Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт

• Название: Потерянные цветы Элис Харт
• Автор: Холли Ринглэнд
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-107346-6

Цветы, огонь и книги – вот основные составляющие существования девятилетней Элис Харт. Она живет за городом у моря с родителями. Деспотичный отец не разрешает жене и дочери покидать их ферму, девочке не с кем общаться, и тогда мать учит ее языку цветов. Но однажды случается трагедия, безвозвратно меняющая жизнь ребенка. Она переезжает жить к бабушке на цветочную ферму. Там находят убежище такие же потерянные и сломленные женщины, как и она сама. Привыкнуть к новой жизни ей помогает язык цветов: ведь на нем можно сказать то, чего не передашь словами. Однако по мере взросления всплывшая семейная тайна, разрушительное предательство и близкий человек, который оказывается не тем, кем кажется, обрушиваются на Элис, и она понимает, что есть такие истории, которые цветы не смогут передать. Если ей нужна свобода, которой она так жаждет, она должна найти в себе смелость рассказать самую главную историю, которую она знает, – свою.

---

Салли распахнула дверь и поспешила по коридору прочь из больницы, забравшей из ее жизни уже двоих детей, которых она любила больше всего.

* * *

Элис покачивалась, убаюканная тихим ничто. Ни океана, ни огня, ни змей, ни голосов. Ее кожу покалывало от какого-то предчувствия. Рядом пронесся мощный поток воздуха и звук крыльев. Хлоп, хлоп, вжик; ввысь, ввысь, прочь.

Единственное огненное перышко манило, оставляя за собой след мерцающего света.

Без страха она последовала.

5 Вертикордия расписная

Значение: Слезы

Verticordia picta/Юго-Западная Австралия

Куст маленького или среднего размера с розовыми чашевидными цветами, которые приятно пахнут. После того как приживется, растет всего лишь около десяти лет, пышное цветение наблюдается в течение долгого времени.

Я – тут. Я – тут. Я – тут.

Элис прислушивалась к своему сердцу – это был единственный известный ей способ восстановить равновесие и утихомирить чувства. Хотя он не всегда срабатывал. Иногда слышать что-то было хуже, чем видеть: глухой звук, с которым тело матери ударилось о стену; едва уловимый выдох отца, когда он бил ее.

Элис открыла глаза и огляделась в поисках помощи, судорожно хватая ртом воздух. Куда делся рассказчик из ее снов? В комнате никого не было, кроме пронзительно пищащих аппаратов. Паника обожгла ее кожу.

Какая-то женщина поспешно вошла в палату.

– Все в порядке, Элис. Давай-ка посадим тебя, чтобы тебе было легче дышать.

Женщина наклонилась над ней и куда-то нажала на стене за кроватью.

– Постарайся не паниковать.

Верхняя часть постели Элис стала подниматься, пока девочка не оказалась в сидячем положении. Боли в груди стали утихать.

– Лучше? – Элис кивнула. – Молодец. Дыши настолько глубоко, насколько получится.

Элис изо всех сил набирала воздух в легкие, надеясь, что ее сердце перестанет так часто биться. Женщина подошла сбоку и наклонилась, приложив два пальца чуть выше запястья Элис и глядя на маленькие карманные часики, приколотые к ее халату.

– Меня зовут Брук, – у нее был добрый голос, – я твоя сиделка.

Она посмотрела на Элис и подмигнула. На ее щеках появлялись глубокие ямочки, когда она улыбалась. Синие и фиолетовые тени сверкали рябью на ее веках; Элис видела, как похожим образом перламутр мерцал между створок устричных раковин. Пиканье замедлилось. Брук отпустила ее кисть.

– У тебя есть все, что надо?

Элис попыталась попросить стакан воды, но не смогла произнести ни слова. Тогда она жестами показала, что хочет пить.

– Проще простого. Вернусь через секунду, дорогая.

Брук вышла. Аппараты пищали. Белая больничная палата была наполнена смесью из странных звуков: отдаленный свист, монотонные голоса, некоторые спокойные, другие – нервные, дребезжание открываемых и закрываемых дверей, скрипучие шаги – бегущие или идущие неспешно. Сердце Элис снова стало колотиться под ребрами. Она закрыла глаза и постаралась снизить его темп при помощи дыхания, но делать глубокие вдохи было больно. Элис попыталась позвать на помощь, но ее голос оказался не более чем паром. Губы потрескались, глаза и нос пылали. Тяжкий груз накопившихся вопросов давил на грудь. Где ее семья? Когда ей можно будет пойти домой? Она снова попробовала говорить, но голос не раздавался. Ее сознание заполнило видение: белые мошки, вылетающие из ее рта и стремящиеся к океану огня. Было ли это воспоминанием? Это действительно произошло? Или это был лишь сон? А если это и был сон, означает ли это, что Элис все время спала? Сколько она проспала?

– Тише, Элис, – сказала Брук, поспешно возвращаясь в комнату с кувшином и кружкой.

Она поставила их и взяла Элис за руку, пока та стирала слезы с лица.

– Я знаю, что это шок для тебя – вот так проснуться, милая. Но ты в безопасности. Мы хорошо о тебе заботимся.

Элис заглянула в перламутровые глаза Брук. Она так хотела ей верить.

– Доктор сейчас придет, чтобы осмотреть тебя, – Брук медленно выводила пальцем кружочки на руке Элис, – она славная, – добавила медсестра, вглядываясь в лицо Элис.

Вскоре в палату вошла женщина в белом халате. Она была высокой и тонкой, ее лицо обрамляли длинные серебристые волосы. При взгляде на нее Элис подумала о морской траве.

– Элис, я доктор Харрис. – Она остановилась в изножье постели Элис и стала перебирать бумаги на папке-планшете. – Я так рада видеть, что ты проснулась. Ты была очень храброй девочкой.

Доктор Харрис обошла кровать, достала из кармана маленький фонарик, включила его и стала светить то в один, то в другой глаз Элис. Девочка инстинктивно поморщилась и отвернулась.

– Извини, я знаю, это не очень-то приятно.

Доктор прижала головку стетоскопа к грудной клетке Элис и послушала. Услышит ли она вопросы внутри? Может быть, она вдруг поднимет взгляд и даст ответы на эти вопросы? Ответы, которые Элис, возможно, и не хочет услышать? Маленькие дырочки страха в ее животе стали расширяться.

Доктор Харрис достала наушники стетоскопа из ушей. Она тихо пробормотала пару слов Брук и передала ей планшет с бумагами. Брук повесила его в ногах у Элис и закрыла дверь.

– Элис, я собираюсь поговорить с тобой о том, как ты попала сюда, хорошо?

Элис посмотрела на Брук, едва удерживая отяжелевшие веки. Она перевела взгляд обратно на доктора Харрис и медленно кивнула.

– Умница. – Доктор Харрис коротко улыбнулась. – Элис, – начала она, сложив руки, словно собиралась молиться, – ты пострадала при пожаре на вашем участке, у тебя дома. Полиция пока не выяснила, что именно произошло, но самое главное, что ты в безопасности и успешно идешь на поправку.

Ужасная пауза заполнила комнату.

– Мне очень жаль, Элис, – глаза доктора Харрис были темными и влажными, – твои родители не выжили. Все здесь заботятся о твоем благополучии и будут присматривать за тобой, пока не приедет твоя бабушка…

Уши Элис перестали воспринимать звуки. Она не слышала, как доктор Харрис снова упомянула ее бабушку; она не слышала вообще ничего. Она думала только о своей матери. О ее глазах, наполненных светом, песнях, которые она мурлыкала в саду, о ее неотвязной печали. О повороте ее нежных запястий, карманах, полных цветов, ее теплом, молочном дыхании по утрам. Быть в гнездышке из ее рук, на холодном песке под горячим солнцем, чувствовать, как поднимается и опускается ее грудь, слышать биение ее сердца и вибрации голоса, когда она рассказывает сказки, укутывая их двоих в теплый, волшебный кокон. Ты была той настоящей любовью, которая пробудила меня от чар, зайчонок. Ты – моя сказка.

– Я загляну к тебе во время моего следующего обхода, – пообещала доктор Харрис и, взглянув на Брук, вышла.

Брук осталась у кровати, в ногах у Элис, ее лицо было мрачным. В самом центре Элис разрасталась пылающая дыра. Брук слышала ее? Ревущую, как огонь, шипящую и яростную, затягивающую внутрь все? Снова и снова в ее сознании прокручивался один и тот же вопрос. Он пробивался изнутри и разрывал ее на кусочки.

Что она натворила?

Брук обошла кровать и, налив в чашку жиденький сок, передала его Элис. Сперва та хотела выпить его из рук Брук, но, отхлебнув немного холодной сладкой жидкости, она запрокинула голову и осушила чашку залпом. Сок был таким холодным, что пришелся ударом по желудку. Тяжело дыша, она протянула чашку, чтобы ей налили еще.

– Не спеши так, – посоветовала Брук, неуверенно наливая добавки.

Элис пила так жадно, что часть сока стекала по подбородку. Она икнула и снова протянула чашку. Еще, еще. Она потрясала чашкой перед лицом Брук.

– Последнюю.

Элис чуть не подавилась, глотая последнюю порцию. Она опустила чашку в трясущейся руке. Брук схватила пакет и открыла его как раз вовремя, когда Элис стошнило потоками сока. Она упала на подушку, отвернувшись.

– Вот так, – Брук растерла спину Элис, – тихо и спокойно. Молодец. Вдох-выдох.

Элис хотелось никогда больше не дышать.

* * *

Элис погрузилась в здоровый сон. Сны об огне покинули ее, вышли вместе с потом. Когда она проснулась, ее сердце раскалилось до того, что грудная клетка, казалось, вот-вот растает. Она принялась чесать ключицу, пока кожа не начала кровоточить. Брук стригла ей ногти каждые пару дней, но это не помогало. Элис царапала кожу ночь за ночью, пока Брук не принесла ей пушистые варежки, которые она надевала перед сном. Ее голос все еще не возвращался. Он исчез, испарился, как соленая лужица во время отлива.

Новые сиделки заходили навестить ее. На них были не такие передники, как на Брук. Некоторые из них водили ее по больнице, объясняя, что ее мышцы ослабли, пока она спала, и теперь им нужно вспоминать, как быть сильными. Они научили ее упражнениям, которые можно было делать в кровати или на полу в комнате. Другие приходили поговорить о ее чувствах. Они приносили карточки с картинками и игрушки. Элис больше не слышала во сне голос рассказчика. Она становилась бледнее. Кожа сохла и трескалась. Она представляла, как ее сердце ссыхается от жажды, высыхает от краев к сырому красному центру. Каждую ночь она пробивалась через волны огня. Чаще всего она лежала в постели и смотрела в окно на изменчивое небо, стараясь не вспоминать, не задаваться вопросами и просто ждать, когда придет Брук. У Брук были самые прекрасные глаза.