Френсис Фицджеральд - Я за тебя умру (сборник)

• Название: Я за тебя умру (сборник)
• Автор: Френсис Фицджеральд
• Жанр: Проза
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-096626-4

Впервые на русском языке.

Ранее не публиковавшиеся рассказы от автора «Великого Гэтсби».

Уже первый роман Фицджеральда «По эту сторону рая» был назван манифестом поколения. Следом были написаны «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна», которые сделали писателя голосом джазовой эпохи. Он стал успешным и популярным. Потом были Великая депрессия и болезнь жены, поденная работа на голливудских киностудиях. Любой бы сломался при таких обстоятельствах. А Фицджеральд искал новые темы, заходил на спорные территории, экспериментировал со стилем.

Он боролся за публикации своих новых вещей. Он искал себя в сценариях к фильмам, которые так и не были поставлены. Он спорил с редакторами, отстаивая свою позицию.

Вместо того чтобы сглаживать новизну и идти на поводу у чужого вкуса, гений Фицджеральда предпочел остаться верным себе, тем, кем он был всегда, – голосом своего поколения, блестящим рассказчиком, великолепным стилистом.

---

– Откуда ты знаешь, что умрешь?

– Откуда люди знают, что умрут? Это в природе человека.

Косгроув посмотрел на него кисло.

– Юмор в этом обсуждении неуместен. Если ты честно даешь согласие умереть, без всяких мысленных оговорок…

Доктор мрачно кивнул.

– Это будет несложно. С деньгами, которые у меня остались, я за это время умру с голоду.

– Это меня устроит. Только, ради бога, сам озаботься похоронами. Не лежи здесь в доме мертвым, не жди, что я приеду этим заниматься.

Доктор как будто немного обиделся, но до сих пор молчавшая Талия тут вдруг насторожилась:

– Вы ничего там не слышите?

Я-то уже слышал – то есть краем уха улавливал какой-то ропот; ропот потихоньку усиливался, мешаясь со звуком множества шагов.

– Слышу, – сказал я, – странно…

Я не договорил: ропот перерос в скандирование, дверь распахнулась, и в комнату влетела служанка с выпученными глазами.

– Доктор Харден! Доктор Харден! – в ужасе закричала она. – Там толпа, миллион человек, идут по дороге к дому. Будут на веранде через…

Усилившийся шум свидетельствовал, что они уже там. Я вскочил.

– Спрячьте племянника! – крикнул я.

Тряся бородой, с расширенными слезящимися глазами доктор Харден слабой рукой схватил племянника за локоть.

– Что такое? – спросил он дрожащим голосом.

– Не знаю. Ведите его немедленно на чердак, засыпьте листьями, спрячьте под кровать.

С этими словами я вышел, оставив всех троих в панике и недоумении. Я выбежал через холл на веранду – и, надо сказать, вовремя.

Веранда была полна народу – молодые люди в клетчатых костюмах и мягких шляпах, старики в котелках, с обтрепанными манжетами, они теснились, толкались, каждый делал мне знаки и звал меня, стараясь перекричать остальных. Единственное, что их роднило – карандаш в правой руке и блокнот в левой – зловеще открытый блокнот, девственно чистый.

За ними на лужайке – толпа побольше: мясники и булочники в фартуках, толстые женщины со скрещенными на груди руками, тощие женщины с грязными детьми на руках, горластые мальчики, лающие собаки, жуткие девочки – эти подпрыгивали, вопили и хлопали в ладоши. За ними во внешнем кольце окружения – городские старики, беззубые, мутноглазые, щекотали бородами набалдашники своих тростей. За ними закатное солнце лило кровавый страшный свет на триста колышущихся плеч.

Толпа встретила меня гвалтом, вслед за этим наступила тишина, затишье, полное глубокого значения. Затишье разродилось десятком голосов. Мужчины с записными книжками в шеренге передо мной:

– Дженкинс, «Толидо блейд»!

– Харлан, «Цинциннати ньюз»!

– Макгрудер, «Дейтон таймс»!

– Кори, «Зензевилл рипабликан»!

– Джордан, «Кливленд плейн дилер»!

– Кармайкл, «Колумбус ньюз»!

– Мартин, «Лайма геральд»!

– Райан, «Акрон уорлд»!

Это была фантасмагория – словно взбесилась какая-то карта Огайо, перепутались мили, города устроили чехарду. В голове у меня помутилось.

И снова наступила тишина. Я заметил какое-то волнение в середине толпы – вроде волны или водоворотика в гуще или полоски прилегшей пшеницы под порывом ветра.

– Что вам надо? – крикнул я загробным голосом.

И полтысячи глоток откликнулись хором:

– Где Косгроув Харден!

Все открылось! Вокруг меня роились репортеры – просили, угрожали, требовали.

– …ловко скрывали… никакой утечки… прибыльная затея… он даст нам интервью?.. позовите старого мошенника…

Затем этот странный водоворотик в толпе достиг веранды и улегся. Из гущи народа энергично выпростался высокий молодой человек с соломенными волосами и худыми ногами-ходулями, и десятки услужливых рук подтолкнули его ко мне. Он поднялся на веранду – поднялся по ступенькам…

– Кто вы? – крикнул я.

– Звать Элберт Уилкинс, – сипло ответил он. – Это я рассказал.

Он сделал паузу и приосанился. Это был миг его славы. Он был бессмертным посланцем богов.

– Я узнал его в первый же день, как он приехал. Понимаете… понимаете…

Мы все подались к нему.

– У меня его расписка на три доллара восемьдесят центов. Проиграл мне в покер – пусть отдаст деньги!

Я издатель. Я издаю любые книги. Я ищу книгу, которая разойдется в пятистах тысячах экземпляров. Сегодня мода на медиумические. Я лично предпочел бы что-то ярко материалистическое из жизни фешенебельных клубов и мрачных женщин-апашей… или что-нибудь о любви. Любовь – это верное дело, для любви требуется живой.

«Кошмар», как говорится в сопроводительной записке Гарольда Обера, «история, безусловно, весьма неправдоподобная, но хорошо рассказанная». Действие этой фантазии разворачивается в психиатрической клинике; здесь есть и родственные связи (несколько братьев проходят лечение вместе, а среди врачей имеются отец и дочь), и обычный сюжет о том, как молодой человек находит себе девушку.

К 1932 году Фицджеральд уже прекрасно знал, как устроены даже самые элитные и прогрессивные частные клиники для душевнобольных. Впервые Зельду госпитализировали в 1930-м в Европе, а с февраля по июнь 1932-го она была пациенткой в клинике Фиппса в Балтиморе. В основе «Кошмара» лежит вопрос, кто «нормален», а кто нет – как определить, что человек находится в здравом рассудке, и сколь многое зависит от того, кто это определяет. Конечно, рассказывая, как психически здоровый герой спасается от криводушных злодеев и находит свое счастье, Фицджеральд воплощал на бумаге и свои тайные желания.

«Кошмар» отвергли «Колледж хьюмор», «Космополитен», «Редбук» и «Сатердей ивнинг пост» – все эти журналы печатали сочинения Фицджеральда регулярно и с большой охотой. Сами их отказы придают этой новелле дополнительный интерес: в 1932 году поклонники Фицджеральда ждали от своего любимца совсем другого, что соответственно влияло на мнение редакторов. Времена были довольно мрачные, и от Фицджеральда хотели таких рассказов, где не было бы недостатка в деньгах и лунном свете. Деньги и впрямь важны для развития сюжета: братья располагают немалым состоянием, которым хочет завладеть один из руководителей клиники, но описания больных и ухода за ними не прельстили редакторов, желающих видеть в Фицджеральде лишь поставщика остроумных историй о соблазнительных юных героинях. В апреле 1932 года он грустно, но покорно писал Оберу: ««Кошмар» никогда, никогда не принесет денег – хоть в грустную пору, хоть в счастливую». В июне 1936 года Фицджеральд сообщил, что этот рассказ еще при нем, но он «ободрал его как липку», перенеся оттуда в роман «Ночь нежна» почти все лучшие фразы и выражения. Машинописный экземпляр рассказа с карандашными поправками автора оставался в семейном владении до 15 июня 2012 года, когда был продан в Нью-Йорке на аукционе «Сотбис».

Кошмар (Фантазия в черных тонах)

I

Сразу же осмелюсь признаться, что я не верю, будто это и вправду случилось: все это выглядит как чистый гротеск, и мне не удалось ни найти точное место, в котором разыгралась эта история, ни выяснить подлинные имена действующих лиц. Но вот она в том виде, в каком я ее услышал.

В живописном уголке Нью-Гемпшира, на холме, белом в зимнюю пору и зеленом в летнюю, стоят кучкой четыре или пять небольших домов. Окна и двери того, что покрупней и понарядней остальных, смотрят на теннисные корты, и в теплые, погожие дни все они распахнуты настежь; часто из них плывут под летнее небо звуки скрипки и фортепиано. В гостиной на первом этаже заметно движение, словно там собрались и развлекаются гости. Если вы пройдетесь вдоль веранды, то увидите сквозь французские окна группу дам с вышиванием, затем игроков в биллиардной, еще дальше любителей музыки, слушающих зажигательные песенки из «Легкой кавалерии» Зуппе, – все они в нужный нам июньский день сосредоточены на своих занятиях, и лишь одна высокая девушка в белом стоит у порога, глядя на нью-гемпширские горы с тоскливым восхищением.

В салонах велись разговоры – кое-где весьма оживленные. Высокий джентльмен, в лице которого было нечто овечье, негромко сказал двум стоящим с ним собеседникам:

– Вон миссис Миллер играет в бридж. Если бы мне только суметь подкрасться к ней сзади с парой хороших ножниц да отхватить с полдюжины этих мышиных прядей, из них вышли бы отличные сувениры, а она выглядела бы гораздо лучше.

Его товарищей не позабавила эта фантазия. Один из них отпустил какое-то презрительное замечание на плохом испанском и окинул говорившего угрюмым взглядом, а другой и вовсе пропустил его слова мимо ушей, резко повернувшись, ибо в этот момент к их группе подошел четвертый.

– Мое почтение, мистер Вудс… и мистер Вудс… и мистер Вудс, – весело сказал новоприбывший. – Какая чудесная погода!

Три мистера Вудса – братья, чей возраст можно было оценить примерно в тридцать пять, сорок и сорок пять лет, – согласились с ним. Подошедший был смугл и коренаст, с черными волосами, пронзительными карими глазами и ястребиным лицом, а речь его текла хоть и плавно, но напористо. Его щеголеватая повадка ясно показывала, что уверенности в себе ему не занимать. Он носил фамилию Винчинтелли и был родом из Милана.