Поль-Лу Сулицер - Зелёный король

• Название: Зелёный король
• Автор: Поль-Лу Сулицер
• Жанр: Литература 20 века
• Год: 2018
• ISBN: 978-985-15-2325-8

Один из ряда увлекательных романов, написанных финансовым экспертом с международной известностью, благодаря которым он получил всемирное признание и как мастер современных бестселлеров. Для широкого круга читателей.

---

Ребу Климроду надо было спасаться, и он решил попробовать. Его лицо приняло страдальческое выражение, фигура преобразились. Он стал похож на маленького мальчика, хрупкого и измученного. В его глазах застыло выражение ужаса, он захныкал:

– Я хочу кушать, я устал и не могу идти дальше.

В общем, ему удалось изобразить из себя смертельно перепуганного мальчишку с искалеченными ногами, страдающего и не понимающего, что происходит.

Вместо Тарраса, вышедшего погулять и подышать свежим воздухом, телефонный звонок принял Дэвид Сеттиньяз. Работала только линия военной связи, поскольку гражданскую телефонную связь в Австрии еще не восстановили. Звонил неизвестный военный в чине майора. Его рассказ на английском был путаным и малопонятным. В голосе звонившего человека Дэвид уловил французский акцент и предложил ему перейти на родной язык. Оказалось, что звонит офицер французских войск из города Зальцбург. Дэвид также посчитал необходимым представиться тому, кто звонил. Далее он молча слушал, о чем говорил ему майор. Затем случилось невероятное. Повинуясь какому-то внутреннему душевному порыву, и это будет в дальнейшем иметь для него немаловажное значение, Сеттиньяз впервые сделал ложное служебное заявление:

– Не верьте тому, что говорит этот юноша. Он гораздо старше и опытнее, чем кажется. Относитесь к нему доверительно, ведь он работает на OSS[6], к тому же он один из лучших агентов. Постарайтесь в точности исполнить все, о чем он будет просить.

Дэвид закончил этот неожиданный разговор и повесил трубку. Только теперь он мог по-настоящему обдумать то, что произошло. Он стал искать мотивы, побудившие его совершить откровенную глупость. Он решил, что должен рассказать обо всем Таррасу, чтобы отчасти снять с себя ответственность, а главное, сообщить о ситуации, в которой оказался молодой Климрод.

Четвертым мужчиной, совершенно незнакомым Ребу, был тот, кого он искал, – фотограф Карл-Хайнц Лотар. Высокий полный мужчина с красным лицом и маленькими, почти женскими ручками оказался тем, ради кого Реб преодолел длинный и тяжелый путь. Под каменными сводами было довольно холодно, но по лицу фотографа струился пот и его била мелкая дрожь.

С осени 1940 и до марта 1945 года в замке Хартхайм работали два австрийских фотографа. Один из них до сих пор живет в Линце. Его упоминает в своих мемуарах Симон Визенталь, называя Бруно Брукнером.

Второй фотограф – Карл-Хайнц Лотар. В середине октября 1940 года его вызвали в Gauleitung[7] и спросили, может ли он выполнять отдельные фотоработы, сохраняя их в полнейшей секретности. За работу предложили триста марок в месяц. Лотар согласился, и его сразу на автомобиле отвезли в «санаторий». Так именовали замок Хартхайм.

Комендантом упомянутого заведения был тогда капитан Вирт, получивший впоследствии в качестве вознаграждения за отличную работу должность директора главного управления концлагерями в Польше (Белжец, Собибор, Треблинка).

Через некоторое время пост коменданта в Хартхайме занял Франц Штангль, ставший впоследствии начальником лагеря Треблинка.

Медицинскую часть «санатория» возглавлял врач Рудольф Лохауэр[8] из Линца, а его помощником был доктор Георгий Ренно[9].

Капитан Вирт объяснил Лотару его обязанности: он должен будет обеспечивать фотосъемку высочайшего качества, фотографируя больных, на которых врачи Хартхайма производили опыты. Фотосъемок будет не менее тридцати-сорока в день. Эти опыты ставились для изобретения самых эффективных способов массового уничтожения людей и использования их с целью создания в дальнейшем специальных промышленных технологий. При этом следовало разработать строго научную шкалу страданий, которые может вытерпеть человек, прежде чем его жизнь остановится.

Лотару поручили фотографировать и снимать на кинопленку головной мозг подопытных узников. Их мозг обнажали, вскрывая свод черепа для того, чтобы в момент смерти зафиксировать видимые изменения.

Это была первая, но не самая главная задача «санатория» в Хартхайме. В действительности в замке был создан и действовал центр по подготовке «специалистов», которых по завершении курса «обучения» направляли в различные концентрационные лагеря для уничтожения людей. О его создании было объявлено Гиммлером на совещании в Ваннзее в январе 1941 года (факты свидетельствуют о том, что этот вопрос рассматривался и раньше). Поэтому «санаторий» Хартхайм был не единственным заведением подобного типа[10].

Работать было сложно. Часто Лотару приходилось снимать через небольшое отверстие в двери, когда производились эксперименты с газовыми душегубками. Он долго не мог привыкнуть к запахам кремационной печи. За время своей работы в замке он сфотографировал не меньше двух третей от общего числа людей, уничтоженных в Хартхайме.

Но главным, что его смущало и даже мешало его работе, было то обстоятельство, что большая часть из тридцати тысяч узников Хартхайма были христианами: немцами, австрийцами, чехами, привезенными в Хартхайм в рамках программы «Vernichtung Lebesunwerten Lebens» – «Уничтожение живых, недостойных жизни». Она была разработана по приказу Гитлера, а выполнение ее контролировал Мартин Борман. Эта программа предусматривала уничтожение физически и умственно неполноценных, неизлечимо больных и просто стариков, которых отнесли в категорию «лишних ртов». Среди этих несчастных подопытных не было ни одного еврея, поскольку считалось: честь умереть в «санаториях» Хартхайма, Графенега, Гадамара или Зонненштайна предоставлялась только истинным арийцам[11].

– Ты ведь хотел удостовериться, что твой отец погиб здесь, в Хартхайме, – произнес Эпке. – И это действительно случилось здесь.

– Это неправда, я вам не верю, – произнес Реб убитым, дрожащим от потрясения голосом. – Я знаю – он жив.

На лице Эпке появилось что-то вроде ухмылки. Реб засомневался, что этот человек действительно Эпке. Уж очень он белокурый, скорее белесый, даже брови слились с его прозрачной кожей. Да и говорил он не на чистом немецком. В произношении слышался акцент жителей Прибалтийских государств: Эстонии, Латвии и, может быть, даже Литвы. Глядя на страдающего юношу, Эпке еще раз усмехнулся и покачал головой. На какое-то время Ребу показалось, что перед ним учитель, который недоволен ответом своего ученика.

– Мой отец жив, а вы врете, – уже более уверенно произнес Реб.

Он производил впечатление сильно испуганного подростка. Совершенно обессиленный, он стоял прислонившись к стене, а возле его виска все еще было дуло пистолета. Он обвел взглядом окруживших его четверых мужчин. Глаза юноши остановились на Лотаре, истекающем потом. За спиной фотографа находилось подвальное окно, зарешеченное железными прутьями. Стекло в окне было запыленным, но через него все же можно было рассмотреть, что происходит на улице.

– Надо с этим заканчивать, – произнес Эпке.

Воцарилась недолгая пауза. Собравшись, Реб довольно спокойно произнес:

– Отец оставил мне письмо…

Так же внезапно Реб замолчал, будто поняв, что сказал лишнее. Однако Эпке тут же отреагировал, его блеклые глаза мгновенно оживились.

– Где это письмо?

– Я уверен, что мой отец жив.

Через полукруг подвального окна видны были прохожие на улице, вернее, только их ноги – от обуви до колен. Уличный шум в помещение не проникал. Мужчина в кованых ботинках уже не раз прошел мимо окна. Затем он остановился. По положению его ног было понятно, что стоит он если не напротив подвального окна, то точно напротив дома, в котором находились сейчас Реб и четверо мужчин, взявших его в плен.

Опустив голову, Реб ответил:

– Письмо я оставил в Вене.

– И где же, в каком месте?

– Этого я вам не скажу.

Он произнес эти слова, как обиженный мальчишка. Эпке снова с недоверием посмотрел на юношу.

– Хорошо, – сказал он и, не оборачиваясь к Лотару, дал ему указание: – Найди фотографии его отца.

Толстый фотограф смахнул своими женскими ручками пот с лица.

– Чтобы найти фотографии, я должен знать дату и год.

– Двадцатые числа августа 1941 года, – улыбаясь Ребу, ответил Эпке. – После того как увидишь фотографии, ты расскажешь мне все об этом письме, малыш.

Эпке снова улыбнулся, что было больше похоже на ухмылку. Лотар уже стоял на коленях около одного из шести металлических ящиков. Через несколько мгновений он открыл его, и Реб увидел ряды аккуратно составленных негативов и отпечатков. Пальцы Лотара ловко перебирали этикетки, наклеенные на каждом снимке. Реб стояв опустив голову, в помещении повисло молчание, слышался только шелест бумаги.

– Климрод! Съемка от 21 августа 1941 года, – произнес Лотар.

В этот же момент крепкая рука приподняла опущенный подбородок Реба. Веки юноши были плотно сжаты, а на лице застыла чудовищная гримаса страха. На этот раз ему было не до уловок.

– Открой глаза, мальчик. Ведь ты ради этого отправился в Райхенау, а сейчас пришел из Вены сюда, в Зальцбург.