Алекс Керр - Потерянная Япония. Как исчезает культура великой империи

• Название: Потерянная Япония. Как исчезает культура великой империи
• Автор: Алекс Керр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095432-2

«Потерянная Япония» – единственный в истории лауреат премии «Shincho Gakuge» за лучшую нон-фикшн книгу, опубликованную в Японии, которая была написана не ее гражданином, а иностранным автором. Алекс Керр – американский писатель, ученый-японист, коллекционер, арт-историк с блистательной наблюдательностью, точностью и пристрастием описывает культуру Японии и то, как она менялась с течением десятилетий. Читатели поймут, что представляли собой истинные японские традиции и как они изменялись под влиянием трендов современности. «Потерянная Япония» деликатно и достоверно описывает легендарные японские достояния, такие как театр кабуки, искусство каллиграфии, архитектуру, живопись и чайные церемонии. Эта книга – ваш пропуск в загадочный и прекрасный мир Страны восходящего солнца.

---

Япония превратилась в огромный, пугающий механизм, в Молоха, раздирающего собственные земли стальными зубами.

Сегодня я редко посещаю Тииори. К счастью, горы вокруг дома пока сохранили свою красоту, но вот дорога к Ия, Внутреннему морю и префектурам Кагава и Токусима уже претерпела значительные изменения, и путь к Тииори теперь наводит тоску. В долине Ия из-за сооружения дорог через лес даже отдаленное озеро Кундзэ теперь покрыто тиной и строительным мусором. Выглядывая за каменную стену в конце сада, я вижу, что склоны гор напротив покрылись сетью подпорных стен, а берега реки Ия окаймили стальные опоры линии электропередачи. Рано или поздно машины, пожирающие горы, доберутся и до Цуруи, так что невозможно смотреть на окружающий пейзаж без чувства тревоги.

Когда я нашел свой дом в Ия, то воображал, что буду жить как мудрый отшельник – высоко в горах, в уединенной хижине под соломенной крышей, что стоит на вершине изумрудного утеса под самыми облаками – совсем как на мистических полотнах Ни Цзаня. Однако становилось все более очевидно, что любимая мною жизнь в горах долго не продлится. Так что я отвернул свой взор от Ия и начал искать мир мечты в других местах. В 1978 году я встретил актера Кабуки Тамасабуро и был приглашен в мир традиционных искусств. Моя мечта о жизни в замке переместилась из Ия: от замка на вершине горы к замку на сцене.

В тот год я решил спуститься с гор и взять курс на театры Кабуки в Токио. Конечно же, я не окончательно распрощался с долиной Ия. В последующие годы мы с друзьями продолжали вести здесь разнообразную деятельность, включая сагу о перестилании крыши Тииори. На сцене для театра Но в гостиной было сыграно немало спектаклей, в том числе тот, где Эйдзи и самая младшая дочь Омо, наряженные в старинные кукольные костюмы, разыгрывали самурайскую пьесу для деревенских жителей. А в другой раз жена Сёкити, Сэцуко, одна из ведущих танцовщиц буто в Японии, исполнила экстатический танец, который начался на черных половицах внутри дома, а закончился снаружи, на снегу. Шесть месяцев в Тииори жил фотограф, выпустивший после этого книгу снимков, где запечатлена жизнь Цуруи. Здесь провела лето пара антропологов из Британии. В этом плане долина Ия продолжала быть приютом.

В долине происходят и позитивные изменения. До недавнего времени одной из проблем мужчин Ия была невозможность найти себе жен в благосостоятельной современной Японии; женщины не хотели переезжать в такой бедствующий горный район, как Ия. Так что в 1980 году жители Ия стали первопроходцами схемы по завозу невест с Филиппин, что вызвало полемику по всей стране. Метод оказался успешным, поэтому позже его подхватили и другие отдаленные деревни. Хотя проблема сокращения населения все еще очень серьезна, но примененная схема вызвала прилив свежей крови в Ия и восстановила древние южноазиатские корни. В то время, как многие молодые мужчины покинули долину, Эйдзи вернулся сюда после десяти лет работы проектировщиком тоннелей; он живет со своей женой-филиппинкой и маленьким сыном в доме высоко на склоне холма. Благодаря соломенной крыше Тииори и другим домам по соседству, представляющими историческое наследие, даже ведутся разговоры о превращении Цуруи в «особую культурную зону». Возможно, когда-нибудь это произойдет.

До недавнего времени одной из проблем мужчин Ия была невозможность найти себе жен в благосостоятельной современной Японии; женщины не хотели переезжать в такой бедствующий горный район, как Ия.

Зима 1978 г. была невероятно холодной. В день моего спуска из Тсуруи мачеха Омо составила для меня хайку:

Утро. Засыпал
Снег высокие горы
За моей спиной.

Глава 3 Кабуки

Остается лишь соль

Летом 1977 года я окончил долгое обучение в университете и вернулся в Японию, где нашел работу в синтоистском фонде под названием Оомото, расположенном в маленьком городе Камэока к западу от Киото. Основатель Оомото однажды сказал: «Искусство является матерью религии», и в соответствии с этой идеей Оомото спонсировал летний семинар по традиционным японским искусствам (чайной церемонии, драме Но, и т. д.), который я посетил в 1976 году. Теперь моя работа в Оомото заключалась в том, чтобы помогать международной деятельности в области искусств.

Несмотря на занятость, я был очень одинок в первые месяцы в Камэока. Хотя фонд Оомото дал мне возможность изучать чайную церемонию и драму Но, мир ритуала меня не заинтересовал. Человек с серьезным темпераментом смог бы найти вдохновение в покое чайной церемонии и формальности Но. Я же должен был признаться себе, что не обладаю таким характером. Я попытался развлечь себя посещениями храмов Киото, но вскоре пресытился видами утрамбованного песка. Я был раздосадован. Должно же существовать что-то помимо ритуала в Киото, где каждое дерево было подрезано и выверен каждый жест.

Тем летом старая Богиня-Мать, Хранительница Веры Оомото принимала важного гостя – тибетского ламу Домо Геше Ринпоче, настоятеля монастыря Сиккима. Он был знаменит своими способностями ясновидения. Однажды в конце лета я встретил его в пивном саду Камэока. Зная о репутации Домо Геше, я сразу подошел к нему и спросил: «Что мне делать?» Он оглядел меня и ответил: «Ты должен отыскать иной мир. Если не на Земле, то на Луне. Если не на Луне, то где-нибудь еще. Ты всенепременно найдешь тот мир к концу года».

После этого Домо Геше отправился в Америку, оставив своего секретаря Гейла наводить порядок в его делах в Киото. Однажды в декабре Гейл пригласил меня на представление театра Кабуки. В детстве меня водили на представления Кабуки, но моим единственным воспоминанием была уродливая старая карга со скрипучим голосом – оннагата (актер мужчина, который исполнял женскую роль). Я не сильно обрадовался такому приглашению, но от нечего делать согласился встретиться с Гейлом в Киото, чтобы увидеть представление в театре Минамидза.

Это было время каомисэ (бук. «показа лиц») в Киото, когда ведущие актеры Кабуки приезжали из Токио, чтобы дать главное представление года. Гейши в изысканных нарядах сидели в специальных ложах по периметру театра, пока уважаемые матроны Киото прохаживались по главному холлу, обмениваясь холодными любезностями, но мы были слишком бедны, чтобы принимать участие во всем этом великолепии. Мы купили самые дешевые билеты и заняли наши места на балконе.

Флейта и барабаны задавали быстрый ритм, скользящие шаги и невозможные повороты шеи и запястий танцора были игривы и чувственны – я не видел ничего подобного.

Когда начался танец «Фудзи Мусумэ» («Девушка-глициния»), я увидел, что оннагата, игравший девушку, был не уродливой женщиной из моих детских воспоминаний, а очень красивым. Флейта и барабаны задавали быстрый ритм, скользящие шаги и невозможные повороты шеи и запястий танцора были игривы и чувственны – я не видел ничего подобного. Я был просто поражен.

После танца Гейл рассказал мне, что оннагата, которому, как я считал, было около двадцати пяти лет, был шестидесятилетний актер-ветеран Накамура Дзякуэмон. После театра Гейл завел меня в близлежащий чайный домик под названием Кайка. Мастер чайного дома спросил мое мнение о каомисэ, и я ответил: «Дзякуэмон был невероятен. Его шестидесятилетнее тело было так чувственно». Мастер указал на женщину, сидевшую неподалеку от меня, и сказал: «Она сейчас увидится с Дзякуэмоном. Почему бы вам не составить ей компанию?» В мгновение ока я оказался за кулисами театра Минамидза. Еще минуту назад Дзякуэмон был далеким миражом на сцене, а теперь я разговаривал с ним за кулисами.

Казалось, что Дзякуэмону, еще не смывшему грим с лица, было около сорока, как какой-нибудь киотосской даме. Но он хитро улыбался и кокетливо отводил взгляд глаз, подведенных красным и черным. Этот взгляд под названием нагасимэ (бук. «текущие глаза») был отличительной чертой красавиц старой Японии, и его можно обнаружить на бесчисленных гравюрах, изображающих куртизанок и оннагата. Я же увидел его совсем рядом. Смотритель, облаченный во все черное, принес маленькое блюдце, в котором Дзякуэмон аккуратно смешал белую пудру для лица и алую помаду. Обмакнув кисточку в получившуюся смесь «роза оннагата», он начертал для меня на квадратном куске картона сикиси иероглиф хана (цветок). Затем он снял парик, накидки, стер грим, переоделся и перед нами предстал загорелый коротко стриженный мужчина в белом костюме и черных очках, выглядевший как серьезный бизнесмен из Осака. Кинув нам короткое и суровое «увидимся», он вышел из комнаты.

В моем случае тайная дверь в мир Кабуки оказалась в чайном доме «Кайка». Кайка, что в переводе значит «трансформация», отсылает к термину буммэй кайка (трансформация цивилизации), политике, проводимой в Японии после реставрации Мэйдзи в 1868 году. Хозяин «Кайка» Кайка сам в прошлом был оннагата Кабуки, и интерьер чайного дома был украшен элементами театральных декораций периодов Мэйдзи и Тайсё. Из-за близости к театру Минамидза чайный домик «Кайка» стал местом встреч актеров и учителей традиционной японской музыки и танца.