Йоханн Хари - Пункт назначения: Счастье

• Название: Пункт назначения: Счастье
• Автор: Йоханн Хари
• Жанр: Психотерапия и консультирование
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-098736-8

Впервые Йоханн Хари принял антидепрессант, когда ему было восемнадцать. Последовавшие за этим консультации со специалистами и увеличенные дозы препаратов приносили всё меньше и меньше облегчения. Спустя двадцать лет, став известным журналистом и писателем, Йоханн осознал: депрессия и тревога не только стали его вечными спутниками, они превратились в новую чуму современного мира. Хари отправился в путешествие длиною в 40 000 миль, чтобы узнать у врачей и ученых о реальных причинах депрессии – и неожиданных способах излечения. Последние открытия и исследования, а также истории людей, победивших болезнь, доказывают – даже на самом дне отчаяния и тоски можно отыскать путь к счастью и душевной гармонии. Книгу рекомендуют Элтон Джон, Хиллари Клинтон, Арианна Хаффингтон, Брайан Ино и Наоми Кляйн.

---

Я начал искать для себя другую историю. Некоторое время спустя, когда в Аризоне я впервые поговорил с женщиной по имени Джоанна Каччиаторе, я увидел первый намек на иное понимание этой проблемы. Он изменил мой путь, по которому я чуть было не пошел.

* * *

– О, дорогая, – сказал врач Джоанны, – тебе просто нужно немного внимания.

У нее были очень болезненные схватки в течение трех недель, и она считала, что ей нужна помощь. Она очень хотела стать правильной матерью и даже не жевала жвачку с аспартамом во время беременности из опасения навредить ребенку. И она продолжала настаивать:

– Это очень болезненные схватки, они не кажутся мне нормальными.

Но врач упорно стоял на своем:

– Все нормально.

Потом она наконец отправилась в больницу на роды.

– У меня уже было трое детей, и я знала, какая обстановка должна быть в родильном зале, – рассказывала Джоанна. Она довольно быстро почувствовала: что-то там не так. Вокруг был какой-то хаос, и команда медиков заметно паниковала. Схватка длилась минуту, потом через тридцать секунд начиналась другая.

Когда она тужилась настолько сильно, насколько могла, ей неожиданно сообщили, что не слышат сердцебиения ребенка. Она попыталась тужиться еще сильнее и почувствовала, как покидает собственное тело и смотрит на себя сверху.

– Я помню, как смотрела на себя. У меня дрожали ноги. Просто дрожали. Я никак не могла остановиться. Мои глаза были плотно закрыты, когда она родилась, потому что… я старалась вытолкнуть ее как можно быстрее.

Как только малышка появилась, врачи приняли решение, без ведома Джоанны, не пытаться ее реанимировать. Они передали ее Джоанне, потом мужу, и он нежно сказал ей:

– У нас прекрасная маленькая девочка.

– В тот момент я просто села, – рассказывала мне Джоанна годы спустя. – Я стала для нее матерью в тот же момент. Я протянула руки и сказала: «Дай мне ее». Она была идеальная. Весила 3600. У нее были пухлые щечки. Ручки были с перевязочками на запястьях. И он опустил ее ко мне на руки. Она просто выглядела спящей. Это было странное противопоставление рождения и смерти, которые соединились в одно мгновение. И этому было суждено изменить ход моей жизни.

И она продолжила:

– Вот что я теперь скажу тебе. У меня было много потерь в моей жизни. До того как мне исполнилось сорок, я потеряла обоих родителей. Я потеряла лучшую подругу. Но я никогда не думала, что потеряю свою дочь. Это то, к чему я себя никогда не смогла бы подготовить. Просто непостижимо. – Через три месяца после смерти дочери Джоанна весила 40 килограммов. Она говорила: – Я не была уверена, что справлюсь. Мне казалось, что я умираю. Каждый день я открывала глаза, если удавалось уснуть, и говорила: «Я не хочу быть здесь. Я не хочу быть здесь. Я не хочу больше так себя чувствовать. Я больше не могу с этим справляться». Вскрытие не дало результатов. У ребенка не было врожденных проблем. Думаю, мое тело пыталось рожать, но шейка матки не раскрывалась. Единственное, о чем я могла думать, так это о том, что мое тело убило ее. Буквально задушило до смерти. Так что у меня были довольно резкие отношения с собственным телом долгое время. Единственный человек, которого я должна была винить, это я сама. И мое тело. От меня требовалось только одно – родить эту здоровую малышку, и она была здоровой. Так что это не было ее проблемой. Это было моей проблемой. Что-то сломалось в моем организме. Я называла его Иудой, потому что чувствовала: он предал ее и, таким образом, меня.

* * *

Через несколько лет Джоанна[64] получила образование клинического психолога и стала преподавателем по социальной работе в университете штата Аризона. Ее специализацией была травма утраты. Она помогала людям, потерявшим близких при тяжелых обстоятельствах.

По мере своей практики Джоанна заметила кое-что необычное. Вскоре после того, как они пережили смерть любимого человека, многим из ее пациентов психиатры диагностировали клиническую депрессию и прописывали очень сильные психотропные препараты. Это становилось нормой. Людям говорили, что они клинически нездоровы и их мозг нуждается в химической терапии. Например, одна из ее пациенток, чей ребенок умер недавно, рассказала своему врачу, что она иногда чувствует, будто он разговаривает с ней. Это не беспокоило женщину, напротив, она испытывала нечто похожее на утешение. И все же ей незамедлительно вывели диагноз «психоз» – и прописали антипсихотические препараты.

Джоанна заметила, что, когда ее пациентам ставили такие диагнозы, они начинали сомневаться в своих чувствах и в себе. А это заставляло их еще больше уходить в себя.

Столкнувшись с этим несчетное количество раз, Джоанна начала исследовать, как диагностируется депрессия, и публиковать научные статьи по этому поводу. Как в США врачи должны выявлять депрессию, изложено в «Диагностическом и статистическом руководстве» – DSM – IV (Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders), которое уже вышло в пяти различных изданиях и написано группой психиатров. Это библия, используемая почти всеми врачами общей практики. Книга очень популярна во всем мире. Чтобы у человека диагностировали депрессию, у него должны проявляться по крайней мере пять из девяти симптомов почти каждый день. Например, подавленное настроение, снижение интереса к удовольствию или чувство бесполезности.

Однако, когда врачи впервые начали применять этот контрольный список, они обнаружили нечто нелепое. Оказывается, почти все, кто скорбит, соответствуют клиническим критериям депрессии. Если просто использовать контрольный список, фактически любой, кто перенес утрату близкого, должен быть диагностирован как имеющий явное психическое заболевание.

Это заставило многих врачей и психиатров чувствовать себя некомфортно. Так авторы DSM изобрели лазейку, которая стала известна как «исключение горя утраты»[65].

По их словам, можно проявлять симптомы депрессии и не считаться психически больным при одном, и только при одном обстоятельстве: если человек недавно перенес смерть близкого человека. В таком случае человек может проявлять симптомы до года, прежде чем ему поставят диагноз психически больного. Если же подавленность сохраняется после этого срока, человеку диагностируют психическое расстройство. В различных версиях DSM срок изменялся: он сокращался до трех месяцев, одного месяца и в итоге всего до двух недель.

– Для меня это самое большое оскорбление, – сказала мне Джоанна. – Это не просто оскорбление горя и отношений с человеком, который умер, это оскорбление любви. Почему мы скорбим? Например, мой сосед через улицу умер, и я толком его не знала. Я могла бы сказать: «Жалко его семью», но я не скорблю. Но когда я люблю человека, я скорблю. Мы скорбим, потому что любили.

По ее мнению, утверждение, если горе длится дольше, чем искусственное ограничение по времени, тогда это патология, болезнь, которую нужно лечить медикаментозно, отрицает суть человеческого бытия.

У Джоанны была пациентка, дочь которой похитили из парка во время первого семестра в колледже и сожгли заживо. Как можно говорить матери, что у нее психические проблемы со здоровьем, когда она все еще мучается из-за этого много лет спустя? Тем не менее это так, согласно DSM.

Джоанна говорит, что боль горя не является иррациональной.

– Я даже не хочу оправляться после ее смерти, – говорит она о своей дочери. – Боль, вызванная ее смертью, помогает мне выполнять свою работу с сердцем, полным сострадания. Помогая другим, я проработала вину, стыд и предательство, которые чувствовала, – говорила она мне. – Таким образом, мое служение другим стало моей наградой. Это мой способ просить у нее прощение каждый день. Мне жаль, что я не принесла тебя в этот мир в целости и сохранности, и поэтому я принесу твою любовь.

Это заставило ее понять боль других так, как она не могла раньше. «Это делает меня сильнее, – говорит она, – даже в моих уязвимых местах».

* * *

«Исключение горя утраты» показало то, в чем авторы DSM – квинтэссенции основного психиатрического мышления – крайне неловко себя чувствовали. Они были вынуждены признать в их собственном официальном руководстве, что разумно и, возможно, даже необходимо показать симптомы депрессии при одном стечении обстоятельств.

Но, как только они это признают[66], резонно возникает следующий вопрос. Почему смерть – единственное событие, возникающее в жизни, когда депрессия оказывается обоснованной реакцией? Почему она необоснованна, если муж бросил вас после тридцати лет брака? Или вы оказались в капкане бессмысленной работы, которую ненавидите, на последующие тридцать лет? Или вы стали бомжом и теперь живете под мостом? Если депрессия объяснима при одних обстоятельствах, могут ли быть другие, когда это тоже логично?