Меган Эббот - Как ты смеешь

• Название: Как ты смеешь
• Автор: Меган Эббот
• Жанр: Иностранный детектив
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-096339-3

«Нет никого опаснее скучающих девочек-подростков», – сказала тренер когда-то давно, когда ветер кружил сухие листья у наших ног.

Бет и Эдди – лучшие подруги и королевы школьной команды поддержки, царствующие в своем маленьком закрытом мирке.

Но все меняется, когда приходит новый тренер.

Красивая, сильная, идеальная, она быстро завоевывает авторитет и меняет весь привычный уклад, внося раздор в крепкую дружбу и проверяя девочек на прочность.

Неожиданное убийство и полицейское расследование затрагивают как нового тренера, так и команду поддержки.

Спортивный сезон, как и следствие по делу, близятся к завершению.

Кто окажется под подозрением?

И смогут ли девочки сохранить дружбу, когда узнают правду?

---

Он, нахмурившись, смотрит на нее – меня трогает его сердитый вид – и спрашивает, знают ли ее родители, где она бродит так поздно.

Поверх плеча Бет он бросает взгляд на тренершу, и та наконец говорит, что отвезет нас домой, а Эмили и Бет могут забрать свои машины завтра.

Мы выходим из дома, и оглянувшись, я вижу на его лице тревогу – как у моего отца много лет назад, – сейчас-то ему все равно. Тогда я училась в восьмом классе, и мы с Бет тоже уходили из дома, внезапно такие взрослые и привлекательные, а он ничего не мог поделать.

На следующий день я просыпаюсь с похмелья на угловом диване в гостиной у Бет. И первое, что вижу, открыв глаза – ее длинные волосы, свисающие надо мной. Она перегнулась через спинку дивана. Вчера ей, мол, было совсем скучно. Она брызжет ядом, а это всегда плохой знак.

– Сидит там в своем шезлонге, как на троне, – сипит она, охрипнув после вчерашнего. – Не понравилось мне там. И не нравится, как она себя ведет.

Голос у нее срывается, и я не понимаю – то ли она все еще пьяна, то ли я.

– Восседает выше всех, – фыркает она, – а вы коровьими глазами на нее уставились, как школьницы влюбленные.

Но мы и есть школьницы, думаю я.

– Ты всегда попадалась на такие уловки, Эдди, – замечает она. – Как прошлым летом.

Не хочу я, чтобы она снова вспоминала прошлое лето и нашу ссору в лагере, когда все думали, что мы с ней разругались. Потому что к нашим девчачьим посиделкам у тренера это не имеет никакого отношения.

– Я таких, как она, насквозь вижу, Аделаида.

Бет перепрыгивает через спинку дивана, устраивается рядом, свесив длинные ноги, и я делаю вид, что слушаю ее, но на самом деле не слушаю, потому что не нравятся мне эти нотки в ее голосе.

– Пусть наслаждается, пока может, – бурчит она, зарываясь лицом в подушку, зажатую у меня под мышкой, зарываясь в меня головой. – Через пару лет родит еще одного спиногрыза, и ее разнесет, как на дрожжах. Тогда ей только команду по хоккею на траве тренировать светит, и больше ничего.

Она запускает пальцы мне в волосы, утыкается в меня и в подушку и прячется там.

– И кому она тогда будет нужна? – спрашивает она. И сама отвечает: – Да никому из нас уж точно.

Глава 9

Наступает золотое время, неделя или две, когда Бет, кажется, успокаивается. Счастливые дни. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что они всегда будут такими.

Неделя празднеств в честь бывших выпускников проходит блистательно, безукоризненно.

Почти весь школьный год остальные ученики смотрят на нас, как на покрытые глазурью леденцы, принцесс в коронах, храмовых шлюх, загорелых сучек с белоснежными зубами. Надменных богинь, не желающих якшаться с толпой.

Но нам все равно, ведь мы-то знаем, кто мы такие.

И в праздничную неделю бразды правления переходят к нам.

На собрании перед матчем все видят, насколько мы раскованные, дерзкие и крутые. Все видят, на что мы способны, что мы не бумажные куколки, а наш загар – броня.

Мы бросаем вызов всему, в том числе беспощадно твердому полу из кленовых досок, сколоченному полвека назад; мы возвышаемся над ним на высоте три с половиной метра, и наши тела складываются пополам, сгибаются, описывают дуги и летают в воздухе без страха.

В праздничную неделю даже те, кто питает к нам самую сильную антипатию – готы с разрисованными лицами, крысы-скейтеры, фрики неопределенного пола – с робким изумлением взирают на то, как мы запрыгиваем в висячую пирамиду на школьном дворе. Наши тела – железные спицы громадного чертова колеса.

А во время матча, когда мы катапультируем Тейси в небо, толпа ошалело визжит, кажется, решив, что сейчас она непременно разобьется. Когда же она приземляется, их лица выражают восторг и шок.

Я стою на плечах у Минди и Кори и открываю матч; в руках у меня длинный шест с развевающимися лентами, а Тейси бежит рядом с ветродуем для листьев, который мы умыкнули у завхоза, и направляет поток воздуха мне на ленты. Те, как шутихи, взмывают ввысь.

Такого большого костра у нас еще никогда не было; крутящиеся факелы, круги света, ростовая кукла – символ «Рэттлеров» с поролоновыми зубами – взлетает среди пламени, раскачивается высоко над почерневшими концами наших палок. Мы орем до хрипоты, наши лица горят.

Мы роняем факелы и бежим по темному полю, а вдогонку летит голос тренерши: «Той-тач, смыкаем руки, летящий орел…»

Она стоит на краю поля и смотрит на нас; глаза мечутся от одного края пирамиды к другому, и она сияет.

Помню, лет в двенадцать я смотрела на выступление чирлидеров с трибун. Команда старшеклассниц выступала на фоне неистовых сполохов, взлетающих до самого неба. Фигурки исполняли безумные прыжки, скачки, бросали вызов смерти. Одна девчонка подняла жезл, укатившийся в горящую траву. Теперь я знаю, что жезл был обжигающе горячим – сама держала такой же. Но девчонка, схватившая его, улыбалась, танцевала и подпрыгивала выше всех.

А рядом сидела двенадцатилетняя Бет и шептала:

– Ты только посмотри! Только посмотри, – я так и слышу ее голос, тогда еще полный изумления.

Но после праздника мы сходим с тропы славы, и что-то меняется.

Взгляд тренера угрюм. Мы все это замечаем и строим гипотезы. Пытаемся списать все на послепраздничную депрессию, но мы, чирлидеры, таким не страдаем.

Однако на той неделе тренерша два раза отменяет тренировки. Решаем, что виной всему взрослые проблемы, которые нам нисколько не интересны. Выплаты по закладной, сломавшаяся посудомойка, протечка в подвале.

Но все задаются вопросом: что могло пойти не так в чудесной жизни тренерши, с ее прекрасным домом, гладкими волосами и кучей восторженных поклонниц у ног?

Но я-то знаю. Я-то знаю, пусть и не совсем понимаю, что именно, но знаю.

Недаром она никогда не смотрит Мэтту в глаза. Однажды вечером я видела, как он помогал ей разгружать посудомойку – она даже головы не повернула.

И еще я помню то, что я почувствовала тогда, под ее мягким одеялом – шелк, набившийся в рот, как кляп, чувство, что что-то давит на меня – на нее – так, что дышать невозможно.

В пятницу тренер не отменяет тренировку, но и не приходит.

– Может, у нее проблемы по женской части, – предполагает Рири. – У моей тетки Кейли такое по жизни. Она из-за этого иногда чуть не догола раздевается. Сидит на крыльце в одном лифчике и обтирается льдом.

– Да такое только у старух бывает, – говорит Бет. – Может, ей просто рожа твоя надоела. Что неудивительно.

У Эмили кружится голова – тренерша заставила ее перейти на сокоголодание, и она весь день сосет имбирную кожицу. Ей приходится прислоняться к стенке, чтобы не упасть.

– А ведь она обещала принести сегодня рецепт калиевого бульона, – шепчет Эмили. У нее больной вид.

И начинает рассказывать про бульон, загибая липкие от жвачки пальцы и перечисляя ингредиенты: чеснок, свекольная ботва, ботва репы, петрушка, семена красного перца. Бульон ощелачивает организм, и тогда…

Я киваю, а Эмили все щебечет и попискивает; ножки-прутики дрожат у стенки.

– Кто-нибудь, дайте ей «кит-кат» уже, ради Бога, – рычит Бет.

Я кидаю Эмили энергетический батончик, потому что мне тоже смотреть на нее тошно.

Мы наблюдаем, как она медленно жует, отламывая дрожащими пальчиками крохотные кусочки, а потом вдруг становится бледно-зеленой и выплевывает все обратно в обертку.

Бет откидывается на спинку длинной скамьи, вытягивает загорелую ножку и критично ее оглядывает.

– Лично меня тошнит от вас всех до единой, – заявляет она, закатив глаза. Теперь она все время ходит, закатив к небу глаза. – От всех тошнит. От всего.

Иногда ей удается тронуть что-то такое, что находится глубоко внутри нас. Внутри меня, по крайней мере. У нее такой талант, хотя большинство этого не понимает. Кажется, что это она со зла, но на самом деле нет. Ведь меня тоже тошнит, тошнит, тошнит от всего этого. Это то, что ощущаешь постоянно, и постоянно борешься с этим. Жгучая тоска, как прыщ между глаз – набухший и болезненный, такой, что хочется биться головой о стену, лишь бы он поскорее лопнул.

Может, это то, что чувствует тренерша дома, рядом с Мэттом Френчем, разгружая посудомоечную машинку или умывая дочку?

– Хэнлон, – зовет Бет и вскакивает, – пошли отсюда.

Я смотрю на нее.

– Но если тренер придет…

И тут я понимаю, что эти слова чреваты: Бет стиснула зубы и вот-вот кинется на меня. Невольно вспомнился давний урок биологии: зубы крокодила постоянно обновляются и не перестают расти на протяжении всей жизни.

Я поднимаюсь и иду за ней.

Даже у нас, умудренных опытом старшеклассниц, которым все давно осточертело, гулкие пустые коридоры, которыми ты проходишь после уроков, вызывают странное чувство. И само школьное здание, в котором мы знаем все закоулки – ведь тут разворачиваются действия всех наших ночных кошмаров – воспринимается совсем иначе.