Наталья Долбенко - Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции

• Название: Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции
• Автор: Наталья Долбенко
• Жанр: Русское современное

Индия – страна тысячи чудес и необычайной энергии, очаровывающая своей красотой. Индия – детская мечта, сказка, в которой хочется жить, как героиня фильма, стать принцессой чьих-то грез и утонуть в объятиях любви. Принц – кто из девчонок не мечтал о нем в детстве? У каждой он был свой, но у многих он был южный, экзотический, родом из фильма «Танцор диско». И я грезила о своем Митхуне Чакроборти, похожем на моего любимого персонажа, принце, который ради меня перевернет мир – как в кино…

---

– Мэ тхак гая.

– Устала? – переспросила ее. Она кивнула. – Поиграем?

Она сморщила лоб вопрошающе: во что можно играть с такой взрослой тетей. Я принялась выводить носком круги, рисунки на песке. Девчонка заинтересовалась. Потом принялась подрисовывать, и тоже носком. Подняла палочку и перечеркнула рисунки со смехом. Взглянула на меня: как я отреагирую. Я улыбнулась: ачча! хорошо! После чего она принялась лопотать, рассказывать мне как надо играть, что рисовать. Я понимала ее на каком-то ином уровне, интуитивном и мы уже весело бегали вокруг машины, играя в салочки, поднимая пыль столбом и заливаясь радостным смехом. Никогда бы не подумала, что могу ладить с детьми.

– Наташа тоже пагаль. Как ребенок, – усмехался Ашвани, а я делала вид, что не слышу и не понимаю его слов.

– Да, они похожи, – шутила Мини.

– Все, садитесь, – позвал резко Пунит и мы залезли в машину.

В Кутуб Минар сходить не получилось: дорого для меня – двести пятьдесят рупий. Жалко, конечно. Но я все равно раньше с Виджендрой ходила. Не постоянно ж теперь смотреть вблизи на эту летучую башню. Мысли об этом не покидали меня. Угнетали лишь сомнения, все больше и больше. Во мне боролись противоречивые субличности. А дождь продолжал капать на стекло машины.

Я к тому же опасалась возвращения в квартиру. Вдруг прогулка кончится? Но мы поехали куда-то за ограду, свернули на боковую дорогу и оказались в средневековье. Мусульманский район. Нищета. Грязь. Теснота. Улицы еще уже, чем в Гита Калони. Доносятся песни муэдзина. Голые дети, чумазые, оборванные бегают стаями, гоняют мяч, машут палками. Тощие длинные собаки, изгибая ребристые животы, поскуливают и ищут пристанища у стен, за канавами. Я потянулась было за фотоаппаратом, но меня остановили:

– Пока не снимай. Тут ничего нет интересного. Потом.

У меня фотик старый – мыльница с пленкой на тридцать шесть кадров. Первые несколько снимков я делала еще в России, в огороде, бабушку за сеном. И тут я осознала, насколько непривычно колоритно здесь. Готова снимать все подряд, щелкая и щелкая кнопкой. Да только где потом возьму пленку, если эти не подскажут.

Послушалась. Остановилась.

Припарковали авто у пыльной грязной стены глиняного забора. Вылезли. Детвора вздрогнула. Остановилась. Три секунды и оголделые понеслись на нас:

– Ангрез! Ангрез! – так они назвают иностранцев (пошло от англиан, а перенеслось на всех подряд): я стала для них настоящим происшествием.

Моя компания быстро меня обступила. Мини взяла за руку. Приказала всем никого ко мне не подпускать. Окруженная кольцом, как шоу-звезда от толп поклонников, последовала за телохранителями.

Временами перескакивала через лужи. Грязь после ливня тестом распласталась по неасфальтированной дороге. Подскальзывались, но держались.

Мы пошли прямо к узкой кишке улицы, которая чем дальше, тем больше сужалась. Азиатские галеи – настоящее зрелище для непосвященных. Я и в своей-то Средней Азии не была даже в бытность ее единства в Союзе, а тут сразу абсолютно другой мир. Другой язык. И другое время. И говорят еще, что машин времени никто не придумал. Это фантастика! И это реальность. Купи билет до Дели и сам получишь ответ, что такие машины уже давно летают за пятьсот долларов туда и обратно.

Девушки, еще молоденькие, в грязных шальвар-камизах, с кувшинами на плече. Черные паранжи закутанных замужних женщин. Длинные с разрезами мужские рубахи-балахоны. Тюбетейки. Шапочки на затылке. Бороды клином. Не зря с детства обожала узбекские сказки. Теперь и сама попала в настоящий мусульманский мир прошлого.

Все здесь было другое. И цвета. И запахи. И лица, застывшие и утомленные стариковские. Живые и уже подернутые нуждой и страхами детские. Блестящие черные не глаза, а настоящие глазищи скрытых под вуалью красавиц. Дух захватывало. Будоражило ум. Снится все это или на самом деле?

Меня так даже в первый приезд ничего не впечатлило, как этот нищий нетуристический квартал мусульман сейчас. Чего же я больше люблю, подумалось мельком, Индию с ее индуизмом, брахманами, эротическими статуями и раскидистыми пальмами, или глиняные лачуги, завывания муэдзинов, чадры на лицах, арбы, груженые мешками с зерном, облезлых осликов и белые шапочки на седеющих головах? Я не знаю. Но без одного из них Индия была бы не полной. В ней оказалось все, что ищет сердце странника: аскетический и добрый буддизм, отчужденный и завораживающий индуизм, околдовывающий и фанатический ислам, своеобразное и мистическое католичество. И это только основное. То что на виду. То, что я знаю.

Ароры привели меня к закоулку, который упирался в тупик. Даже если тут нет никакой достопримечательности, это все уже стоило моего внимания.

Мы проходим остаток пути мимо онемевших лавочников. Останавливаемся у входа. Сбоку шкафы с сандалями, шлепками.

– Надо снять обувь, – подходит Пунит.

Я смотрю на безумно грязную дорогу из белых когда-то плит. Вниз по ним стекаются струи дождя, тысячи утопленных трупов огромных рыжих муравьев, пчел. Какие-то соринки, остатки цветов, грязевые разводы. Делаю над собой неимоверное усилие, чтобы побороть брезгливость. Снимаю сандали. Протягиваю Пуниту. Совершенно без задних мыслей унизить его. Он держит в руках свои кроссовки. Отдает их через прилавок, чтобы поставить в шкафу. Увидев мою протянутую к нему руку с вещами, брезгливо отскакивает и высокомерно отворачивается. Я в шокирующем недоумении.

Что это? Презрение? Ненависть? Виджендра спокойно брал и свою и мою обувь и отдавал ее, забирал, когда требовалось. А тут… там не было речи ни о какой любви, а тут… а тут…

Я не могла прийти в себя. Стояла как мокрая курица посреди дороги и не знала, куда нести яйцо.

– Наташа, отдай их, – напомнила Ручи – они в этот деньчасто называли Мини настоящим ее именем.

Я вернулась в настоящее. Уныло протянула за стойку. Номерок. Это только начало моей жизни с Пунитом. Еще ничего и уже конец. Мысль, осознание этого ударило в голову. Кровь прильнула к лицу. Я покраснела. Потом резко побледнела. Лавочники, что продавали тут же цветы и другие подношения, с испугом посмотрели на меня. Зашептались. Лица озабоченные.

– Пани? – послышалось сбоку.

Я обернулась. Обращались ко мне. Я кивнула. Воды мне не мешало бы.

Мне быстро протянули высокий из нержавейки стакан, полный густой местной воды. Чистой, но с тошнотворным привкусом. Я все равно выпила половину. Полегчало.

Пунит даже не заметил, что со мной стряслось.

Нам вручили шифоновые платки на голову. Мне достался насыщенно-синий. Все они окаймлены золотистой мишурой.

Поднимая полы длинных широких шелковых штанов, чтобы не сильно завозить, замочить и не споткнуться, запутавшись в них, я проследовала за компанией. Мы поднялись по узким ступеням на широкую площадку и разделились. Мы с Ручи и малышкой остались тут, а парни прошли по темной галерее.

– Куда они? – спросила я тихо Ручи.

– Это мусульманский храм. Женщины и мужчины отдельно.

Тут только я и поняла, где мы. С нашей стороны стена зарешечена. Как окно, с восточными изгибами, резное. Каменное. На нем повязаны красные и оранжевые шерстяные обрывки ниток.

– Это желания, – пояснила моя спутница. – Люди приходят сюда и завязывают. Хочешь подойти ближе?

Мы прислонились. Сквозь дырки увидели высокие каменные надгробия. Святыня. Внутри никого, только зеленеет трава и спят мирно усопшие души. Возможно помогают тут живущим.

– Вон, смотри! – тихонько шепнула Ручи, указывая чуть левее. – Видишь? Амит. А вон и Пунит.

Через такую же зарешеченную перегородку парни смотрели на надгробия. Тоже заметили нас и похихикивали, тыча пальцами.

Все так сильно меня впечатлило, что никакие желания даже не приходили в голову.

– Спасибо вам всем за то, что я есть тут. За то, что я в Индии и вижу все это. Спите спокойно.

Большего не пришло в голову, но и от этого мне полегчало. Даже стерлась обида за обувь, за Пунита, за разрушенную сказку.

Но вместо одной сказки про любовь к чужеземному мужчине, появилась другая – к чужой стране.

Я медлено обулась и пошла вслед за широкой спиной Пунита.

Как вмиг он сделался мне совсем чужим из совершенного незнакомца? До чего изменчива жизнь!

Вот Кали и показала мне его истинное лицо. И так быстро…

…Мы не успели выйти из лабиринта узких галий, как в сандалях что-то треснуло и стопа ощутила совершенную свободу. Я посмотрела вниз. Сандалия, купленная на Пахаргандже, не вынесла унижения, какое ей нанес Пунит своим презрением, и порвалась. Причем капитально. Я горько усмехнулась: ну вот. И это почти в первый день. Как я теперь гулять буду? В чем ходить до середины августа, когда обратный билет?

С горем пополам дотащила ногу с кожаными лохмотьями до машины и залезла внутрь. Мусульманские пацанята черной стаей окружили нашу машину и трясли ее, не давая проехать и даже сдвинуться. Все заглядывали в салон и кричали мне: мэм, мэм саб, аре, плиз! А чего просили, я так и не поняла, может денег.