Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня воинской удачи

• Название: Ольга, княгиня воинской удачи
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-04-089186-3

Молодая правительница Руси Эльга, провожая в поход на Греческое царство своего мужа, князя Ингвара, надеется лишь на удачу и милость богов, ведь всё, что ей остается, – ждать вести о победе или поражении. Однако вдали от нее всё складывается так, как она и представить себе не могла. Князь Ингвар, оказавшийся на земле болгар без своего войска и вынужденный искать поддержки у союзников, должен сделать крайне непростой выбор: взять в жены красавицу Огняну-Марию, союз с которой спасет державу русов, или же сохранить в целости сердце любимой Эльги и, возможно, лишиться всего…

---

Народ уже собрался. Все войско не могло здесь поместиться, и каждый вождь пришел с малой дружиной – родичами и старшими оружниками, чтобы потом рассказали остальным, как все прошло. Только черниговцев было больше половины – явились все, кто знал воеводу при жизни. Младшие отроки присматривали за котлами, остальные уже расселись на земле, на кошмах и просто на песке. На выложенных длинным рядом щитах расставили миски и разложили ложки.

– Эх, выпить нечего! – вздохнул Дивьян, подходя к князю. – Уж воевода наш по этому делу был умелец! И медов стоялых у него всегда запас был, и на ягодах, и на травах! А тут…

– Травы есть, да меда нет, – подхватил Краснобай, родич радимичского князя Огневита.

Как ни ломали головы лучшие умы дружины, способа раздобыть хоть сколько-то хмельного не нашли. Ни молока, ни меда, из чего можно сделать скороспелую брагу для проводов, раздобыть на этом пустынном берегу было никак невозможно.

– В греки попадем, вина возьмем – тогда выпьем на старика, – утешил Ингвар.

– Кабы не родич ваш, уже бы там были, – буркнул Дивьян.

Вместе с Ингваром и его приближенными пришел Боян. Внутри стана он пользовался почти полной свободой, но передвигался мало – хромал из-за раны в бедре и опирался на посох из свежевырубленной жерди.

– Добри Небеса, что это? – охнул он, едва увидев лодью.

Мистина в удивлении повернулся к нему, не понимая, чего в этом такого особенного.

Боян показывал на троих дунайских пленников: девушку и отроков. Этих нарядить было не во что, они оставались в своих бедных одеждах, только у девушки на голове появился цветочный венок, старательно сплетенный руками зелейника Колояра. Ее длинные черные волосы были распущены и тщательно расчесаны, а на бледном лице застыло отрешенное выражение, будто душа ее где-то не здесь. Лишь глаза странно блестели.

Мистина кивком подозвал Колояра:

– Ну как?

– Готово! – Держанович кивнул на пленников, явно гордясь своим умением. – Годится здешняя сон-трава. Уже в очи Маренины смотрят все трое.

– Кто сии люди? – встревоженно воскликнул Боян и даже подошел ближе, хотя передвигаться ему было нелегко. – Где вы их взяли? Что вы с ними хотите сделать? Добри Небеса!

– Где взял Буеслав – мы не спрашивали, а пойдут они с дедом в Навь, – пояснил Мистина.

И добавил:

– Вместо тебя и твоих парней. Понимаешь?

– Господи Исусе! – Боян побледнел. – Я же говорил вам! Мы, болгары, – христиане! Боги Нави не получат наших душ, даже если вы убьете нас во имя их! Вы погубите их напрасно!

– Мы наш долг ему отдадим, а там, за крадой, пусть он сам за своим добром следит, – усмехнулся Мистина. – Чернига наш был хваткий – своего не упустит. И если еще какой бог придет за их душами, я бы поставил на старика!

– Молю тебя, позови ко мне князя. Мне нужно сказать ему… Очень нужно.

Мистина вопросительно посмотрел на него.

– Господом Христом… Владыкой Нави молю тебя!

И снова между ними проскочила искра понимания, что касалась глубинной сущности их душ и не выражалась в словах. Мистине вновь вспомнилась Эльга, и в этой сгустившейся тьме, полной мрачных отблесков погребального огня, мысль о ней была как серебряная луна средь черного неба.

Он отошел, вскоре вернулся с Ингваром.

– Чего вы? – Князь был полон тревожного оживления. – Начинать пора.

– Прошу тебя! – обратился к нему Боян. – Отпусти этих троих бедняков. Не губи их жизнь и не бери на себя лишний грех.

– Мы отдаем их деду в спутники, – жестко ответил Ингвар. – Не такой он был человек, чтобы в одиночку уходить.

– Я дам вам другую жертву.

– Ты же не себя?.. – заикнулся Эймунд.

– Послушай! – опираясь на костыль, Боян шагнул к Ингвару. – Помнишь, я рассказывал о святилище на Белом острове…

– Ну?

– Святилище разрушено… Но это не важно. Отпусти этих троих… Не убивай их… Я спою песнь, она откроет врата Нави и усладит слух ее владыки, за что он даст вашим мертвым самое лучшее место в своих палатах.

– Споешь? – Ингвар удивленно глянул на него.

– Да, – сокрушенно вздохнул Боян. – Это грех, но меньший, чем если я дам умереть этим людям ради жертвы дьяволу. Это мне простится.

– И ты считаешь, это будет равнозначный дар? – недоверчиво спросил Мистина.

– Убедитесь сами. Прикажи принести мои гусли. Вы же нашли их?

После ночной схватки часть Бояновой дружины бежала на своих лодках, но часть их осталась – те, для каких не хватило гребцов. Среди них оказалась и лодья с пожитками Бояна, в том числе заботливо укрытыми в провощенную кожу гуслями.

Ингвар вопросительно глянул на побратима. Его томило любопытство, но и опасение. Что Боян – гусляр и певец не чета дружинным горлопанам с их любимым «Мы ловили медведя́», было ясно и так. Но в устах умелого кощунника обрядовая песнь – оружие. Немало есть сказаний о силе, что она несет. Такой певец может заставить сотню гостей на пиру плясать до изнеможения, до смерти – а может сразу погрузить в вечный сон. Или лишить силы целое войско, сделать бойцов беспомощными, как младенцы.

И если есть на свете человек, способный на такое, то Ингвар не удивился бы, убедившись, что тот стоит перед ним.

– Поклянись твоим богом, что не причинишь вреда мне и моим людям.

Боян вынул из-под кафтана золотой эмалевый крест на цепочке и поцеловал его:

– Я не хочу причинять вреда тебе и твоим людям. Лишь хочу спасти этих несчастных от бессмысленной гибели во славу сатаны.

– Колошка, знаешь, где его поклажа? – Ингвар глянул на отрока.

– Гусли принести? – понятливо кивнул тот и по знаку князя вдвоем с Соломкой пустился бегом по песку вдоль шатров.

– Чего не начинаем-то? – К ним подошел Негода, заложив руки за пояс и выпятив брюхо. – А то девка остынет, а мясо пережарится!

Вокруг захохотали, но Ингвар качнул головой:

– Обождите. Князь Боян нам сейчас петь будет. То есть Черниге и…

– И Кощею с Мареной, – подхватил Мистина.

Отроки уже разнесли котлы с похлебкой, начали разливать отвар и раскладывать по мискам вареную рыбу, но никто еще не ел. Видя какую-то заминку, народ подтянулся к костру, где стоял князь с приближенными. Слышался гул, расспросы под треск огня. Было уже ясно, что погребальный пир пойдет как-то иначе; разнесся слух, что князь передумал и все же решил принести в жертву болгарского князя. Не зря же Ингваровы братья столпились возле него и оживленно толкуют о чем-то!

Но вот Колояр и Соломка принесли гусли. Боян проковылял к лодье покойного и уселся на кошму под самым бортом, там, где Черниге было бы лучше всего его слышно, если бы звуки этого мира еще до него доносились. И сама душа воеводы, наверное, невидимою птицей сидела сейчас на высоком штевне и прислушивалась. Клубы дыма, уносимые ветром от берега в море, вихрились над носом лодьи с резной головой сокола, и Мистине вдруг померещилось, будто он и правда видит там белую птицу с человеческим лицом…

По знаку Ингвара гриди уняли шум. Боян провел пальцами по струнам, и у каждого возникло удивительное чувство – будто тьму прорезали солнечные лучи, невидимые очам, но ощутимые сердцем.

– Я принесу в жертву мертвому и его новым владыкам другую деву, куда лучше этой, – сказал Боян, и все стоявшие вокруг сомкнули ряды теснее, чтобы как можно больше людей могли его расслышать. – Да усладится слух твой, Царь Морской, песней во славу твою, сложенной дедами нашими!

Была у матери дочка,
Гостилюба, кровинка родная.
Мать ее в зыбке качала,
Качала и песни пела.
Росла она, возрастала,
Вошла в девичий возраст.
Могла хозяйничать в доме,
А мать ее не пускала,
Ни по воду, ни к скотине.
Девушки мать хвалилась
У моря пред рыбаками,
Что растит красоту-девицу
Ясного солнца пригожей,
Вдвое месяца краше…

Удивительно, как нежно звучал низкий голос Бояна, рисуя красоту девы. И настоящее чудо творил он с каждым слушающим. Стоя на песке перед лодьей у моря, каждый ощущал себя где-то в другом месте – светлом, теплом, чистом, как цветущий луг ранним летним утром. Никто уже не видел той тощей девчонки в черно-красной плахте, что сидела у ног покойного в лодье – перед каждым сияла иная дева, прекрасная, как солнце, в лучах золотых прядей, с глазами небесной синевы…

Шли рыбаки по морю,
Громко спевали песни
Про красоту-девицу,
Что вдвое месяца краше,
Яснее светлого солнца.

Услышал рыбацкие песни
Могучий Морской Владыка.
Услышал и стал печален,
Нахмурил чело свое грозно.
Вскипели тут пенные волны
От гнева Морского Владыки.
Три дня бушевало море,
Гнало высокие волны,
Губило лодьи морские,
Билось о белые скалы.

Собралися мудрые старцы,
Держали совет и сказали:
Гневен Морской Владыка,
Желает и требует жертву.
Положено Князю Морскому
Раз в девять лет – по деве.

Голос певца изменился: в нем зазвучали грозные завывания бури, низкий шум валов, дробящихся о скалы, крики чаек, треск ломаемых весел. Каждый нахмурился, затаил дыхание, видя бурлящее море перед собою. И пробирало холодом от ожидания: вот-вот морской владыка явит себя взорам и назовет причину своего гнева…