Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

• Название: Под солнцем Тосканы
• Автор: Фрэнсис Мэйес
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-102084-2

Тоскана – настоящий рай на земле, уникальное сочетание истории, культуры и традиций. В этот регион Италии хочется возвращаться снова и снова. Что и сделала Фрэнсис Мэйес. Не устояв перед соблазном купить фермерский дом в окрестностях Кортоны, она вырвалась из суеты Сан-Франциско и решила наслаждаться солнцем, ароматами фруктов и трав, изучать этрусские традиции, мечтать и постигать тонкости местной кухни. Прекрасный язык автора, обилие деталей, яркий колорит, сезонные рецепты – вместе с Мэйес ты будто отправляешься в путешествие по живописным уголкам сельской Италии, становишься сопричастной к классической архитектуре и заново открываешь себя. Культовый бестселлер на протяжении 25 лет.

---

А если подумать, нужны ли нам ворота ручной ковки? Мы постоянно твердим: пусть будет попроще, это не дом. Но в глубине души я понимаю, что мы хотим именно такие, какие делает он, пусть даже на это потребуется несколько месяцев. Мы еще не успели уйти, а он уже забыл про нас. Он подбирает два куска железа, взвешивает их на глаз в руках. Он бродит между наковальней и горячими колосниками печи. Ворота будут в хороших руках. Я уже слышу их лязг в тот момент, когда закрываю их за собой.

Мы считаем, что колодец и стена – наши большие достижения. Но ведь к дому мы еще не приступали. Пока не закончены главные работы, нам там делать практически нечего. Нет смысла расписывать стены, когда их предстоит пробивать, чтобы проложить трубы системы отопления. Поляки готовят к покраске окна. Эд и я работаем на террасах или ездим по магазинам, выбирая кафель для ванных, арматуру, крепеж, краску; еще мы ищем старые тонкие кирпичи для пола в новой кухне. Однажды мы купили в местном мебельном магазине два кресла. Когда их доставили, мы поняли, что они безобразны и что их обивка цвета дикой петрушки просто чудовищна. Но они оказались невероятно удобными по сравнению с садовыми стульями, на которых мы уже устали постоянно сидеть навытяжку. Вечерами мы пододвигаем кресла друг против друга, а между ними – покрытый тканью ящик, это наш обеденный стол. На него я ставлю свечу и полевые цветы в банке из-под варенья, за ним мы пируем, поглощая пасту с кабачками, помидорами и базиликом. В прохладные ночи мы ненадолго разводим костер из сучьев, просто чтобы избавиться от сырости в комнате.

Нынешний июль, в отличие от прошлогоднего, выдался дождливым. Часто гремят внушительные бури. Днем я вспоминаю свое детство на Юге и испытываю трепет: там-то природа умела по-настоящему продемонстрировать и звук, и свет. В Сан-Франциско бури – большая редкость, я по ним скучаю. Помню, моя мать говорила: «Эта жара должна чем-то закончиться», и она кончалась невероятно громкими раскатами грома, а после них – ослепительными молниями, когда все небо вспыхивает зарницами в миллион киловатт. Здесь часто бури разражаются ночью. Я сижу в постели, рисуя на миллиметровке планы кухни и спальни: Эд погружен в чтение. Раньше я не представляла, что могу увидеть такое у него в руках: вместо стихов римских поэтов он изучает «Технологию штукатурных работ». Рядом лежит книга «Водоснабжение дома». По пальмам начинает стучать дождь. Я подхожу к окну, высовываюсь, но тут же отступаю. Удары грома оглушают, в землю вокруг дома бьют молнии – белые зигзаги, как на карикатурах, – по четыре, пять, шесть сразу. Грозовой фронт собрался над холмами, и стоит такой грохот, как будто что-то взрывается. Мне даже кажется, что трещит мой позвоночник. Дом несколько раз тряхнуло, а это уже серьезно. Гаснет свет. Мы плотно закрываем окна, но дождевая влага просачивается через незаметные глазу трещины в стенах. В камине, как привидение, завывает ветер. Ужасная ночь. Дождь хлещет по стенам дома, и две беззащитные пальмы гнутся под его ударами. Запахло озоном. Я уверена, что молния ударит в дом. Буря нарочно выбрала Брамасоль. Нам не убежать, не спастись; мы – в эпицентре, нас может смыть вниз, в Тразименское озеро. «Что бы ты предпочел, – спрашиваю я, – оползень или прямое попадание молнии?» Мы залезаем под одеяла и, как десятилетние дети, кричим каждой вспышке молнии «Постой!» и «Не надо!». От грома сотрясаются стены, и камни в них смещаются.

Но вот буря отходит к северу, в черном промытом небе появляются звезды. Эд открывает окно, и комнату заполняет запах сосны – от поломанных ветром веток и осыпавшихся иголок. Электричества все еще нет. Мы полулежим на подушках, ожидая, когда схлынет волнение, и вдруг слышим возле окна какой-то шум. На подоконник приземлилась небольшая сова. Она вертит головой по сторонам. Наверное, буря повалила дерево, в дупле которого было еe гнездо, или она просто потеряла ориентацию. Когда свет луны пробивается сквозь пелену облаков, мы видим, что сова не мигая смотрит в глубь комнаты, на нас. Мы не шевелимся. Я молюсь: «Пожалуйста, только не влетай в дом». Я смертельно боюсь птиц, этот атавистический страх у меня с детства, и все же она очаровательна – эта сова. Совы относятся к тотемным животным, а тут, в Италии, они вдобавок овеяны мифами. Я вспоминаю о сове Минервы. Наша же сова живет рядом, на холме. По вечерам мы несколько раз видели еe более крупных соплеменников. Мы молчим. Она все сидит, и мы в конце концов засыпаем, а когда просыпаемся утром, то видим: она улетела. Еще только без четверти шесть, но за окном светло – воздух в долине чуть подсвечен краешком восходящего солнца. Скоро оно зальет золотом холмы, и наступит ясный, безгрешный день.

Заросший фруктовый сад

В течение дня мы непременно делаем перерыв и лакомимся арбузом. Может, кто не согласен, но я считаю, что арбуз – самая вкусная вещь на свете, и надо признать, что тосканские арбузы могут соперничать с нашими, сорта «сахарное дитя», которые мы в детстве собирали на полях Южной Джорджии. Я так и не научилась определять по щелчку, спелый арбуз или нет. Но тут, какой бы я ни разрезала, хрустит на зубах, сладкий до невозможности. Мы угощаем арбузами рабочих, они съедают и белую его часть возле корки, оставляя после трапезы влажные зеленые полоски кожуры. Когда я сижу на каменной стене, лицом к солнцу, держа в руках огромный ломоть арбуза, – мне снова семь лет и я предвкушаю, как сейчас буду выбирать семечки пальцами.

Вдруг я замечаю, как ходуном ходят пять кедровых сосен, растущих вдоль подъездного пути. По звуку похоже, будто белки разрывают на части липучку или вгрызаются в panini – жесткие итальянские круглые булки. Какой-то человек выскакивает из своего автомобиля, подбирает три шишки и спешит прочь. Потом прибывает синьор Мартини. Я жду от него новостей: может, кто-нибудь готов вспахать наши террасы. Он подбирает шишку и стучит ею о стену. Из нее сыплются черные семечки. Он разбивает одно камнем, поднимает кверху покрытое шелухой ядрышко и объявляет: «Кедровый орешек». Потом указывает на шишки, рассыпанные по всему подъездному пути. «Для бабушкиного пирога», – уточняет он на случай, если я не поняла, зачем они нужны. И я думаю: это еще лучше, чем делать приправу из базилика, он у меня невероятно разросся, а ведь я воткнула в землю всего шесть ростков. Я люблю кедровые орешки в салатах. Кедровые орешки! А я их беззастенчиво давила ногами.

Конечно, я знала, что кедровые орешки – это семена кедровой сосны. На участке я обследовала все деревья, проверяя, не прячутся ли в их шишках орешки. Я бы их нашла. Но деревья на подъездной дороге в расчет не принимала. Это те самые живописные кедровые сосны, иногда чахлые из-за постоянных ветров, которыми засажены многие прибрежные средиземноморские города. Среди таких сосен бродил в своем изгнании, в Равенне, Данте. Кедровые сосны, растущие вдоль нашего подъездного пути, – высокие и пушистые. Только представьте себе, что простая pino domestico – сосна домашняя (я нашла название в своей книге о деревьях) дает эти маслянистые орешки, такие восхитительные в поджаренном виде. Должно быть, в Брамасоле жила одна из тех бабушек, которые пекут умопомрачительно вкусные, но тяжелые pinolo – ореховые пироги. Наверняка она готовила восхитительные равиоли с начинкой из тертого фундука и миндальное печенье, потому что у нас растут еще двадцать миндальных деревьев и лесной орех. У фундука вокруг плода желтовато-зеленый рюш, как будто каждый плод готов быть вдетым в петлицу. Миндальные орехи упакованы в нежный зеленый бархат. Даже дерево на террасе, которое сломалось и, скорее всего, погибло, рассыпает свой обильный урожай.

Синьор Мартини сейчас, вероятно, должен сидеть в своем офисе и предлагать новым клиентам-иностранцам дома без крыши или без воды, но он вместе со мной собирает кедровые орешки. Как и у большинства итальянцев, с которыми я познакомилась, у него всегда найдется свободное время. Мне нравится это его качество – увлекаться текущим моментом. От темно-коричневой шкурки орешков руки у нас быстро чернеют.

– Откуда вы столько знаете – вы родились в этой стране? – спрашиваю я. – Или сегодня единственный день, когда падают шишки?

Он раньше говорил мне, что фундук созревает 22 августа, это день празднования иностранного святого – Филберта.

Синьор Мартини рассказывает, что вырос в Теверине и жил там до войны. Мне хочется узнать, не был ли он партизаном или же был преданным приверженцем Муссолини, но я интересуюсь только, затронула ли война Кортону. Он указывает на крепость Медичи.

– Немцы устроили в форте центр радиокоммуникаций. Некоторые офицеры, квартировавшие в фермерских домах, после войны вернулись и хотели их выкупить. Так и не поняли, почему крестьяне не согласились, – смеется он.

Мы отбили о стену штук двадцать шишек.

Я не спрашиваю, был ли оккупирован нацистами его дом.