Вадим Шалугин - Портрет неизвестного

• Название: Портрет неизвестного
• Автор: Вадим Шалугин
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Русское современное

Представьте яблоко. Скажите, яблоко выбирает в какой момент упасть с дерева? – Гм… Конечно, яблоко не выбирает, – говорите вы. А люди? – Люди? Конечно, выбирают. Потому что у людей в отличие от яблока есть сознание, свобода воли… Вы не пугайтесь. Но у людей нет ни сознания, ни свободной воли. Они ничем не отличаются от яблока. И ничего не выбирают. И сейчас я вам это докажу. Все начинается примерно так: Ночь. Комната. Отчаяние. Стук в дверь.

---

– Хочет ехать. – Прошептал граф, глядя несколько задумчиво на барышень. – Прикажете хоть чаю?

– Чаю? – Граф как будто растерялся.

– Чаю. – С ласковой улыбкой подтвердил граф.

– Да пропадите с чаем. Вы – подлец. – Взметнулся граф, по виду несколько обезрассудив.

– Известно, что подлец. – Задрав в недоумении брови, согласился граф. – Я только вот и сам про это рассуждал. Не верите, спросите. Только разве можно?

– Чего можно? – подозрительно косясь, не понял граф.

– Из-за того что я подлец не соглашаться чаю. Так поглядишь кругом, и вовсе чай пить не захочется. Ведь сколько подлецов… – Граф с некоторым лукавством рассмеялся.

– Пустите руку. – Крикнул граф и ринулся во двор.

– Я вот минуточку. – Любезно улыбаясь барышням, заверил граф и увязался следом.

Графа разместили у печи в гостиной. Он еще ворчал, покуда охая и суетясь, на него складывали одеяла, кофты, шубы и другой какой-то хлам, который взапуски тащили с всего дому.

– Позволите вас? Я не договорил. Я, если вспомните, с того и начал, что ужасно перед вами виноват. То есть, пожалуй, и не виноват, но чувствую вину. – Шептал над мамой господин и впихивал, не глядя, полушубком графу под ногу…

– Послушайте. – Он, наконец, решился встрять. – Послушайте, я полагаю, вы расстроены. Только мне, право, неизвестно…

Бланш, горько улыбнувшись, посмотрела.

– Чем я расстроена?

Вышло почему-то, что он сам собой кивнул, хотя намеревался в общем не об этом. А напротив, думал сообщить, что вся эта перипетия с графами, конечно, крайне любопытна, но только он-то здесь при чем.

– Граф, наконец, посватался. – Чуть слышно прошептала Бланш. – Мы переехали к нему. Большой, красивый дом; лакеи, слуги. Я поначалу даже там плутала. Граф давал обеды, ездили в театр и на ипподром. На ипподром хотя меня не брали.

То было поздним вечером. Я, может быть, спала, когда дверь, тихо вскрикнув, отворилась.

Мама вбежала в комнату и, показывая пальцем не шуметь, хватая за руки, за волосы, будто в бреду шептала, что будем собираться, что немедля нужно уезжать.

Я поняла, что совершилось что-то страшное. Мне еще прежде показалось, что она была как будто не своя. За ужином почти не ела, вздрагивая каждый раз, что граф с улыбкой обращался к ней. Так что, наконец, уже и граф о чем-то стал подозревать.

– Ты нездорова? – несколько с недоумением молвил граф, откладывая в сторону нож с вилкой.

Мама, конечно, отвечала, что ему, должно быть, кажется.

– Ты совсем не ешь. – Заметил граф. – Разве цыпленок плох? По мне как будто ничего… Несколько, впрочем, суховат. И помнится, что я солил; стало быть, недосолен. Пожалуй, следует потолковать об этом с поваром. И все-таки ты будто бы нехороша? Ты не простыла? – лепетал граф с нежною заботой, заронившейся в лице, и темными, мерцавшими глазами.

– Как твоя поездка?

– Поездка? – с удивлением переспросила мама и, почему-то побледнев, схватилась за графин с вишневым соком.

Слуги, точно бы с кем-то сделался удар, навпереймы пустились отнимать графин у мамы.

Граф с любопытством наблюдал, как мама, растерявшись, прежде не хотела отдавать. Как после принесли стакан. Как тот, чуть накренясь, со дна помалу начал краситься червленым ярким цветом.

– Так что поездка? – улыбнулся граф, задумчиво следя, как чья-то тонкая рука ставит стакан подле второго, в точности такого же.

– Утром ты, помнится, обмолвила, что хочешь навестить каких-то родственников. Или знакомых, толком не припомню…

Мы убежали в тот же вечер. А наутро мама рассказала, что в кабинете графа на столе она нашла тот самый медальон. Что на отца скорей всего напали люди графа. И то, что граф, как только догадается, возможно, станет нас искать. Вы понимаете?..

Он, несколько с ошеломлением наблюдая барышню, с чрезвычайным интересом отвечал, что ничего не понимает.

– Что вы не понимаете? – воскликнула она, вздохнув и даже расплеснув руками. – Граф сам похитил медальон. Потом оклеветал отца, потом… Послушайте. – Бланш поднялась, бледнея от волнения.

– Мы жили где-то у знакомых, потом где-то еще. Не знаю, я была ребенок. Помню холод, ругань за стеною: слушаешь невольно, мучаясь уснуть, и по-временам вдруг станется невыносимо страшно.

Раз, ввечер появился странный господин. Долго расспрашивал о графе, об отце. Нахмурился, узнав про медальон и уходя, пообещал, что непременно выяснит.

Спустя неделю господин был вновь.

– Сударыня, – с порога начал господин, который со слов Бланш, как выяснялось, приходился ему дядей. – Я был у графа. Граф передавал вам кланяться и также сообщить о горечи тревог, когда вы с дочкой столь… как это говорят?.. столь непредвиденно его покинули. Благодарю.

Расположившись в кресла, господин с некоторым замешательством окинул комнату. Словно бы удивляясь, где он очутился.

– Что ж, еще граф передал, что несколько сбит толку. Видите ли, по заверению графа про медальон он слышит в первый раз. И хоть и предложил из сострадания пожить вам с дочкой у него, когда ваш муж пропал, но свататься и в мыслях не имел. По той причине, что женат… Вам дурно?

Маму усадили в кресла. Господин выбежал куда-то и, залив дорогою весь пол, вернулся вскоре с мокрым полотенцем.

– Послушайте, сударыня, мне все это чрезвычайно странно. Я встрял из-за того, что был когда-то дружен с вашим мужем. Муж же ваш, как давеча заверил меня граф, бежал, обворовав другого графа. О котором тоже вы упоминали и который к вашему несчастию скончался несколько недель тому… Однако, тут не все.

Остановившись, господин угрюмо поглядел на кресла.

– Граф уверял, что вы просили денег у него. И будто вся история про сватовство сплошной обман, чтобы скомпрометировать его.

Еще ж, граф говорил, что вы должно быть помешались, когда вас бросил муж, и выдумали, будто вам и вашей дочери какая-то угроза.

С слов графа он пытался образумить вас, но вы не слушали. И прежде чем бежать, решились шантажировать его. Когда ж не удалось, бежали.

Было это восемь месяцев тому. И граф с тех пор о вас не слышал, хоть пытался разузнать. Но только это все неправда… – ухватив его за локоть, с жаром лепетала Бланш. – Я знаю, медальон у вас…

Настал его черед подбрасывать руками.

Он, вырвавшись и со стенанием несколько, быть может, и излишним горестно воскликнул, что знать ничто не ведает ни про какие медальоны, что все это какой-то скверный фарс. И в самом деле, сколько же так можно. Сколько можно! Он почему-то хохотнул. Все замелькало перед ним.

Перед глазами пронеслись девица, комната, окно, дома в окне, балконы, люди на балконах. Свет, карминовые платья, жемчуга. Улыбки, руки и запястия. Лорнеты свесившие с рук запястий. Раздающийся в плесканиях тех рук аплодисмент. Огни, повсюду: люди, люстры, лампы. Мучительный скрып кресел, шелест платьев. Смех и разговоры. Оживление в преддверии антракта. Гул и духота.

Глава II. Медальон

Позвольте любопытствовать, не доводилось ли вам слышать об Аннете Фальц? Не доводилось, стало быть? О, это презанятная история.

Аннета была внучкой одного чудного графа. У Аннеты была маменька и отчим – младший графов сын, который по воспоминаниям аннетиным был самодур, кричал и более всего на свете обожал две вещи: пререкаться с графом и жевать табак, раздобывая тот из синей, пухлой табакерки.

Раз, оказавшись утром на диване с брошенною в сторону рукой, из которой, откуда-то из под манжеты выбираясь, тонкой струйкою сочила кровь и пачкала диван, ковер, сюртук, отчима другой раз тоже пачкала, когда он для чего-то этою рукою силился поднять, где, на диване то есть, оказавшись, отчим тяжело стонал; и где под утро отчима и обнаружила служанка, страшным воплем разбудив весь дом.

Под вечер шумно умирая, отчим бредил о каком-то медальоне. Мучился и беспрестанно норовил схватить что-то перед собою и однажды все же ухватил за бороду врача, неосмотрительно склонившегося над его лицом.

Тот медальон, как выяснялось, почему-то был у графа. Отчим, вероятнее всего, об этом так и не узнав, на следующее утро все же умер. А еще на следующее утро объявился некий господин. И угрожая, что имеет доказательства какого-то скандалу, какого, впрочем, именно не уточняя и скандаля тоже сам весьма изрядно, начал требовать, чтоб медальон ему вернули. Потому что он откуда-то все знает. И наверно знает то, что медальон у графа.

Граф же, будучи кроме другого страшный грубиян и много не дослушав господина, говоря о нем довольно тоже нехорошее, взял да и вытолкал того взашей.

То было утром. Ввечеру же граф будто понемногу образумился и даже рассудил, что лучше медальон вернуть. Коль скоро графу он не нужен совершенно и кроме этого неведомо, как к графу самому попал.

– Должно быть, в карты выиграл. – Бормотал с задумчивостью граф и, заложив руками за спину, ходил по кабинету. – Впрочем, что разница?