Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной

• Название: Мне сказали прийти одной
• Автор: Суад Мехеннет
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-982414-5

На протяжении всей своей жизни Суад Мехеннет, репортер The Washington Post, родившаяся и получившая образование в Германии, должна была балансировать между двумя сторонами ее жизни: мусульманским воспитанием и европейской жизнью. Она всегда пыталась выстроить мост между мусульманской и европейской культурой, пытаясь примирить тех, кто никак не может услышать и понять друг друга.

В книге-мемуарах «Мне сказали прийти одной» Суад Мехеннет, отважная журналистка предлагает вам отправится вместе с ней в опасное путешествие – по ту сторону джихада. Только в этой книге вы прочтете всю правду о радикалах 9/11 в немецких кварталах, вместе с ней отправитесь на границу Турции и Сирии, где не дремлет ИГИЛ, побываете на интервью с людьми из «Аль-Каиды», одними из самых разыскиваемых людей в мире.

Это история, которую вы не скоро забудете.

---

Тот факт, что оба мои родителя были из потомков Пророка, открывал двери, но также и демонстрировал мне ужасную вещь: были люди, которые отказывались разговаривать и иметь дело с теми, кто происходил из другой секты. Первый раз в жизни я столкнулась с линией, разделяющей ислам, с которой мои родители, а особенно моя мать, встретились лицом к лицу еще много лет назад, до моего рождения. Я ощущала, что работа в Ираке станет поворотной точкой всей моей жизни, но еще не представляла, насколько эта война научит меня истории моей семьи.

Первые несколько месяцев я провела в доме в районе аль-Жадрия, где мы жили вместе с Питером Финном и другими коллегами из «Вашингтон пост». Я быстро подружилась с гениальным и очень скромным журналистом ливано-американцем Энтони Шадидом. Мы с ним говорили о разделении на суннитов и шиитов, и я сказала, что оно меня ужасает. «Оно продолжается уже сотни лет», – сказал Энтони. Он предсказывал, что дальше все будет только хуже.

Моей задачей по-прежнему оставался поиск Ахмада аль-Ани, дипломата, который, по сведениям из непроверенных источников, встречался с Мухаммедом Аттой в Праге. У меня было два телефона иракских дипломатов, живущих в Багдаде. Один номер дал мне информатор из Германии, другой принадлежал посольскому служащему из Берлина. С каждым из них я встретилась по отдельности в отеле «Хамбра», где «Вашингтон пост» снимал комнату для интервью. В целях безопасности мы никогда не приводили своих источников в дом, где жили, не обсудив это предварительно с шефом нашего отделения.

Иракский дипломат из посольства, тот, который смеялся над моей наивностью, нашел для меня аль-Ани. «Вот его номер телефона, – сказал он. – Я был в его доме и сказал ему, что вам он может доверять. Но не теряйте время. Я уверен, что вы не одна его ищете».

Я набрала номер, который дал мне дипломат. Ответила женщина.

– Кто вы такая? – спросила она.

Я знала, что телефон может прослушиваться, поэтому постаралась быть осторожной.

– Меня зовут Суад, – сказала я. – Думаю, член вашей семьи слышал обо мне.

– Подождите, – сказала она по-арабски, а потом я услышала, как она шепчет кому-то: «Суад?»

– Да-да-да, дай мне телефон! – услышала я мужской голос.

– Да, это аль-Ани, – сказал он в трубку. – Я дипломат, которого вы ищете.

Я хотела остановить его, чтобы он не говорил таких вещей по телефону, но он продолжил:

– Я знаю, что они пытались сделать так, чтобы я исчез, но я хочу, чтобы вы знали: все это – ложь. Все, что они говорят обо мне, – это ложь. Я никогда не встречался ни с какими террористами и никоим образом не причастен к этим нападениям.

– Пожалуйста, не говорите таких вещей по телефону! – воскликнула я. – Нас могут подслушивать!

– Я хочу, чтобы вы знали: все это – ложь. Они все равно до меня доберутся, я знаю. Но по крайней мере теперь вы знаете, и весь мир должен узнать.

Он согласился встретиться со мной на следующий день, сказав:

– Тот человек, который дал вам мой номер, приведет вас сюда.

Я позвонила человеку из посольства и сказала, что его друг пригласил нас завтра на чашечку чая. «Могли бы мы встретиться в «Хамбре» и пойти вместе?» Он согласился.

На следующий день в машине «Вашингтон пост» с водителем-иракцем мы подъехали к дому аль-Ани и обнаружили, что его дверь взломана. Из дома вышел мужчина. В его черных волосах была седина, а кожа была очень бледной. Он был одет в темно-синие брюки и зеленую рубашку. Мой друг-дипломат вышел из машины, представился и спросил, можем ли мы поговорить с господином аль-Ани.

– Вы имеете в виду моего брата? – спросил мужчина. – Его тут нет. Они забрали его прошлым вечером.

– Кто его забрал? – спросила я.

Мужчина посмотрел на меня:

– Это вы журналистка Суад? Он мне о вас говорил.

Он сказал, что прошлым вечером шесть или семь мужчин ворвались в дом. На лицах у них были маски, в руках – оружие, и они выкрикивали имя аль-Ани.

– Они связали моего брата пластиковыми стяжками, завязали ему глаза и утащили его, – рассказал мужчина. – Мы не знаем, где он.

– Кем они могли быть? – спросила я.

– Мы точно не знаем, но думаем, что это американцы. Вы знаете, они использовали его как козла отпущения, чтобы была причина напасть на Ирак.

Я понимала, что эту статью написать будет трудно из-за того, что аль-Ани исчез. Я спросила, не могу ли поговорить с его женой. Брат аль-Ани сказал, что она и ее сестра были в доме вчера вечером и сейчас они в шоке. Они уехали к своим родителям.

– Я понимаю, что она, возможно, в шоке, но мне очень важно поговорить с ней, – сказала я. – Могу я поговорить с ней завтра или послезавтра?

Он покачал головой.

– Нет, не можете. Люди, которые забрали моего брата, сказали ей не говорить с прессой.

Я потеряла дар речи. Почему этот человек и его семья должны молчать? Разве у них нет такого же права рассказать свою историю, как и у любого другого человека? Я записала отречение аль-Ани по телефону, но качество было не очень хорошим. Я никогда не встречалась с ним до этого звонка, поэтому не знала его голоса и не могла быть уверенной, что действительно ли говорила именно с ним. Если бы я смогла встретиться с аль-Ани, то попросила бы его подтвердить свою личность.

Мы попытались установить местонахождение аль-Ани, позвонив представителям военных. Некоторые наши коллеги искали его, используя свои источники, но никто не хотел, чтобы их слова записывали. Наконец, мы подтвердили тот факт, что американцы арестовали аль-Ани.

Аль-Ани исчез, но я осталась в Ираке. Я близко познакомилась с иракскими людьми, работавшими на «Вашингтон пост». Одна из пожилых женщин, которые готовили для нас, рассказывала, что работала в одном из дворцов Саддама Хусейна, и хвастала, что он любил ее белую фасоль и рис. Один из наших иракских корреспондентов по имени Насир подтрунивал над ней: «Может, это потому, что это единственная еда, которую ты умеешь готовить».

От этих людей, среди которых были шииты, сунниты и курды, я узнала многое. Они говорили, что их этническая и религиозная принадлежность не имеет никакого значения и что раньше она тоже ничего не значила. Большинство местных корреспондентов имели хорошее образование. Некоторые из них были бизнесменами или инженерами, а Насир, которого мы звали Абу Саиф, был пилотом иракских авиалиний. Он работал переводчиком и корреспондентом, а его сын – водителем.

Я стала частью быстрой жизни нашего отделения, охотилась за историями о том, какой была жизнь в Ираке во времена Саддама Хусейна, и о продолжающемся поиске оружия массового поражения. Пол Бремер, глава американской оккупационной администрации в Ираке, не так давно объявил, что иракская армия и полиция будут распущены. Во время пресс-конференции Ахмад Чалаби, политик-шиит, глава Иракского национального конгресса, который дал повод для вторжения американскому правительству, сказал, что благородные люди из его партии позаботятся о безопасности, но новый Ирак сможет функционировать только тогда, когда каждый член партии Баас понесет ответственность за свои преступления. Но избавление от сторонников Баас имело серьезные последствия: роспуск армии и полиции оставлял множество мужчин, по большей части суннитов, имеющих опыт в обеспечении безопасности, безработными, разозленными и хорошо вооруженными. Это привело к тому, что в «Аль-Каиду» в Ираке рекруты потекли рекой.

Из того, что я смогла узнать, можно было сделать вывод, что репутация Чалаби вызывала вопросы. Почему Бремер организовал пресс-конференцию с таким человеком? Почему такой человек, как Чалаби, который многие годы провел за границей Ирака, может сказать о будущем страны больше, чем те, кто прожил в ней всю свою жизнь? Действительно ли все это было связано с лучшим будущим для иракцев или Соединенные Штаты просто хотели держать у власти людей, которыми легко упралять?

– Но разве США не думают, что человек с таким послужным списком может больше навредить, чем помочь? – спросила я у Энтони Шадида, когда мы как-то пили чай у нас в саду.

– Суад, большинство людей в США так далеко не заглядывает, – ответил он. – Чалаби говорит по-английски. Он учился в Соединенных Штатах. Он знает, куда подставить правильные шутки. Он знает правила игры в округе Колумбия. Веришь или нет, но это имеет значение для некоторых из тех, кто принимает решения.

Каждый вечер, когда мои коллеги набирали телефоны своих любимых, я звонила родителям в Германию. Во время этих разговоров, рассказывая о том, что вижу, я начала все больше узнавать о первых годах семейной жизни своих родителей и о том, как раскол шиитов и суннитов, который сейчас обострился в Ираке, стал источником проблем и для них.

Разделение на секты вызвало гораздо больше проблем со стороны семьи моей матери. Она родилась и выросла в Антакье, турецком городе неподалеку от сирийской границы. Во время Первой мировой войны мой прадедушка прятал в своем доме армян и помогал им перебираться через границу в Сирию на запряженных лошадями повозках. Мои родственники никогда об этом особо не распространялись, потому что даже спустя многие годы боялись последствий. Некоторые члены семьи были арестованы за помощь армянам. Мои родственники не разделяли их веры, но у них с армянами было кое-что общее: и те и другие принадлежали к меньшинствам в Османской империи, а позже – в Турции.