики по сплочению воедино бывших территорий России, данной историком Э. Карром: «К концу 1918 г. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика располагалась примерно в тех же границах, что и средневековая Московия до завоеваний Ивана Грозного, и немногие – пожалуй, даже среди самих большевиков немногие – верили, что режим уцелеет. Тем не менее всего четыре года спустя разные части бывшей царской империи, за небольшим исключением, были снова объединены в Союз Советских Социалистических Республик, и оказалось, что по силе сплоченности новый союз по крайней мере не уступает исчезнувшей царской империи. Это свершение, которого никто не мог предвидеть в мрачные дни 1918 или 1919 г., представляет собой выдающийся результат созидательной государственной деятельности Ленина»[227]. Однако созданное государство качественно отличалось от своих исторических предшественников – по социальному строю, административно-территориальному устройству, идеологии и политическому предназначению. Русскому народу в этом государстве в 1920-е гг. отводилась объединяющая культурно-политическая и экономическая роль по отношению к бывшим «угнетенным» национальностям. При этом государствообразующий народ не имел статуса ведущего этноса в СССР.

В процессе политического и экономического объединения республик вокруг российского центра постепенно отпадал и принцип «самоопределения наций», необходимый в период революционного завоевания власти и ее удержания, но утративший свою силу с началом создания единого многонационального государства – федеративного по юридическому статусу, но централистского по своей политической сути. Декларируемый лозунг сохранялся, но не мог быть реализован в условиях единого союзного государства с однопартийной политической системой. При этом ленинская позиция по данному вопросу претерпела за несколько лет существенное изменение. Так, на апрельской партийной конференции 1917 г. лидер РСДРП(б) прямо заявлял о терпимом отношении большевиков к нарастающим сепаратистским тенденциям в стране: «Мы к сепаратистскому движению равнодушны, нейтральны. Если Финляндия, если Польша, Украина отделятся от России, в этом ничего худого нет. Что тут худого? Кто это скажет, тот шовинист»[228]. Осуществление революционного переворота в стране предполагало признание неизбежности и даже прогрессивности усиливающихся центробежных явлений и местного национализма. В сложившихся политических условиях Россия уже не могла существовать как единое государство, его распад начался еще до прихода большевиков к власти. Этим и объяснялись подобные высказывания Ленина.

Однако, с созданием Советского государства, по мере укрепления политических и экономических связей РСФСР с другими советскими республиками вождь большевистской партии пересматривает свою прежнюю позицию по вопросу о национальном самоопределении. Возможность отказа от программного положения о праве наций на самоопределение была обозначена еще в марте 1919 г на VIII съезде РКП(б). Полемизируя с Н. И. Бухариным, предлагавшим изъять это положение из программы партии, В. И. Ленин заметил: «Тов. Бухарин говорит: “Зачем нам право наций на самоопределение!”. Я должен повторить то, что возражал ему, когда он в 1917 году летом предлагал откинуть программу-минимум и оставить только программу-максимум. Я тогда ответил: “Не хвались, едучи на рать, а хвались, едучи с рати”. Когда мы завоюем власть, да немного подождем, тогда мы это сделаем. Мы власть завоевали, немножечко подождали, теперь я согласен это сделать»[229] (т. е. отказаться от политической линии на «самоопределение наций» – А. К.). Характеризуя наметившийся поворот в национальной и геополитической стратегии большевиков, Э. Карр подчеркивал: «”Право на отделение” – фраза, однажды сказанная Лениным, – постепенно заменялась “правом на объединение”. Было в принципе немыслимо, чтобы какая-либо социалистическая нация пожелала отделиться от социалистического содружества наций; было практически немыслимо к концу 1920 г., чтобы кто-либо, не будучи непримиримым врагом советского строя, захотел порвать с таким единством, которое было уже достигнуто»[230]. Однако сторонники создания социалистического интернационального государства обозначали и реальную «угрозу» единству советских наций. Она, по их мнению, прежде всего исходила от «великорусских шовинистов».

В том же выступлении на VIII съезде В. И. Ленин указывал и на опасность «великорусского шовинизма» в разных его проявлениях, который, по мнению вождя пролетарской партии, препятствовал многонациональному классовому сплочению трудовых масс новой России: «Осторожность особенно нужна со стороны такой нации, как великорусская, которая вызвала к себе во всех других нациях бешеную ненависть, и только теперь мы научились это исправлять, да и то плохо. У нас есть, например, в Комиссариате просвещения или около него коммунисты, которые говорят: единая школа, поэтому не смейте учить на другом языке, кроме русского! По-моему, такой коммунист, это – великорусский шовинист. Он сидит во многих из нас и с ним надо бороться. Вот почему мы должны сказать другим нациям, что мы до конца интернационалисты и стремимся к добровольному союзу рабочих и крестьян всех наций»[231]. Озабоченность Ленина проявлениями «великорусского шовинизма» едва ли можно считать доказательством «русофобии» лидера партии. Как было показано выше, в годы Гражданской войны «великорусскому фактору», политике воспитания в массах нового социалистического патриотизма – одной из идеологических компонент революционного оборончества, – Ленин придавал особое значение. Однако, если какое-либо проявление излишней «русскости» мешало, по мнению лидера большевиков, классовому интернациональному сплочению народов в деле социалистического строительства и напоминало о прежней «великодержавной» политике царской власти, оно жестко пресекалось. Ленинская стратегия построения многонационального государства, которое по мере развития мировой революции должно было принимать в «братскую семью народов» все новые этносы и территории, исключала какие-либо проявления национализма, в особенности «великорусского». Таким образом, русский народ как ведущая сила революционных преобразований и строительства нового социалистического общества ставился в неравное и даже подчиненное положение по отношению к другим национальностям.

На опасность т. н. «великорусского шовинизма» неоднократно указывали решения партийных съездов начала 1920-х гг. При этом проявления русского национализма, особенно в среде партийного и государственного аппарата представляли, по мнению руководства РКП(б), бо́льшую угрозу для формирования коммунистического интернационального единства народов, чем местный национализм[232]. Любое, даже невольное нарушение местных обычаев, допущенное русскими партийными и советскими работниками в национальных районах, квалифицировалось как «шовинистический уклон»[233]. Так, в резолюции X съезда партии, в частности, отмечалось: «Работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования «державной» нации и не знавшие национального гнета, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной и советской работе, либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта, исторического прошлого данной народности, вульгаризируя, таким образом, и искажая политику партии в национальном вопросе. Это обстоятельство ведет к уклону от коммунизма в сторону великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма»[234]. Установка на то, что русский народ якобы являлся «угнетающей нацией» до революции и вследствие этого должен был постоянно «завоевывать доверие» угнетаемых национальностей бывшей Российской империи, стала в 1920-е гг. одной из главных идеологических составляющих партийной политики по национальному вопросу. Если великорусский пролетариат, как указывалось в партийных решениях тех лет, все же смог завоевать доверие «своих инонациональных братьев», то большинство населения – русское крестьянство, «полное националистических предрассудков», в союзе с буржуазной интеллигенцией объявлялись главной социальной базой «шовинизма» бывшей «державной нации»[235].