Максим Саблин - Крылатые качели

• Название: Крылатые качели
• Автор: Максим Саблин
• Жанр: Современная русская литература
• ISBN: 978-5-17-112736-7

Федор хочет вырастить сына мужчиной, а не опекать его как тепличный цветок. Но в воспитание внука вмешивается бабушка – властелин подушек и душитель сквозняков. Сладить с тещей нелегко – в мире нет материала крепче, чем убеждения старой женщины. Федор не сдается, однако позиции его слабеют с каждым днем. Красавица жена отказывается ему помогать и уходит. С сыном ему запрещают видеться… Федор начинает настоящую войну против жены и тещи и идет защищать права отца в суд. Вопрос лишь в том – выиграет ли он? Сможет ли вернуть свою жизнь?

---

– Не обвинил – и то хорошо, – сказал, хмыкнув, Федор.

Им обоим было неловко обсуждать друга в его отсутствие, но очень хотелось. Став большим человеком, Богомолов, и раньше странный, превратился в совершенно невыносимого. Пару месяцев назад он со страшной обидой, как все было в нем – черное или белое, обвинил их обоих в предательстве по причине столь мелкой, сколь и курьезной. Он пригласил их по старой университетской традиции в лучшую баню Москвы. Лучшая баня Москвы странным образом всегда кочевала в то место, где проживал Богомолов. Когда друзья вежливо намекнули на это Петьке, то были прокляты им, и он парился один.

– Так, а ты дописал свою книгу? – спросил Федор.

В это время из маленькой будки подошел мужчина-администратор и уточнил про аренду нижнего манежа. Федор несколько минут говорил с ним.

– Не дописал, но допишу, – сказал Мягков, когда Федор освободился. – Ты мне лучше скажи, где новые Беллинсгаузены и Колумбы? Где те безумцы, что готовы променять мягкую постель на корабельные койки? Ты? Я? Петька? Женя Грибоедов?

– А может, мы и есть новые Беллинсгаузены и Колумбы? – миролюбиво заметил Федор. – Достал ты с моряками. Жизнь – другая.

Мягков, взъерошив пятерней бороду, отвернулся. После окончания юрфака друг Федора решил стать писателем и, к ужасу своей тещи, твердо следовал курсу. Уже восемь лет он писал роман про безумца-моряка, что построил из дуба кораблик, посадил туда жену, маленького сына и двух зеленых попугаев-неразлучников и поплыл – где рекой, где морем, где волоком – из Москвы в Австралию. Безумец-моряк как раз думал, как декларировать попугаев на таможне: новый Беллинсгаузен-Мягков забыл их привить.

«Странные люди эти писатели, – думал Федор, глядя на друга, грызущего ноготь. – Нью-йоркских банд давно нет, но каждый год появляется роман об Аль Капоне. Жизнь поменялась. Люди арендуют яхты и летают на самолетах, люди работают юристами и программистами. Какие моряки? Время великих открытий кончилось!»

Оба молчали, продолжая думать каждый в своем направлении. «Писал бы лучше сценарий своей жизни», – думал Федор, осуждая безработность друга.

«А я верю в мечту», – мысленно возражал Илья, считая юриспруденцию пустой тратой жизни.

5

«Пора начинать, – решил Федор и огляделся в поисках Анж. – Черт, детский праздник без своего ребенка имеет привкус горечи».

У теннисного стенда он заметил высокую тонкую девушку в синих джинсах, жену Мягкова. Кира была рыжеволосой красавицей с голубыми глазами и веснушками. Она оживленно разговаривала с Изабеллой Недотроговой, неуверенной женщиной, рано утратившей свежесть. Женщина была первой женой Петьки Богомолова, лучшей подругой Пелагеи и классной руководительницей Иннокентия. «И как она научит моего сына математике? – подумал Федор, скривившись. – Она же неспособна разобраться, в какую сторону открывать дверь в магазине». Белла натужно улыбалась словам подруги (Кира всегда говорила только о своей дочери) и, близоруко прищурившись, оглядывалась по сторонам.

Около них козочкой прыгала дочь Мягкова – Анжела, наряженная как принцесса. Взглянув на нее, Федор почувствовал небольшое раздражение: девочка почему-то напоминала ему Эриду Марковну.

Послышался свист – администратор в противоположном конце зала поднял над головой маленький велосипед. Федор кивнул и вдруг заметил почти прямо перед собой на бордюре Женьку Грибоедова. В любой компании всегда есть совершенство, интеллигент, хулиган и алкоголик. Богомолов в их университетской компании был горе-совершенством, Федор считался как бы интеллигентом, Мягков когда-то был хулиганом, а Женя и сейчас был настоящим алкоголиком.

Грибоедов, по кличке Гриб, смиренно сидел, положив одну тонкую мосластую ногу в истертых джинсах на другую, и резко дергал головой. Он щурился, оттягивал пальцем веко, пытаясь рассмотреть Федора с Мягковым, но не узнавал.

Женя Грибоедов был лучшим студентом курса, однако ум и ром постепенно убивали его. Он все еще жил в сталинском доме на Ломоносовском, окруженный шкафами, набитыми книгами по немецкой классической философии. Первую комнату он сдавал студентам, во второй ютился сам. В своей комнате слушал русский рок, а на кухне пил. Знакомые, встречая в магазине опухшего Женьку, редко узнавали его. Ничего в нем больше не напоминало прежнего философа и поэта, который когда-то наизусть цитировал «Гамлета».

К Илье и Федору подошли Кира и Изабелла. Гриб тоже подошел к приятелям, обнял каждого, тыча щетиной, и начал говорить о постороннем. Недотрогова, покраснев, отвела его назад, на его место, и усадила.

– Илья, зачем мы приехали? – спросила Кира. – Из детей на празднике только Анж. А у меня завтра важный судебный процесс, я…

– Молчи, женщина, – перебил он.

– Что-о-о??? – возмущенно воскликнула Кира.

В прошлый раз после такого же «Что-о-о???» Мягков запустил в жену глобус, а сам получил по лбу утюгом, хорошо что холодным.

Федор печально переглянулся с Недотроговой и сказал:

– Послушай, Кира, да кто ж мог знать? Мы попытались, разве этого мало? Мы же встретились, поговорили. Счастье! Ну не смог я привести Иннокентия! Он серьезно болен! – закончил он, зная по опыту, что никогда, никогда, никогда, никогда не нужно быть искренним в разговорах с подругами жены.

Кира, а следом и Анжела строго посмотрели на Федора. Устав стоять, Федор оглянулся и уселся на бордюр, рядом со своей сумкой. Минуту он понаблюдал за игрой бадминтонистов и повернулся к тоненькой высокой девочке.

– Анж, – сказал он доверительно. – Я сам сгоняю с тобой три круга, но, чтоб сравнять шансы, буду ехать на велосипеде для малышей. Идет?

Девочка настороженно поглядела на мать и получила одобрительный кивок. Через десять минут толстый Федор вернулся из раздевалки, похожий на черную редиску. Он пытался натянуть веломайку на белое пузо, а другой рукой, как бы невзначай, прикрывал нескромно большой в облегающих велошортах зад. Не обращая внимания на обидные насмешки Мягкова, он защелкнул на Анжеле рифленый белый шлем, настроил пониже седло ее детского шоссейника, сам уселся на лилипутский велосипедик, и они встали на стартовой линии.

Мягков весело махнул рукой, и они рванули. Анжела сразу укатила вперед. Она крутила педали так старательно и умилительно, как умеют делать только дети. Она широким хватом держалась за громадный руль и испуганно смотрела вперед. Федор гнался за ней. «И зачем я все это делаю?» – наигранно ворчал он, в душе довольный и счастливый. От избытка чувств, он непрестанно дзинькал детским звонком и быстро догонял девочку.

У бегового манежа собралась толпа зрителей.

Анжела, заметив рядом бешено мельтешащие колени дяди Феди и его счастливое сияющее лицо, поняла, что ее обгоняют, закрутила педали еще старательнее и минуту спустя пересекла финиш первой.

Кира позже сделала выговор Федору, что тот едва не обогнал маленькую девочку. Но он на это только глупо пожал плечами и опустил глаза.

Мягков подошел к вспотевшей, раскрасневшейся дочери, поднял ее под мышки и поставил на пьедестал. Анжела блестящими глазами обвела зал. На нее смотрели, улыбаясь, родители детишек из секций, мощные велогонщики-спринтеры, элегантные бадминтонисты. Мягков повесил ей на тонкую шею ленту. Анжела прижала медаль к груди, спустилась с пьедестала и под громкие аплодисменты подбежала к матери.

Федор, катаясь взад-вперед на велосипедике, смотрел на часто моргавшего Илью Мягкова, на то, как обнимаются Анжела с Кирой, и думал об Иннокентии. Он мог понять Кодекс Хаммурапи, Дигесты Ульпиана и даже Закон об ипотеке, но логику Недоумовой понимать отказывался.

6

Рыжая Кира Мягкова, смешно расставляя локти, пробилась через толпу к манежу. Умилительно сложив руки у груди, она наклонила голову набок и улыбнулась Федору. Анжела в точности повторила все движения матери и, наклонив голову, тоже улыбнулась Федору.

– Молодец, Анж! – сказал он и пожал ее тонкую ручку.

– А не поехать ли нам в кабак? – предложил подошедший Мягков.

Кира посмотрела на свои золотые часики и перевела взгляд на Федора. Накидывая на ходу косуху с вышитыми красными сердечками, подошла Изабелла. Гриб, следуя за ней, паучьими нервными пальцами расчесывал бороду. Судя по тоскливому выражению его лица, сердечки, заполнившие жизнь жены, не делали его счастливым.

Через головы толпы Федор увидел, как на треке, лязгая железными сегментами, тронулся, быстро удлиняясь, состав из маленьких гонщиков в громадных шлемах. Как и полагалось на треке, они ехали против часовой. Это заканчивалось занятие семилеток. Один малыш в очках почти лежал, чтобы достать до руля. Смеясь, болтая и переглядываясь, теряя пары и получая нагоняи, дети проехали круг. Вдруг рядом послышался писклявый голос:

– Это тот самый Ребров? Да этот толстяк мог обогнать Капитонова, только если Виктор бежал с велосипедом над головой!