Кристоффер Карлссон - Смерть перед Рождеством

• Название: Смерть перед Рождеством
• Автор: Кристоффер Карлссон
• Жанр: Триллер
• ISBN: 978-5-04-098599-9

«Несмотря на свою молодость, Карлссону удалость создать роман, читающийся запоем и прекрасно написанный. В нем есть что-то и от Стига Ларссона, и от Йенса Лапидуса, и от Ю Несбё – но гораздо больше от самого Кристоффера Карлссона». Лейф Г.В. Перссон «Отлично написанный роман, дающий второе дыхание жанру нуар». The Spectator «Роман Карлссона сочетает в себе хороший, крепкий сюжет и мощное его изложение». The Times «Нервный, тревожащий и очень умный детектив». Dagens Nyheter Для любителей скандинавского нуара в духе Стига Ларссона и Ю Несбё! Кристоффер Карлссон – талантливый ученый-специалист в области психологии преступности. В 26 лет он стал доктором наук в области криминологии. И при этом – автор популярнейших детективов, которые читают более чем в 20 странах мира. Стокгольм перед Рождеством. Предчувствие праздника. Оживление в магазинах. Улыбки прохожих. Улицы засыпаны легким снежком, искрящимся в свете множества разноцветных фонариков. А на нем… мертвое тело Томаса Хебера, известного ученого-социолога. И в спине у него – глубокая ножевая рана. Над ним стоит офицер полиции Лео Юнкер. Он уже выяснил, что убийство произошло не с целью ограбления, и теперь со всей безысходностью предчувствует долгое и, скорее всего, безуспешное расследование. Вот такое «веселое» выдалось Рождество…

---

Ее глаза вспыхивают, но в следующий момент Марика зажимает ладонью рот, как будто сказала лишнее. Возможно, просто пытается сосредоточиться.

– Это щекотливая тема, – замечает она. – Социальные движения часто возникают как протест против общественного порядка.

– То есть речь идет о политических группах?

– Не обязательно. Помимо прочего, ответ зависит от того, что понимать под политикой. Что касается Томаса, его интересовали автономные социальные движения: с одной стороны, такие группы, как «Революционный фронт» или AFA, с другой – националистические вроде «Шведского сопротивления».

– То есть «правые» и «левые»…

– Можно сказать и так. Шведский совет по научным исследованиям выделил Томасу деньги на изучение взаимодействия различных социальных движений, в первую очередь с противоположными позициями, то есть конфликтующих.

Страница в моем блокноте все еще чистая. Я «стенографирую»: «Левые – правые», «AFA» – ставлю знак вопроса. Во внутреннем кармане звонит телефон. Я не глядя отменяю вызов. Надеюсь, это не Сэм.

– Хочется спросить, чем все это его так заинтересовало.

– Социальные движения, вы имеете в виду?

– Не совсем. Политические крайности правого и левого толка.

Марика пожимает плечами.

– Томас не делал тайны из своего прошлого… Я о том, что он ведь и сам участвовал когда-то в одном автономном движении. Социологи часто изучают то, что им близко; так или иначе, Томас не был исключением.

– То есть вы знаете о его прошлом в AFA?

– Разумеется. Скажу больше: мне известно, что Томас был осужден за нанесение телесных повреждений и нарушение общественного порядка. Об этом два раза в год мне напоминают письма его «поклонников».

– Что за письма?

– На наш мейл пишут нацисты, расисты и интернет-тролли всех мастей.

Вот оно, забрезжило наконец. Или…

– Расскажите о письмах.

– Вы понимаете, – Марика всплеснула руками, – что в этом нет ничего удивительного. Социологи часто ставят себя в щекотливое положение, когда занимаются политически ангажированными проблемами. Такие письма получают многие. Разумеется, мы принимаем меры – пишем заявления в полицию и тому подобное. Но после Брейвика и Утёйи[20], собственно, после того как «Шведские демократы» вошли в риксдаг, противостояние «правых» и «левых» заметно обострилось.

– Когда вы их получали?

– В последний раз где-то в начале осени, но бывало и раньше. При всем понимании, насколько это серьезно, что мы могли сделать? Только переправить их в отдел безопасности, который, в свою очередь, связывался с вами. Что и делали…

– То есть эти письма были от нацистов, расистов и… как вы их там назвали… – я заглянул в блокнот, – интернет-троллей?

– В случае Томаса – да, насколько я понимаю. Конкретные отправители так и не были установлены.

– От нарушителя общественного порядка до социолога… – задумчиво повторил я. – Похоже, с возрастом он поменял политические убеждения.

– Томас оставался на стороне левых, насколько мне известно. Разве что перестал верить в действенность публичных акций. Думаю, он просто стал старше.

– Стал старше?

– Да; иногда одного этого достаточно, чтобы человек изменился. Думаю, Томас просто пытался понять себя прежнего.

– Он все еще был членом этого… AFA?

– Не могу сказать вам этого… Честно говоря, не думаю.

Она взглянула на меня испуганно-удивленно, будто увидела вдруг нарисовавшееся за моей спиной чудовище.

– Его что, действительно убили?

– Да.

– И вы не знаете, кто это сделал?

– Нет, пока не знаем. Пытаемся понять. – Последнюю фразу я проговорил почти по слогам. – Каким он был в последние дни жизни, можете рассказать? Каких-нибудь изменений не заметили?

Она задумалась, скользнув взглядом по корешкам книг на полке.

– Нет, ничего такого…

– Чем он занимался вчера днем?

– Он появился здесь после совещания в девять. Я была на кухне, он пришел позже. Потом сидел у себя в кабинете. Думаю, расшифровывал интервью. Когда я уходила домой, он все еще оставался. Сказал, что у него назначена встреча в половине одиннадцатого.

– С кем – вы не знаете? – на всякий случай переспросил я.

– Нет, как я уже сказала – ни малейшего понятия… Днем, правда, он гулял… с Келе Вальдецем, приятелем. Они часто гуляли вместе в окрестностях университета.

– Каким он был, Томас? Были ли у него друзья, родственники, о которых он говорил?

– Томас был… одиночка. Когда он пришел к нам, у него была девушка. Они расстались. Потом появилась другая, но тоже ненадолго. Его лучшими друзьями оставались коллеги, прежде всего Келе Вальдец. Не думаю, что его успели известить… – Она замолчала. – Келе, я имею в виду…

– Его известили, – возразил я, заглянув в блокнот. – Тем не менее мне хотелось бы переговорить с ним.

* * *

Каждого из нас кто-нибудь да оплачет. Грим часто повторял это, когда в Салеме пропадал кто-нибудь из наших и никому как будто не было до этого дела. Когда умирает человек, непременно найдется кто-то, кто не захочет его отпускать. И он будет мучиться по ночам бессонницей, бродить по улицам, где любил гулять ушедший, и перебирать его вещи в гардеробе. Я спрашиваю себя: кто этот человек в случае Томаса Хебера?

За окнами кабинета Марики Францен перестал падать снег. Город тих, каким он бывает, когда на него смотришь со стороны.

* * *

Вальдец еще не появился, и кабинет Хебера я занимаю первым. Он вполовину меньше кабинета Марики Францен, но оборудован не хуже иной квартиры; не хватает разве что плиты и туалета, чтобы можно было поселиться здесь насовсем. Одна стена полностью закрыта книжными полками. Вдоль другой стоят диван и зажатый им в углу широкий письменный стол. На диване подушка и плед. На столе, среди книг и бумажных кип, – компьютер с клавиатурой, принтер и телефон модели восьмидесятых годов.

На двери на крюке висит галстук, похожий на узкий черный язык, и пиджак. Там же – бадминтонные ракетки в чехле. Я шарю в карманах пиджака – ничего.

Над столом заключенный в рамку диплом, удостоверяющий, что работа Томаса Хебера была признана научным сообществом факультета диссертацией года. Рядом – другое свидетельство, о том, что статья Хебера была отмечена Социологическим обществом как лучшее исследование среди молодых социологов. Статья была опубликована в «Британском журнале социологии» и называлась «Некоторые замечания по поводу отношений между «инсайдерами» и «аутсайдерами» в общественных движениях».

Восходящая звезда, можно сказать. Угасшая на взлете.

Я опускаюсь в кресло, нажимаю кнопку – не тут-то было. Компьютер включается, но система требует пароль. Несколько секунд недоуменно глазею на монитор, потом поднимаю трубку и набираю номер службы технической поддержки, нацарапанный на бумажке рядом с телефоном.

– Мне нужен ваш персональный номер, – монотонно отвечает мужской голос в трубке.

– Мой персональный номер?

– Я должен быть уверен, что вы действительно из полиции.

– А как вы можете быть уверены, что я не дам вам чужой персональный номер?

Мужчина на том конце провода вздыхает, как будто ему приходится выслушивать подобные возражения по сто раз на дню.

– Мне нужен ваш персональный номер, – повторяет он.

* * *

Рабочий стол Хебера пестрит разнообразными папками и документами. Я кликаю наугад. В одних – наброски и черновики статей, в других – учебное расписание, планы выступлений на совещаниях и тому подобная информация, ознакомившись с которой даже полицейский возблагодарит Господа за то, что тот не сделал его академиком.

Одна из папок, помеченная буквой F, содержит другую, озаглавленную Fält[21], в которой я обнаруживаю множество документов. Один представляет собой столбик чисел, от 1580 до 1602, напротив некоторых стоят аббревиатуры: AFA, RF, FF, P, SM, RAF-S, RAF-V и тому подобные. «Это список тех, у кого он брал интервью», – догадываюсь я, а аббревиатуры – названия организаций, которые представляли эти люди. Другой документ озаглавлен как LOGG[22], я открываю его – и по позвоночнику пробегает вибрирующий холодок.

Очевидно, это его дневник. Первые записи в нем – почти двухлетней давности. Тогда Хебер только запустил проект, над которым работал до самой смерти. В документе пятьдесят четыре страницы, последняя запись датирована двенадцатым декабря, то есть вчерашним днем. Я вглядываюсь в текст:

12/12

Встречаюсь с 1599. Возможно, расскажу, что слышал. Хотя пока не знаю. Место встречи все то же, 2230. Я слишком нервничаю, сегодня сделал не так много.

Кликаю на список в предыдущей папке. Напротив 1599 – аббревиатура RAF-S. Я представляю себе, как этот 1599 всаживает нож в спину Хебера, явившегося в условленное место. Интересно, это он или она? Или нет, что-то здесь не стыкуется… Что-то настораживает меня в этой версии. Это все равно как надеть свитер наизнанку: тепло, но что-то не так.