Татьяна Соломатина - Роддом. Сценарий. Серии 17-24

• Название: Роддом. Сценарий. Серии 17-24
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Драматургия

Вот и «третий сезон»  сценария сериала «Роддом».  Явление молодых Мальцевой и Панина. Семейные тайны и почему их вредно хранить. Тайны вообще – и какова их опасность для здоровья и жизни в целом?!  Есть ли жизнь после смерти и не пришла ли пора подлечить богов? Верить  ли фактам, если они не вписываются в догму? А как же быть с догмой, гласящей: фактам нельзя не верить? Насколько вредно для человека быть врачом? Почему врачи такие вредные, и часто врачи покрывают друг друга – и это отлично известно доброму обывателю! А если врачи покрывают пациентов – это уже не так вредно или как? Нужно ли человеку сойти с ума, чтобы начать нормально видеть и понимать, или мы изначально – целый космос, в котором гуляет звёздный ветер, иногда сдувая нам крышу? Не вся ли наша жизнь – эпидемия безумия и почему добрые обыватели так охотно верят в грязь,  охотно становясь злыми обывателями? Почему глупцам всё ясно, а умные люди не всегда могут найти ответы на непростые простые вопросы этики и морали, духа и буквы, добра и зла? Лично я, Татьяна Соломатина, не могу сказать наверняка, кто из моих героев хороший, а кто злой. И даже на первый взгляд откровенно плохой может оказаться всего лишь жертвой обстоятельств. Что, впрочем, не отменяет его вины, потому что свобода воли – всегда твоя, это единственное, что у нас есть: свобода воли. Авторская свобода воли вертеть героями как тебе угодно. Не это ли делает с нами бог? И если верно то, что на небесах принимается истиной то, что каждый из нас считает истиной на земле, я стараюсь создавать людей разных, и погружать их в самые разные обстоятельства, каждый раз надеясь, что они непременно сделают правильный выбор, хотя и совершенно свободный. Ну, пооолная «Санта-Барбара»! Только динамичней, интересней, понятней и куда роднее. И как всегда: на самом интересном месте! Но таковы законы жанра. А четвёртый, заключительный, сезон не за горами. Оставайтесь на ЛитРесе!

---

ПАНИН

Шью брюшину. Двигательной реакции – ноль.

Святогорский расстроен отсутствием двигательного возбуждения – это плохой прогностический признак. Смотрит состояние зрачков бомжихи – расширены, реакции нет.

17-26.ИНТ. РОДДОМ/КОРИДОР ОБСЕРВАЦИИ. ДЕНЬ.

(БЕЛЯЕВ, МАРГО, БЕРЕМЕННЫЕ, РОДИЛЬНИЦЫ, ПЕРСОНАЛ.)

Идёт Беляев. Старается держаться в корректном печальном настроении. Но его переполняет радость от назначения начмедом. Пусть пока и временно. Навстречу – Марго.

БЕЛЯЕВ

Маргарита Андреевна, с завтрашнего дня я официально исполняющий обязанности начмеда по акушерству и гинекологии. Фактически – главврач родильного дома!

Марго не разделяет его радости, торопится сообщить новости:

МАРГО

Игорь, пока ты у главного торчал, с улицы ворвался мужик с вонючей бабой на руках – и понёсся в операционную. При полном одобрении и пособничестве Святогорского!

Беляев резко мрачнеет.

БЕЛЯЕВ

В смысле?!

МАРГО

Какой-то Панин.

Беляев тут же возвращается в предыдущее настроение.

БЕЛЯЕВ

Фуф! «Какой-то Панин» – мужик! Будь спок, подруга дней моих суровых. Давно ждём. Иначе тут нынче…

Беляев делает жест не то в сторону подвала, не то в сторону главного корпуса, не то и вовсе в небо. Марго смотрит на Беляева вопросительно, с тревогой. Беляев машет ручкой.

БЕЛЯЕВ

Куликовский психует. Непонятно что как… Пойду, поприветствую Семёна Ильича. И тебе советую дружить. С ним. И особенно с его…

МАРГО

Кем?

БЕЛЯЕВ

Сама узнаешь!

Уходит по коридору в сторону оперблока. Марго смотрит ему вслед в лёгком недоумении.

17-27.ИНТ. РОДДОМ/ОПЕРАЦИОННАЯ ОБСЕРВАЦИИ. ДЕНЬ.

(ПАНИН, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, БОМЖИХА, БЕЛЯЕВ.)

Панин накладывает стерильную клеевую повязку на низ живота бомжихи. Святогорский пытается привести бомжиху в сознание, склонившись к ней, говоря громко, отчётливо, прямо в лицо.

СВЯТОГОРСКИЙ

Уважаемая! Гражданочка! Мадам!

Обращается к Панину.

СВЯТОГОРСКИЙ

Мог бы и поинтересоваться! Имя пациентки – главное оружие анестезиолога!

ПАНИН

Наше знакомство не назвать светским. Я выудил уважаемую гражданочку мадам из лужи в сквере главного корпуса.

В операционную со стороны предбанника заходит Беляев. Обходит стол с другой стороны. Радушен.

БЕЛЯЕВ

Приветствую, Семён Ильич!

ПАНИН

Здоров, Игорь Анатольевич!

Протягивает руку локтем вперёд – Беляев пожимает ему плечо, Панин ещё не размыт. Святогорский продолжает попытки привести бомжиху в сознание. Скороговоркой:

СВЯТОГОРСКИЙ

Елена! Борислава! Татьяна! Валентина! Ольга! Юлиана! Матильда! Анна! Тамара! …

Панин прислушивается к именам, саркастично усмехается.

ПАНИН

Акрослово несовершенно. Имени на мягкий знак не существует.

Святогорский громко орёт прямо в лицо бомжихе:

СВЯТОГОРСКИЙ

Женщина, тебя как зовут, твою-то мать?!

Бомжиха подрагивает веками и нечленораздельно мычит. Святогорский, обрадовавшись, хватает со столика иглу, втыкает в мягкие ткани плеча – происходит едва заметное сгибание руки в локтевом суставе. И на мгновение открываются глаза – пустые, безо всякого выражения.

БЕЛЯЕВ

Что тут происходит?

Во время последующего перекидывания реплик между Паниным и Святогорским, Беляев переводит глаза с одного на другого, как бы следя за теннисным мячиком.

СВЯТОГОРСКИЙ

Открывание глаз.

ПАНИН

Два балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Нечленораздельные звуки.

ПАНИН

Два балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Патологическое сгибание в ответ на болевое раздражение.

ПАНИН

Три балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Итого – семь!

ПАНИН

По шкале Глазго: умеренная кома.

Беляев ахает, всплеснув руками:

БЕЛЯЕВ

Да что ж такое!

17-28.ИНТ. РОДДОМ/КОРИДОР РОДЗАЛАОБСЕРВАЦИИ. ДЕНЬ.

(ПАНИН, БЕЛЯЕВ, МАРГО, САНИТАРКА ЛИЛЯ, СВЯТОГОРСКИЙ.)

Панин сидит за одним из сдвоенных столов, строчит историю родов. На нём «общепароходская» операционная пижама. Штанишки короткие, с заплатами. Курточка рваная, тесная – она ему надавила ещё в операционной – он потягивается – и курточка трещит и рвётся, обнажая великолепно контурированную мускулатуру. Рядом, за другим столом, сидит Беляев.

БЕЛЯЕВ

Э! Только приступил – а уже инвентарь мне портишь!

ПАНИН

Этот «инвентарь» давно пора на швабру наматывать!

БЕЛЯЕВ

У нас тут не Четвёртое управление…

Панин рвёт курточку надвое на груди, снимает, кидает на пол. Возвращается к писанине. Беляев смотрит на торс Панина, одобрительно хмыкает:

БЕЛЯЕВ

Я, конечно, не из этих, упокой господи душу Вовика… Но, коза тебя дери, Сёма! Я понимаю, как ими становятся!

Панин бросает на Беляева насмешливый взгляд, продолжая писать.

БЕЛЯЕВ

А ведь если бы Черкасского не убили, ты бы… (менторски) Молод! Молод ещё отделением заведовать!

Из смотровой выходит Марго, в руках у неё две чашки кофе. Видит голого по пояс Панина – чуть не расплёскивает – Беляев замечает, выражение лица соответствующее. Марго быстро берёт себя в руки, идёт к докторам. Одну чашку ставит перед Паниным.

ПАНИН

Спасибо.

БЕЛЯЕВ

Маргарита Андреевна! Вы не очумели?! Я ваш непосредственный начальник!

Марго уже поставила чашку и перед Беляевым.

МАРГО

Извини! Сперва – гостю.

БЕЛЯЕВ

Он не гость! А член! Член коллектива… (ехидно)Вы, Маргарита Андреевна, понапрасну варежку не разевайте! Здесь нечего ловить. Жена. Дети. Любимая женщина… Полный набор!

Панин ровно, без агрессии, походя, не отрываясь от писанины:

ПАНИН

Игорь Анатольевич, завали!

Беляев – мирный жест «руки вверх» в сторону Панина, подмигивает Марго. Из дверей предбанника операционной Святогорский и санитарка Лиля выкатывают каталку с бомжихой. Лиля уставляется на торс Панина, раскрыв варежку.

СВЯТОГОРСКИЙ

Семён Ильич, ты к беременным в таком виде не ходи, порвут на тряпки.

БЕЛЯЕВ

(кивая на каталку с бомжихой) Так, Святогорский! Это не моя забота. Панин сюда кОму притащил – вот вы вдвоём и…

Взгляды всех присутствующих с сарказмом уставляются на него.

БЕЛЯЕВ

Блин! Я начмед.

СВЯТОГОРСКИЙ

С большой властью приходит большой геморрой!

Лиля и Святогорский катят каталку на выход из родильно-операционного блока – в отделение. Панин уходит вместе с ними.

17-29.ЗАЯВОЧНЫЕ ВИДЫ ГЛАВНОГО КОРПУСА. ДЕНЬ.17-30. ИНТ. ГЛАВНЫЙ КОРПУС/КОРИДОР ПРИЁМНОГО ПОКОЯ. ДЕНЬ.

(КУЛИКОВСКИЙ, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)

Главврач идёт мрачнее тучи, в конкретную палату. Персонал его обтекает, кивая, коротко здороваясь. Останавливается у двери палаты. Прислушивается. Прикладывает ухо. Тихо. Вдруг сквозняком открывается выходящая в коридор дверь дежурки приёма – и оттуда разносятся громкие звуки заставки к «Санта-Барбаре». Куликовский в один прыжок оказывается у распахнутых дверей дежурки и быстро захлопывает их. Дурацкая музычка стала тише, но не исчезла. Он ещё больше нахмуривается. Резко распахивает дверь в дежурку.

17-31.ИНТ. ГЛАВНЫЙ КОРПУС/ДЕЖУРКА ПРИЁМНОГО ПОКОЯ. ДЕНЬ.

(КУЛИКОВСКИЙ, 1-Я МЕДСЕСТРА, 2-Я МЕДСЕСТРА.)

Медсёстры пьют чай с бутербродами, таращась в экран, не сразу замечая явление главврача.

1-Я МЕДСЕСТРА

Сиси, короче, уже сто пятьдесят серий в коме, а его жена…

2-я медсестра замечает главврача, вскакивает. Видит его и 1-я. Тоже вскакивает. Обе испуганно смотрят на Куликовского: главврач в затрапезной дежурке – редкость. Куликовский подходит к телевизору, выключает, брезгливо кривя лицо. Обтряхивает ладони друг об друга, обтирает об халат. Бросает испепеляющие взгляды. Выходит. Медсёстры смотрят друг на друга, выдыхают.

17-32.ИНТ. ГЛАВНЫЙ КОРПУС/КОРИДОР ПРИЁМНОГО ПОКОЯ. ДЕНЬ.

(РЫБА, ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)

По коридору идёт красивая стройная блондинка элегантного возраста (жена Зильбермана). Женщина, что называется, с породой и классом. (Рыба со всей её молодостью рядом – серая мышь.) По коридору ей навстречу идёт Рыба, не разбирая дороги. Хлюпает носом, лицо заплаканное. В руках штатив, полный пустых пробирок. Со всего маху натыкается на жену Зильбермана, штатив вылетает из рук, пробирки разбиваются. Рыба ахает. Проходящий персонал смотрит неодобрительно. Отскакивает пациент.

РЫБА

Что я наделала!

Начинает плакать. Жена Зильбермана спокойна, лицо сочувственное.