Йоханн Хари - Пункт назначения: Счастье

• Название: Пункт назначения: Счастье
• Автор: Йоханн Хари
• Жанр: Психотерапия и консультирование
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-098736-8

Впервые Йоханн Хари принял антидепрессант, когда ему было восемнадцать. Последовавшие за этим консультации со специалистами и увеличенные дозы препаратов приносили всё меньше и меньше облегчения. Спустя двадцать лет, став известным журналистом и писателем, Йоханн осознал: депрессия и тревога не только стали его вечными спутниками, они превратились в новую чуму современного мира. Хари отправился в путешествие длиною в 40 000 миль, чтобы узнать у врачей и ученых о реальных причинах депрессии – и неожиданных способах излечения. Последние открытия и исследования, а также истории людей, победивших болезнь, доказывают – даже на самом дне отчаяния и тоски можно отыскать путь к счастью и душевной гармонии. Книгу рекомендуют Элтон Джон, Хиллари Клинтон, Арианна Хаффингтон, Брайан Ино и Наоми Кляйн.

---

Это делает брешь в лодке, в которой психиатры, написавшие DSM, плыли так долго. Вдруг жизнь со всеми ее сложностями начинает вливаться в диагностику депрессии и тревоги. Все эти сложности не могут вызываться химическим дисбалансом. Депрессия должна рассматриваться как реакция на обстоятельства, в которых вы оказались.

Пока Джоанна Каччиаторе исследовала «исключение горя утраты» более подробно, она вдруг поняла, что выявила основную ошибку, которую наше общество допускало по вопросу боли без горя. Она сказала мне, что «мы не учитываем контекст»[67]. Мы действуем так, будто человеческое горе может быть оценено исключительно по контрольному списку, выделено из нашей жизни и помечено как заболевание мозга.

Услышав от нее это, я сказал ей, что за тринадцать лет приема антидепрессантов ни один врач ни разу не спросил меня, а была ли причина, по которой я чувствую себя таким подавленным. Она сказала, что я не исключение, в этом-то и заключается катастрофа. Слова врачей, что наша боль – результат дисфункции мозга, делают нас, как она сказала, «отключенными от себя, что приводит к отключению от других».

Если бы мы начали принимать во внимание реальные жизни людей, когда мы лечим депрессию и тревогу, говорила Джоанна, то потребовался бы «капитальный ремонт всей системы». Она отметила, что есть много хороших и порядочных психиатров, которые хотят думать об этом глубже. Они понимают, что мы должны научиться слушать нашу боль и понимать, что она нам говорит. А не утверждать, что боль – иррациональный спазм, который устраняется лекарствами.

В большинстве случаев, говорит Джоанна, нам придется прекратить говорить о «психическом здоровье». Эти слова вызывают картины сканирования мозга и дефектных синапсов. Уместнее говорить об «эмоциональном здоровье».

– Почему мы называем это психическим здоровьем? – спросила она меня. – Потому что мы хотим придать этому научный контекст. Мы хотим, чтобы это звучало по-научному. Но это наши эмоции.

Она обращается к своим пациентам не с контрольным списком, а со словами: «Расскажите мне свою историю. Боже мой, как это тяжело. Я бы, наверное, чувствовала так же, окажись в вашей ситуации. Вероятно, у меня были бы такие же симптомы… Давайте посмотрим на контекст». Иногда все, что вы можете сделать для человека, – это его поддержать. Мать девочки, которую сожгли заживо, выла и кричала от боли. Джоанна села на пол и обняла ее, давая боли выйти наружу. После того как это произошло, женщина на короткое время почувствовала облегчение. Потому что она знала, что она не одна. Иногда это все, что мы можем сделать. Но это очень много.

Иногда, когда слушаешь боль и видишь ее в контексте произошедшего, она указывает путь выхода из нее. Об этом я узнал позже.

ПОЧТИ ВСЕ, КТО СКОРБИТ, СООТВЕТСТВУЮТ КЛИНИЧЕСКИМ КРИТЕРИЯМ ДЕПРЕССИИ. ЕСЛИ ПРОСТО ИСПОЛЬЗОВАТЬ КОНТРОЛЬНЫЙ СПИСОК, ФАКТИЧЕСКИ ЛЮБОЙ, КТО ПЕРЕНЕС УТРАТУ БЛИЗКОГО, ДОЛЖЕН БЫТЬ ДИАГНОСТИРОВАН КАК ИМЕЮЩИЙ ЯВНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ.

– Наш подход сегодня, – сказала Джоанна, – все равно что приклеить пластырь на ампутированную конечность. Когда к врачу приходит человек с огромным человеческим горем, мы должны прекратить лечение симптомов. Симптомы являются посланиями более глубокой проблемы. Давайте заниматься ею.

* * *

В течение десятилетий трещала психиатрическая библия. Людям говорили две противоречивые вещи. Во-первых, симптомы депрессии возникают в результате химического дисбаланса в мозге, который должен быть исправлен с помощью медикаментов. Во-вторых, в то же время возникает одна уникальная ситуация, когда все симптомы депрессии выступают, по сути, ответом на что-то ужасное, происходящее в вашей жизни. И в этом единственном уникальном случае химический дисбаланс не является причиной, а медикаменты не являются решением.

Все это выбило из колеи многих людей. Возникло огромное множество вопросов. Такие люди, как Джоанна, могли бы начать дебаты, которых не хотело значительное число людей.

Поэтому психиатры, которые написали пятое, и последнее издание DSM, опубликованное в 2015 году, придумали решение. Они избавились от «исключения горя утраты». В новой версии этого нет. Там только перечень симптомов[68], за которым следует расплывчатая сноска. Так что теперь, если у вас умирает ребенок и вы идете к врачу на следующий день, по словам Джоанны, вам немедленно поставят диагноз.

Итак, модель сохранилась. Депрессия – это то, что вы можете найти в памятке. Если вы ставите галочки в квадратиках, вы психически больны. Не ищите контекст. Ищите симптомы. Не спрашивайте, что происходит в жизни человека.

Такой подход убеждает Джоанну в том, что «мы полностью разрозненная культура и просто не понимаем человеческого страдания». Она посмотрела на меня, и я подумал: все, через что она прошла, подарило ей мудрость. Она моргнула и сказала:

– Мы просто не понимаем его.

* * *

Много лет спустя после моего разговора с Джоанной и после многих других моих исследований я снова послушал аудиозапись интервью с ней. Я начал задумываться, что есть нечто существенное в том, что горе и депрессия имеют одинаковые симптомы. Однажды, опросив несколько депрессивных людей, я спросил себя: а что, если депрессия является, по сути, формой сожаления о своей жизни, которая пошла не так, как должна была? Что, если это форма сожаления об отношениях, которые мы потеряли, но в которых все еще нуждаемся?

Чтобы понять, как я пришел к этим вопросам, нам нужно шагнуть назад. К моменту, когда произошел ключевой прорыв в научном понимании депрессии и тревоги.

Глава 4 Первый флаг на Луне

Когда-то, после Второй мировой войны, молодая женщина[69] брела по руинам Кенсал-Райз. Это густонаселенный рабочий пригород Западного Лондона, некоторые части которого были разрушены нацистами. Ей было двадцать с небольшим лет, и она только родила. Женщина искала проход к Гранд-каналу. Как только она вышла к нему, тотчас же бросилась в его грязную затхлую воду.

Месяцы и годы, последовавшие за ее самоубийством, никто не говорил о ее депрессии. Стояла тишина. Было запрещено спрашивать, почему люди так сильно подавлены.

В доме в этом же районе города жил подросток по имени Джордж Браун. Девушка, которая умерла, была его соседкой. И когда он подхватил какую-то жуткую инфекцию в мире без антибиотиков, она ухаживала за ним несколько месяцев в этом бедном и тесном доме.

– Она была очень теплым человеком, – сказал он мне семьдесят один год спустя, с улыбкой вспоминая ее. – Это был один из моих самых первых опытов. По тому времени очень сильные чувства – стыд и депрессия.

Он повторил позже:

– С депрессией ассоциировалось сильное чувство стыда. В действительности о ней молчали, – добавил он.

Трагедия озадачила его. Хотя серьезно он больше не задумывался о ней, пока ему не исполнилось тридцать шесть лет. Тогда он чуть не совершил замечательное открытие[70].

* * *

В начале 1970-х Джордж вернулся в рабочий район Лондона, очень похожий на тот, в котором он вырос, чтобы найти ответ на вопрос: «Почему так много людей, похожих на его соседку, погружались в глубокую депрессию? Что ее вызывало?»

В то время все еще сохранялось молчание, касавшееся не только этой конкретной жертвы, но и всего общества в целом. Среди профессионалов по лечению депрессии[71], далеких от общепринятого взгляда, произошел раскол. Сформировались два противоположных мнения[72]. Грубо говоря, можно нарисовать следующую картину разделения взглядов. С одной стороны пациент лежит на диване перед основателем психоанализа Зигмундом Фрейдом, с другой стороны изображен рассеченный мозг. Фрейдисты спорили почти столетие, что объяснение состояний такого рода можно найти только в личной жизни человека, и особенно в его раннем детстве. Единственный способ понять заключается в индивидуальных сеансах психотерапии, с помощью которых вы по кусочкам собираете воедино историю о том, что произошло, и находите подходящую для пациента историю болезни.

Многие психиатры выступили против такого образа мышления. Они начали доказывать, что депрессия – это результат неправильного функционирования мозга или организма, внутренняя неисправность, поэтому искать более глубокие причины в истории жизни – бесполезное занятие. Они верили в физиологическую причину проблемы.

Джордж всегда подозревал, что в обоих взглядах есть доля правды, но они все равно не раскрывают всей истины. Казалось, думал он, в этом вопросе есть что-то еще, но вот что? Он получил образование не врача, не психиатра, а антрополога. Это профессия, в которой вы наблюдаете за культурой как аутсайдер и пытаетесь понять, как это работает. Он рассказывал мне, что прибыл в психиатрический лечебный центр в Южном Лондоне, где собирался работать, «абсолютно некомпетентным». Джордж не имел четкого представления о том, что должен думать о чем-то вроде депрессии. Теперь он считает, что это было большим преимуществом. «У меня не было предвзятых идей, поэтому я был вынужден подходить ко всему объективно».