Оскар Пфистер - Христианство и страх

• Название: Христианство и страх
• Автор: Оскар Пфистер
• Жанр: Психотерапия и консультирование
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095202-1

Плохие сны и зловещие пророчества, страх нарушить заповеди и церковные догматы, ненависть и жестокость по отношению к еретикам, искушения и одержимость демонами, навязчивые видения, ужас перед проклятиями и порчей – почему религия любви одних верующих сделала светом миру и солью земли, а других превратила в невротиков и жестоких преследователей себе подобных, ревнителей чистой веры, боящихся темного начала? Как умножить число первых и помочь вторым избавиться от уничтожающего страха? «Христианство и страх» – фундаментальный труд швейцарского психоаналитика, ученика Зигмунда Фрейда, педагога и пастора Оскара Пфистера (1873–1956), написанный в 1944 году и впервые издающийся на русском языке.

---

Наряду с «эмпирическим страхом», который основан на реальной опасности и который следует отличать от «безотчетного страха», есть чувство с такими же характеристиками, но не связанное с внешней опасностью – или же связанное с неким неприятным событием, но столь незначительным, что степень вызванного страха не идет с ним ни в какое сравнение. Такое случается, когда некто, к примеру, все время ждет страшной катастрофы и не способен привести ни одной разумной причины, по которым та может произойти; когда молодая девушка, испуганная до колик, с визгом вскакивает на стол при виде мыши; когда мужчину с детства до преклонных лет пугает число 13 и он вынужден терзаться этим страхом до тех пор, пока не увидит церковной колокольни[34]. Эти переживания, пусть даже их содержание и телесные проявления не отличаются от тех, которые сопровождают реальный страх, имеют под собой совершенно иные причины. Когда говорят о страхе в научном понимании, чаще всего речь идет о проявлениях именно второго чувства, которое субъективно ничем не отличается от «эмпирического страха». Зигмунд Фрейд не отделяет четко эмпирический страх от безотчетного, хотя и признает: «Безотчетный страх обозначает психическое состояние в отрыве от объекта, которым вызван; в то время как “страх эмпирический”, или боязнь, направлен именно на объект»[35]. Однако, с другой стороны, страх, вызванный внешней причиной, Фрейд называет невротическим – и четко отличает его от «безотчетного страха». Оскар Либек в своей книге «Неизвестное и страх»[36] проводит иные границы. С его точки зрения, в страхе всегда присутствует элемент неизвестности (с. 67), а бояться можно только того, что имеет очертания (с. 69), и боязнь кошек или пауков можно с полным правом назвать «боязнью», а страх негра перед неведомой ему молотилкой – «страхом». По его мнению, страх и боязнь могут возникнуть лишь тогда, когда объект, вызывающий их, находится в опасной близости (с. 71). Методы Либека по большей части описательны, и ему это, наверное, выгодно, а поскольку значение слов четко не определено, никто не может запретить ему употреблять их именно так. Но если уделять внимание не только поверхностному впечатлению, а истокам, внутренней сути, воздействию на психические процессы, законам развития и исцелению вредных и пагубных форм, то такая терминология ничего не дает[37].

Вильгельм Штекель также полагает, что боязнь всегда направлена на определенный объект, а страх люди испытывают перед чем-то неизвестным и незнакомым. Для него страх – «невротический брат боязни»[38]. Однако представленные им страхи, каждый из которых вызван определенным объектом, противоречат его же разграничению.

В дальнейшем мы будем говорить о боязни в том случае, когда опасность угрожает извне, а о страхе – когда то же самое чувство проявляется без внешней угрозы. Такое разделение зависит от объективного познания и порой, прежде всего в сфере религиозного страха, сталкивается со сложностями, но мы не станем придавать этому большого значения. Невротик поверит в реальную внешнюю опасность там, где здоровый и смелый ее даже не заметит.

Теперь укажем на третье проявление этого душевного феномена: слияние боязни и страха (смешанный страх). Ничтожный повод для боязни превращается в источник терзающего страха – и этот страх усиливает изначальную боязнь. Легкая боль в животе пробуждает в ипохондрике мучительный страх, что это рак; альпинист на вершине паникует, что упадет и разобьется насмерть, хотя спуск для него совершенно не опасен; молодая девушка, которая до этого спокойно возвращалась ночью домой по оживленной улице, вдруг начинает жутко бояться, что мужчина, идущий навстречу, на нее нападет, – хотя тот выглядит не более опасным, чем сотня других, мимо которых она при тех же внешних обстоятельствах спокойно проходила прежде. Такое соединение страха и боязни мы назовем смешанным страхом.

Очень важно сказать о том, что невротики, склонные трястись от ужаса из-за абсурдно незначительной внешней причины, в момент реальной опасности извне могут сохранять невероятное мужество и хладнокровие[39]. Фельдмаршал фон Робертс, победитель буров, боялся кошек[40]. Такие факты должны бы послужить во исправление нынешней путаницы между страхом и боязнью и указать на их различные истоки.

Тесная связь между страхом и любовью заставляет нас четко определить, как мы понимаем последнюю. Здесь прекрасно подойдет эпиграмма Ибсена: «Ни одно слово не было так наполнено ложью и лукавством, как сегодня это происходит со словом “любовь”».

В книге «Любовь ребенка и патологии ее развития» я обозначил любовь как «чувство влечения и сильной привязанности, исходящее из потребности в удовольствии и направленное на объект, способный его дать»[41]. Вместо слова «привязанность» я бы сегодня сказал «предпочтение». Тем самым в каждой любви можно выделить: (1) субъект, (2) объект, (3) зависимость между ними, которой свойственны чувство и воля и за которую ответственен субъект, хотя эту ответственность часто приписывают объекту. Любви без объекта не существует.

Любовь может полностью или по большей части принадлежать чувственной сфере. Дети любят сладкие фрукты и испытывают желание их попробовать, и, когда они представляют их образ, приходит и воспоминание о полученном удовольствии. Эстетическое восприятие также связано с чувствами – приятнее есть красивый торт, а не раздавленный.

На высшем уровне любовь вызвана эстетическими, этическими, религиозными или интеллектуальными ценностями – как реальными, так и мнимыми. Ее можно направлять на себя и на объект. В первом случае объектом любви становится то, что призвано повысить удовольствие, престиж, свойства, власть, защищенность вас самих; в последнем – интересы возлюбленного выходят на первый план, любовь требует «все для другого, ничего для себя», она хочет любить, помогать, содействовать, благодетельствовать, исцелять, прощать, в сильнейшем проявлении любви влюбленный хочет отдать себя вплоть до смерти. Любовь всегда содержит волю. Любовь к самому себе – нарциссизм.

Сублимированная любовь вычеркивает все чувственное из объекта, хотя из самого переживания любви этого не вычеркнуть, ибо оно сопровождается ощущениями – в сосудах, мышцах, внутренних органах… Нравственная любовь допускает влечения как факторы, определяющие ее направление. Тем не менее, влечения подчинены этическим и религиозным нормам, которые в протестантизме не считаются ни хорошими, ни плохими, а оцениваются исходя из их подчинения или неподчинения этим нормам.

А о христианской любви мы узнаем в историческом исследовании.

Причины страха

Первое послание Иоанна

Однако откуда происходит этот «безотчетный страх», незаконно присвоивший себе все признаки чувства, вызванного совершенно другими причинами? Как ни странно, ответ на этот вопрос можно найти в Новом Завете, который и здесь проникает в душу глубже, чем вся материалистическая медицина. В 1 Ин. 4:18, есть поразительные слова, звучащие, словно фраза из неврологии: «В любви (ἀγάπη) нет страха (φόβος), но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви». Здесь речь, разумеется, идет о боязни. В Новом Завете нет четкого разделения религиозной боязни и страха (θλίψις), и если в научной терминологии оба слова взаимозаменяемы, как можно ожидать от Нового Завета их точного разграничения? Согласно 1 Ин. 4:18, страх возникает из помех на пути любви, и чаще всего речь идет о ее подавлении.

Сёрен Кьеркегор

Первым, кто затронул проблему страха с точки зрения психологии, стал датчанин Сёрен Кьеркегор. Его «Понятие страха», изданное в 1844 году – скорее не психологическое исследование, а богословско-метафизические соображения на тему страха. Однако в нем много проницательных наблюдений, и они не теряют своей ценности, даже несмотря на обилие ошибочных утверждений, порожденных обобщениями, причиной которых стал тяжелый невротический страх самого Кьеркегора. Нелегко передать идею, лежащую в основе его теории – в высшей степени сложной и выраженной в неясных академических терминах. Для Кьеркегора страх – это «симпатическая антипатия и антипатическая симпатия», направленная на неопределенную причину, вызванная Ничем. Это Ничто подступает к человеку, как будто является Чем-то. В страхе человеческий дух боится сам себя; это и есть предпосылка первородного греха, который пришел в мир через грехопадение Адама. Грехопадение привело к тому, что «грех пришел в мир, и была положена сексуальность». Страх также описывается как «скованная свобода». «Страх обозначает нечто двойственное: страх, в котором индивид… полагает грех, и страх, который вошел в мир вместе с грехом и продолжает входить…» Кьеркегор точно знает, что «отношение чувственности соответствует отношению страха», однако он не может выразить эту связь в точных психологических терминах. Кьеркегор затрагивает также и страх, который возникает вследствие греха, но при отсутствии чувства вины, при этом ему неведома идея вытесненной вины. Страх перед добром он определяет как демонический. Но это и «несвобода, которая хотела бы отгородиться от всего»[42].