Наталья Шунина - Троесолнца

• Название: Троесолнца
• Автор: Наталья Шунина
• Жанр: Ужасы
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-110739-0

Он, я, они… Трое становятся четырьмя. Автор рассказывает историю художника, художник говорит о себе, и затем появляется изнанка: мы видим автора, который изменяется под влиянием своего героя. «Троесолнца» – это три пыльных таинственных окуляра, три реальности героя и его автора, каждая из которых изобличает другую. Ложь не есть губительница истины. Она не безобразна. Через неё можно увидеть неискривлённый образ, который она пародирует. Или единого образа не существует?.. Если ты не знаешь, кто ты, почему ты считаешь, что твой герой менее реален, чем ты? Не есть ли ты собственная мысль о другом?

---

От старьёвщика он пока далеко не отошёл и бродил, занятый разговорами по телефону, по скверику напротив. Всего три минуты, и он снова услышит клавесин, а вскоре ощутит запах его лавки: сырой и пыльный с горчинкой сандала. Справа от него продавали жареные сосиски в тесте, пахнущие какими-то дождями и лужами, и слякотью, и вечной серостью. Он взял сосиску, обратив внимание на то, что продавал её как раз похожий на того метиса паренёк, который с пренебрежением вручил ему сосиску и оскалил зубы, якобы в улыбке. И была эта улыбка и враждебной, и затравленной, прямо как у того, из бара.

Жевал Нежин медленно, разве что не подпирал сосиской губы. Он жевал и пытался отвязаться от мыслей, сосредоточиться и, наконец, заставить себя развенчать все теории и стать свободным. Сердце неприятно колотилось: быстро-быстро семенило, а потом бух-бух, как будто выбрасывают из окна толщенный пыльный длинноворсовый ковёр, и он долго летит и с глухим звуком плашмя приземляется. Он вдруг вспомнил, что в кармане его джинсов лежала вспомогательная бумажка от Бахрушина и она, скорей всего, промокла. Неужели он так и не дисциплинирует свой ум, так и не сядет за работу?.. Неужели профукает заказ, явившийся небесной к нему, мелкому человеческому подмастерью, милостью?

Ощущая себя более чем прежде подавленным, юноша поплёлся к старьёвщику.

– Так что ж, не дозвонились? – встретил его старьёвщик.

Теперь он стоял в расшитом драконами кимоно у круглого европейского секретера, стоящего на чересчур длинных и тоненьких ножках, и пил чай из пиалы, в которую подливал из чёрного сплющенного, как инопланетная тарелка, чайника.

– Дозвонился, – сказал Нежин и многозначительно запнулся, а старьёвщик пояснил:

– Сегодня у меня японский вторник. Вот собираюсь вывесить надпись на дверь и заменить секретерчик на что-то низенькое, – он оглянулся с видом непростого выбора по сторонам, – а его в угол, жаль, ваз японских нет, – вздохнул он и как-то по-другому, лукаво посмотрел на Нежина и сказал: – Борюсь, как видите.

– М-да, интересно. А я вот вас снова хотел спросить…

– Ну, тогда пожалуйте на чайную церемонию, – пригласил он длинной не по размеру фалдой своего кимоно и улыбкой к секретеру. – А вы же художник?

– Да, – ответил Бажен и внутри кольнуло: или нет? или вру?

– Ну так вот позвольте попросить вас… Написать мне красиво «Японский вторник», а я отвечу на все ваши вопросы и буду рад помочь всем, чем смогу. Всем, чем смогу! Мне надо на дверь вывеску повесить, видите ли, дверь непримечательная. И так народец не заходит.

– Ну, я не владею японским стилем, – поспешил отказаться Нежин, вспомнив, что его ждёт тьма-тьмущая работы по эскизам, а к ней он даже не приступал.

– Ох, я считаю, что вы юлите. Вы отлично владеете стилем! – выразительно провозгласил старьёвщик и спокойно добавил, вручая Нежину голубую пиалу, над которой плавало облачко пахнущего рисовыми полями пара: – Ну что ж, тогда, пожалуйста, вам зелёный чрезвычайно элитный чай, вы его попробуйте, он сладкий без сахара, вы такой никогда не пробовали, вот мы его с вами и испиваем, и я готов к вашим вопросам.

Нежин разозлился: «Что ж теперь? Ещё на вывеску для старьёвщика драгоценное время тратить?! Но и нельзя же вот так разворачиваться и уходить? И почему, чтобы сделать кому-то благо, нужно ещё и мзду за это право давать!»

– Хорошо, тогда напишу, как получится, принесу на днях, – сквозь зубы, без настроения процедил художник и намеренно большим глотком опустошил предложенную пиалу, в то время как старьёвщик испивал чай глоточками, принюхиваясь, прилаживаясь и будто прислушиваясь и приноравливаясь к нему.

– О, превосходно! Превосходно! – обрадовался старьёвщик, взмахивая рукавами своего кимоно, подобно старому седому дракону, задевающему рыхлым брюхом при полёте пагоды.

– Но только качество не обещаю.

– О, превосходно! – повторял старьёвщик, кивая елейно, как будто тот именно клялся ему в добросовестном исполнении вывески.

– Так мне хотелось у вас узнать про кольцо, которое вам недавно продал таджик. Мне сказали о нём Сикорский и Анастасия Ивановна, – поспешил перейти к делу художник.

– Кольцо? – удивился старьёвщик и, перестав махать и сиять, нахмурился, медленно сцепляя кисти у рта так, что фалды кимоно соскользнули вниз и обнажили поросшие густыми седыми волосами белые руки. На лице его читалось неудовольствие от вопроса.

– Да, кольцо. Поймите меня правильно, мне оно нужно, – начал было Нежин, но будто кость ему встала в горле. Соврать он не мог, это было бы нелепее всего, учитывая причины, побудившие его узнать о кольце и отце метиса, а сказать правду было настолько инфантильно, абсурдно, что он сам насупился и почувствовал на себя раздражение.

– Бажен, поймите и вы меня правильно, в нашей профессии есть свод правил. Ну, как бы вам сказать, такой негласный кодекс…

– Я вас отлично понимаю. И ваши правила. Вы не представляете как, – сухо подтвердил Нежин, подумав о своём.

– Благодарю за понимание, – ответил коротко старьёвщик так, будто раскланивался и отменял всё ранее сказанное.

С минуту они помолчали.

– Видите ли, тут как с таинством исповеди. Вам, конечно же, покажется странным, но вещи… живут историями… и их не надо разглашать. И вообще ничего не надо разглашать просто так, без надобности… но с вещами это, знаете, особенно, – лукавость, характерная взгляду старьёвщика, стёрлась.

На Нежина смотрели абсолютно серьёзные глаза пожилого человека в кимоно. Кимоно-человека, улаживающего век своей вещи… Какого-то китовраса, наполовину подчинённого духу вещей, наполовину человеческому… Нежину даже показалось, что в орлином с красной бородавкой, загибающемся крючком носу старьёвщика, который так странно копирует форму, которую принимает его тело, есть нечто нечеловеческое. Будто это замысловатый архаичный кувшин, а не нос.

– Я бы постарался очень хорошо сделать вывеску по трём дням недели, – тихо сказал Нежин.

Старьёвщик на это ничего не ответил. Посидел с полминуты с блуждающим взглядом. Потом встал, пошёл к прилавку, вынул перо, с которым он сидел у выцветшего журнала, дёрнул за веревочку своего абажура с райскими птахами и, потерев глаза, надел те же очки с одним окуляром и написал: «Испанский понедельник», «Японский вторник», «Славянская среда». Листочек он положил молча, с видом одолжения, на секретер, обогнул деревянную резную подставку для бутылок вина и далее, пробираясь аккуратно между предметов, громоздившихся тут, как будто лавируя по воде, он достиг непримечательного советского комода в самом углу. Его он открыл и пошёл обратно, неся зажатым в кулаке кольцо.

– Вы бы знали, как это неправильно, – сказал он, подходя с кулаком, на котором выпучились кривые фиолетовые жилы, – ну да что об этом… Тем более сказать я о нём могу лишь то, что его действительно мне продал некто, представившийся Хуршетом. Знаете, это безделица. Но мне показалась интересной выдумка и, наверное, жалко стало продавца.

Он раскрыл кулак и положил медную печатку на секретер. Бажен взял и не поверил своим глазам.

– Это кто?

– Это кентавр, – ответил старьёвщик.

– Как кентавр? откуда? кентавр?!

Старьёвщик улыбнулся.

– Думаю, что некто предприимчивый решил сделать что-то под античность. А это, скорей всего, некий пробный шаблон, жестянка. Как вы сами видите, выполнено всё грубо. Но уверен, где-то уже ходит перстень золотой или серебряный с более искусным кентавром и длинной небылицей, – он говорил медленно и так, что действительно легко было представить, что перстень ходит, как гоголевский нос по Невскому, и куда-то приходит.

– Знаете, я забыл, мне надо идти, спасибо, – спутанно, немного запинаясь, сказал молодой человек и, забыв пожать руку, развернулся к выходу.

– До встречи! Очень жду ваших гениальных вывесок! Вы истинный художник! – со смехом радости попрощался мужчина, помахав двумя руками сразу, как будто он провожал теплоход, играя фалдами своего струящегося кимоно, и преображаясь в пыльном свете сохранённых им вещей, и множась с ними в тяжёлом тусклом зеркале, висящем на стене напротив.

Художник повернулся, кивнул угрюмо лбом, стукнулся локтем о косяк двери и скорее вышел. На улице как-то резко похолодало. Пронизывающий осенний ветер гулял в его штанинах, перстни ходили рядом с кентаврами, девочка оставила миндаль и сейчас прыгала в резиновых полусапожках с ромашками рядом с мамой, а из своего архаичного носа старьёвщик подливал в пиалу жутко пахучий рисовый чай…

«Нет-нет, решительно я так сведу себя с ума. Просто дойду до дому… просто совпадение… Да плёвое. Плёвое ведь! А может, старый жид и пронюхал от кого-то, допустим, болтушка Бахрушин к нему зашёл… Все сплетники. Все сплетники! Город маленький! Все друг друга знают! Да, и вытащил из закромов жестянку… Ну, да ничего… Вот, старый жид, вывески захотел… хитрая морда… Ну, или совпадение. Ха-ха, конечно, так и есть!»