Александр Казаков - Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина

• Название: Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина
• Автор: Александр Казаков
• Жанр: Публицистика
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-4461-1600-3

«Северным лисом» назвал Наполеон, лидер объединенного Запада, Кутузова, прежде чем был наголову им разбит… Владимира Путина двадцать лет обвиняют в том, что у него нет стратегии и уж тем более нет идеологии. Но так ли это? Александр Казаков доказывает, что это не так: есть стратегия, причем изысканная, и есть идеология, причем исторически обусловленная, обращенная в будущее и сама являющаяся стратегическим оружием в мировом противостоянии. «Не раз уже замечено, что Путин с годами становится все более нечитаем, в каком-то смысле неуловим. Александр Казаков предпринял попытку расшифровать Путина едва ли не в самом сокровенном – в большой стратегии. Не знаю, что сам Путин сказал бы по этому поводу, но если Казаков прав, замысел Путина о России стал здесь все-таки прозрачней и яснее. Важна сама попытка автора “вычитать” идеологию из высказываний Путина и его политических жестов – потому что, увы, новейшее время не располагает к прямолинейно проговариваемой идеологичности. Тем не менее, кажется, что Казакову удалось дать ответ тем, кто уверяет, что идеологии у нашего общества нет вообще. Она все-таки есть». Захар Прилепин

---

Но различия были, и как раз в области большой стратегии. Вашингтон не собирался отказываться от большой стратегии однополярного мира с единственным гегемоном – США, а Путин не только в статье, которую мы анализировали, но уже и в официальных документах (Концепция внешней политики РФ, 2000) зафиксировал цель своей собственной большой стратегии: Россия – великая мировая держава, участвующая в установлении нового мирового порядка. Таким образом, налицо было совпадение целей в стратегиях разных субъектов, а это всегда является основой для конфликта.

«Медовый месяц» с Соединенными Штатами закончился быстро – в декабре того же 2001 года, когда США в одностороннем порядке вышли из Договора по ПРО, который был краеугольным камнем стратегической стабильности. Путин говорил об этом с Бушем на встречах в Любляне и Генуе летом, во время визита в Штаты осенью, разъяснял последствия, пытался втолковать, что это решение разрушит ядерный баланс и похоронит концепцию взаимного сдерживания и что он – Путин – должен будет ответить. Президент России выражал сожаление, но США вышли из договора бесповоротно и без учета аргументов российской стороны.

Я уверен, что именно в том декабре Путин понял, что с Западом России не по пути, хотя «медовый месяц» с Европой длился чуть дольше – до 2003 года. Стало ясно, что Запад по собственной воле не пустит Россию в «клуб великих держав» и что за так раздражавшим Евгения Примакова «менторским» тоном Вашингтона по отношению к России стоит не личная позиция того или иного президента США, а их большая стратегия создания однополярного мира с США в качестве единственного гегемона, когда фактически весь мир объявлялся «зоной стратегических интересов США». И это стало для Путина поводом, чтобы снова задуматься о большой стратегии, притом что цель ее оставалась прежней: возвращение России признанного статуса великой державы и ее непосредственное участие в формировании нового – многополярного и более справедливого – мирового порядка. Однако понимание того, что Запад не видит Россию своей равноправной частью, еще не означало отказа от западной – то есть по происхождению римской – большой стратегии как образца. В смене образца сыграли роль другие факторы.

Что же заставило Путина отказаться от западного паттерна в формировании своей большой стратегии? Первоначальным импульсом, скорее всего, стало разочарование Западом, осознание того, что Запад эгоистичен и никогда не допустит Россию как равноправного партнера к формированию новой архитектуры международного порядка. Но это, хоть и принципиально важные, – эмоции. Что касается большой стратегии, то в рамках западного паттерна следовало начать подготовку к симметричному ответу. То есть в рамках западной – римской – стратегии надо было готовиться к тому, чтобы вернуться в число мировых держав вопреки желанию Запада – «продавить» Россию в первый эшелон государств. Тут невольно вспоминается опыт Петра Великого (в симпатиях к нему Путин неоднократно признавался), который не только «прорубил окно» (подчеркну: не открыл дверь, а «прорубил окно») в Европу, но и силой заставил тогдашний Запад считаться с интересами России. Однако тут же возникает вопрос: какой ценой? Во-первых, путем прямого военного столкновения, а во-вторых – ценой невероятного перенапряжения всех сил страны и фактически репрессий. В целом схожим путем шел к статусу мировой державы спустя двести с лишним лет Сталин – и тоже ценой страшного перенапряжения на грани гибели всей страны и репрессий.

Такой путь Путин считал неприемлемым. Сначала по умолчанию, а потом и открытым текстом президент России заявлял, что хочет модернизировать страну и вернуть ей статус мировой державы без репрессий и без перенапряжения сил, которого народ может просто не выдержать. Однако при этом Путин не мог не осознавать слабость России. Симметрично противостоять Западу в начале нулевых годов Россия была не в состоянии. Из того, с чем Запад не мог не считаться, оставалось только ядерное оружие. И оно было едва ли не единственным аргументом. Впрочем, уже предшественник Путина пытался разыграть эту карту, пусть и весьма безалаберно: в военной доктрине 1995 года упор делался как раз на стратегические ядерные силы и была впервые сформулирована возможность нанесения первыми ядерного удара в случае исчерпания других ресурсов для сохранения независимости и суверенитета России. Такого даже СССР себе не позволял.

В том состоянии, в котором Путин принял Россию – расколотость общества, оккупированная и разрушенная экономика, деморализованная и плохо вооруженная армия, – реализация большой стратегии в рамках западного паттерна означала столкновение с Западом «лоб в лоб», то есть начало «горячей» войны с высокой вероятностью (как раз учитывая слабость России) быстрого перехода в стадию ядерного конфликта. Не думаю, что Путин хоть на секунду рассматривал такой вариант как возможный, хотя бы потому, что он вообще человек не очень воинственный. С другой стороны, дела могли сложиться таким образом, что иного выхода и не оставалось бы. А мы помним отношение Путина к тому, что может случиться глобальная ядерная катастрофа, в которой погибнет весь мир: «Зачем нам мир, если в нем не будет России?»

Здесь я хочу сделать одно допущение, которое не смогу доказать, но которое поможет объяснить отказ Путина от западной стратегической модели и поиск им альтернативных образцов. Я понимаю, что Путин не мог в то время прочесть книгу Рене Жирара «Завершить Клаузевица», которая вышла только в 2007 году и стала для этого философа и богослова своего рода завещанием. Но я вполне могу предположить, что Путин увидел в трактате Клаузевица «О войне» – базовом для понимания большой стратегии Запада – то же, что увидел там Рене Жирар: «Возможный конец Европы, конец западного мира и мира в целом»[19]. Этот апокалиптический вывод Жирар сделал из того концепта «абсолютной войны», на который указал, но от которого ушел Клаузевиц. Для того чтобы увидеть «формулу апокалипсиса» в книге Клаузевица, достаточно прочесть ее из дня сегодняшнего как актуальный, а не исторический текст, не утешая себя просвещенческой верой в то, что «худшего можно еще избежать и что “сдерживание” будет неизменно торжествовать»[20]. Напомню, что писал Клаузевиц: «Война является актом насилия, и применению его нет предела; каждый из борющихся предписывает закон другому; происходит соревнование, которое теоретически должно было бы довести обоих противников до крайностей». То есть в условиях «чистой», «абсолютной» войны до полного взаимоуничтожения. «Дайте в руки воюющим ядерное оружие, – «завершает» Клаузевица Рене Жирар, – и не будет больше не только самой этой группы, но и целой планеты»[21].

Есть у Клаузевица в начале первой главы место, где он пытается доказать (сам испугавшись бездны, в которую заглянул), что в реальной жизни «абсолютная» война невозможна, но в XXI веке мы понимаем, что это не так. «Совершенно иная картина, – пишет этот великий стратег почти двести лет назад, – представляется в том случае, когда мы от абстракции перейдем к действительности. <…> Мы представляли себе одну сторону такой же, как и другая. Каждая из них не только стремилась к совершенству, но и достигла его. Но возможно ли это в действительности? Это могло бы иметь место лишь в том случае:

1) если бы война была совершенно изолированным актом, возникающим как бы по мановению волшебника и не связанным с предшествующей государственной жизнью;

2) если бы она состояла из одного решающего момента или из ряда одновременных столкновений;

3) если бы она сама в себе заключала окончательное решение, то есть заранее не подчинялась бы влиянию того политического положения, которое сложится после ее окончания».

Ну так нам в XXI веке нетрудно представить себе эти «условия апокалипсиса» выполненными. Если: 1) роль волшебника исполняет искусственный интеллект; 2) решающим моментом становится взаимный – то есть одновременный – ядерный удар; 3) после него никакой политики уже не будет, то есть это именно «окончательное решение». Для всей планеты.

Если предположить, что Путин именно в таком апокалиптическом свете воспринимал возможный ядерный конфликт между Россией и США и при этом понимал, что симметричный – в логике западного, римского паттерна – ответ Западу неизбежно приведет к этому конфликту, то он должен был искать альтернативу. А для этого в свою очередь нужно было выйти не только из западного паттерна, но и за границы западной ментальности – осознать новую идентичность. Возможно, евразийскую, но это будет позже.

О том, когда Путин разочаровался в Западе, спорят до сих пор и будут спорить. Кто-то говорит, что еще в 1990-х, кто-то – что в 2014–2015 годах. Мне кажется, что этот момент для Путина наступил в декабре 2001-го. Тогда, когда США, не реагируя (!) на аргументы Путина, вышли из договора по ПРО. Хотя не исключено, что и раньше, ведь Штаты не скрывали своего желания выйти из договора, нарушая тем самым баланс ядерных сил и в перспективе делая Россию не только слабой, но и уязвимой, а то и беззащитной. Так что я не знаю, что на самом деле увидел Буш-младший в глазах Путина (говорил, что душу), но догадываюсь, что сам Путин в глазах американского президента увидел войну. А не дружбу, сотрудничество и единство, которые были лишь на словах. И как только Путин понял, что война – «горячая», «холодная», экономическая, кибернетическая, информационная, гибридная или иная – это лишь вопрос времени, именно время стало для него главным ресурсом и главной задачей. Нужно было время для того, чтобы изменить баланс сил и достичь цели. Поэтому начало возвращения России на мировую арену в качестве ведущего игрока прошло под лозунгами князя А. В. Горчакова (1798–1883): «Россия сосредотачивается», и П. А. Столыпина (1862–1911): «Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».