Томас Бойс - Дети-одуванчики и дети-орхидеи

• Название: Дети-одуванчики и дети-орхидеи
• Автор: Томас Бойс
• Жанр: Зарубежная прикладная и научно-популярная литерату
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-101590-9

Книга доктора Томаса Бойса посвящена масштабному исследованию, которое доказало: не существует «трудных», «неспособных», «безнадежных» детей! Есть дети-«одуванчики» – они легко справляются со стрессами, добиваются успеха и адаптируются к любым условиям, а есть дети-«орхидеи», которые чувствительны к любым переменам и близко к сердцу принимают неудачи и критику. Но если найти к нежным «орхидеям» правильный подход, их слабости превращаются в достоинства, позволяя добиваться не меньших успехов, чем «одуванчики». Используя научные факты и результаты многолетних наблюдений, доктор Бойс объясняет, как помочь вашим маленьким «одуванчикам» и «орхидеям» расцвести, поддерживая их таланты и особенности.

---

Самолет поднялся примерно на три километра, и нам показалось, что все идет нормально. Джил контролировал положение детей в родовых путях Сирены, я был готов начать реанимационные мероприятия, если ребенок решит появиться на свет до приземления, а Старина Боб вез нас на север через покрытые снегом Скалистые горы. Периодически он бросал нежные взгляды через плечо: в его самолете подобные сцены разыгрывались нечасто. Но когда мы приблизились к границе штатов Колорадо и Нью-Мексико, на нас обрушилась снежная буря ужасной силы. Небо зловеще потемнело, лобовое стекло затянула снежная мгла, а вид за полупрозрачными иллюминаторами заполнило море гигантских белых гор и безликих равнин. Самолет начал трястись, словно белка в волчьей пасти, подпрыгивая и падая на пятьдесят-сто метров в головокружительной пляске и сопротивляясь власти Старины Боба, который и без того управлял им не очень уверенно, словно находился на грани заболевания паркинсонизмом. Сирена, уже напуганная перспективой рождения своих близнецов в бурном воздухе, прямо на руки желторотых докторов, начала рожать всерьез и тужиться. Джила неожиданно сразила «морская болезнь» чудовищной силы, его рвало, и все это превращало кабину самолета в гигантскую работающую стиральную машину, где перемешивались рвота, околоплодная жидкость и моча. Старина Боб был ошеломлен, но твердо намерен доставить на место свою бытовую технику.

В хрупкости орхидей заложены огромная сила и спасительная красота.

А потом первый близнец, чья ножка стала маленьким розовым предвестником сегодняшнего приключения, полностью явил себя миру и выпал прямо в трясущиеся руки Джила. Джил пережал и перерезал пуповину, прочистил воздухоносные пути младенца при помощи спринцовки и передал мне напряженного и вопящего младенца-навахо. Я завернул маленького индейца в термозащитное покрывало, положил на колени головой от себя и начал давать ему кислород при помощи маски. Он справлялся не так уж плохо для бедного коренного американца, зачатого в отдаленной резервации и развивавшегося в утробе без врачебной помощи. Теперь его запустили в холодный снежный мир над равнинами Нью-Мексико. Мальчик был молодцом; на самом деле меня удивляла его столь явная жизнеспособность – он хотел жить!

Через несколько минут второй младенец последовал за братом: это было столь же шумное, скользкое и яркое появление. Когда мы впоследствии составляли отчет, стало ясно, что близнец А появился на свет в Нью-Мексико, а близнец Б – определенно в Колорадо. Это были совершенно одинаковые близнецы, рожденные в разных штатах, в самолете, летящем сквозь снежную бурю со скоростью 150 километров в час. Одинаково закутанные в термоодеяла, как поросята в полотенца, оба мальчика лежали у меня на коленях, по очереди получая пятнадцатисекундный впрыск кислорода и искусственную вентиляцию легких.

Когда мы приблизились к аэропорту Денвера, диспетчер – очевидно, под впечатлением эмоционального отчета Старины Боба о происходящем на борту его маленького хрипящего самолета – начал задерживать и убирать с дороги большие авиалайнеры, идущие на посадку, очищая путь для маленьких сопящих новорожденных. Мы приземлились рядом с терминалом Денвера, где с огромным облегчением обнаружили «скорую помощь» и команду педиатров из детской больницы. Два малюсеньких мальчика, каждый весом не более полутора килограмм, тут же погрузились в теплые, уютные инкубаторы вместе с потрясенной, но улыбающейся мамой. В течение следующей недели я периодически звонил в больницу Денвера. Оба близнеца вполне успешно проходили курс лечения, начали расти и через шесть недель вернулись к своей заботливой и уже многочисленной семье.

Когда я позже размышлял о перипетиях рождения близнецов в бедственных и угрожающих жизни условиях и о том, с каким мужеством и силой они боролись с опасностями в первые минуты жизни, я подумал, что их выживание зависело не только от присутствия врачей и доступной медицинской помощи. На самом деле они могли не выжить без отделения реанимации новорожденных, куда в конце концов попали и где с ними обращались умело и внимательно. Однако их возвращение в любящую семью, состоящую из трех поколений индейцев-навахо, имело, вероятно, не меньшее, если не большее значение. В последующие годы эта интуиция – а она появлялась не только в самом запоминающемся полете за всю мою жизнь – привела меня на путь, которым я следовал, и к тем поразительным данным, которые я получил на этом пути.

Два вида амбулаторных карт

Западная медицина «проникает в тело» самыми разными путями и способами. Мы колем вакцины, глотаем лекарства, скальпелем раскрываем темные глубины организма, пронизываем ткани рентгеновскими лучами и наблюдаем призрачные изображения органов и костей. Мы вкладываем в свой разум и душу знания о здоровье и болезнях, полученные на языке врачей, медсестер, книг, интернета и образовательных программ. Но каким образом в организм проникают все обстоятельства жизни: превратности рождения в богатстве или бедности, жизненные трудности, защита и внимание со стороны людей и общества – все, что оказывает влияние на здоровье и благополучие человека? Вы можете подержать в руках вакцины и пилюли, но как потрогать бедствия и взаимоотношения? Как мы способны повлиять такими туманными инструментами на материальное, физическое тело, которое может быть сильным или слабым по своей структуре и функциям? Мои близнецы-навахо выжили и выросли не только благодаря реанимации новорожденных. Но как рассмотреть или объяснить с научной точки зрения реальное, биологическое влияние нематериального жизненного опыта семьи и сообщества индейцев-навахо?

Известный южноафриканский эпидемиолог Джон Кассель – один из двух основоположников социальной эпидемиологии (другим был доктор Леонард Сайм, почетный профессор Университета Калифорнии, Беркли, о котором мы еще расскажем) – сыграл основополагающую роль в моем профессиональном развитии. Именно под влиянием его идей мы с Джилл приняли решение переехать в Кроунпойнт, основной район проживания индейцев навахо. Джон опубликовал свои статьи после долгих лет работы врачом в десятитысячном племени зулу в провинции Натал. Он задавал те же вопросы, которые волновали меня, и ответы на некоторые из них я уже знал. Почему социальные условия служат столь сильным прогностическим фактором болезни и долголетия? Что делает людей из одного поселения такими здоровыми по сравнению с жителями другого? Как те социальные, экономические и психологические условия, в которых человек живет, становятся биологическими факторами, изменяющими риск сердечных заболеваний, шизофрении и туберкулеза? Кассель не знал, как эти обстоятельства трансформируются в биологию человека, но он был уверен, что именно это и происходит.

Джон получил медицинскую степень в Университете Витватерсранда (Йоханнесбург) и устроился на работу в команду медиков разных специальностей – сотрудников Общественного центра здравоохранения в городе Фолела, в резервации племени зулу в Южной Африке. Этот центр был основан в 1942 году доктором Сидни Кларком и представлял собой замечательную и опередившую свое время организацию, где белые и черные сотрудники жили и работали рука об руку. Помимо своих медицинских обязанностей, врачи занимались обеспечением санитарных условий, поставкой питания, улучшением жилищных условий. Именно здесь родилось международное движение «Общественная первичная медико-санитарная помощь».

Джон постепенно знакомился с представлениями аборигенов об источниках болезни и здоровья – они сильно отличались от догматов западной медицины, на которых он воспитывался. Шаманы племени зулу, с которыми Джон часто работал вместе, утверждали, что социальные условия оказывают намного более глубокое влияние на расстройства здоровья, чем можно предположить. Шаманы часто прописывали структурные изменения в семьях, направляли помощь со стороны племени, использовали для лечения местные травы или назначали отсроченное наказание в качестве средства исцеления особых симптомов и болезней.

По мере того как Джон разбирался в этих альтернативных взглядах на причины и лечение заболеваний, он все более убеждался в том, что сильно ограниченная версия патогенеза (развития заболевания), которую он изучал еще студентом, справедлива только отчасти. В человеческой популяции за наблюдаемыми закономерностями заболеваний должны скрываться более обширные культурные и социальные факторы. Затем в парламенте Южной Африки получила большинство национальная партия, и в начале 1950-х годов был принят закон апартеида. Работа Джона в этих условиях становилась бессмысленной. Центр в Фолеле был закрыт правительством как «нелегальная деятельность». Джон со своей молодой семьей переехал в Соединенные Штаты, где сначала изучал эпидемиологию, а потом поступил на кафедру эпидемиологии только что открывшегося Института здравоохранения при Университете Северной Каролины. Именно здесь, во время своей педиатрической ординатуры, я по счастливой случайности столкнулся с ним в переломный момент моей жизни.