Карли Соросяк - Меня зовут Космо

• Название: Меня зовут Космо
• Автор: Карли Соросяк
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-111435-0

Пёс Космо – лучший друг Макса, верный защитник его сестры, 8-летней Эммалины, и надёжный помощник родителей ребят. Однако в последнее время Космо стал всё чаще заставать Макса в слезах, потому что родители Макса и Эммалины часто ссорятся. Поэтому Космо, не жалея своих старых суставов (ему целых 13 лет!), берётся восстановить мир и согласие в семье. И даже вкуснейшая индейка на праздничном столе не собьёт его с выбранного пути!

---

– Ути боже мой, – говорит вторая женщина, увидев меня. – И черепашка! Космо, ты черепаха! Ко мне, малыш, ко мне!

Она стучит себе по коленям, словно я должен на них запрыгнуть. Судя по всему, она не знает о моём артрите. В последние несколько лет у меня побаливают суставы; иногда так жжёт, что даже зализать не получается. Тем не менее из чувства соседского долга я всё-таки упираюсь в её колени передними лапами, хотя и понимаю, что она надо мной посмеивается. Её пальцы пахнут маленькими колбасками, которые Мама заворачивает в тесто и запекает в духовке по праздникам. На Рождество в прошлом году я съел семь штук, когда Папа оставил свою тарелку без присмотра. Я до сих пор помню, как эти колбаски скользили мне в горло: тёплые, солёные, продолговатые. Четвёртый лучший день в моей жизни.

– К вам много народу уже пришло за конфетами? – спрашивает Папа женщин, держа руки в карманах джинсов.

– О, целая толпа! – отвечает та, что чешет меня за ушами. – Привидения, несколько пиратов, одно авокадо… а вечер ещё так молод!

Этого выражения я не понимаю. Как вечер может быть молодым?

Старый. Молодой. Обычно я нормально разбираюсь в возрастах. Эммалине пять лет. Максу – двенадцать. А мне – тринадцать, или, по человеческому счислению, восемьдесят два. В нашем районе только один пёс старше меня – жёлтый лабрадор по имени Питер, который передвигается с помощью тележки, приделанной к задним ногам. До меня доходили слухи о собачьих пелёнках, о таблетках, которые искусственно продлевают жизнь. Такие варианты – не для меня. Но ещё я знаю, что, как самый старший член семьи, я должен быть с ними как можно дольше и помогать всем, чем могу.

Как хорошо, что во мне ещё осталось столько жизни.

Мы уходим с веранды. На улице верещат детишки, родители бегают за ними с фонариками, а мы раз за разом повторяем одно и то же: подходим к соседям и выпрашиваем у них еду. Мне всегда казалось это интересным. Когда я клянчу еду, сидя под кухонным столом и просунув нос между коленями моих людей, результаты бывают разные. Иногда Макс отламывает мне кусочек бутерброда или даёт слизать мясной сок с тарелки. Иногда Папа кричит мне: «Фу!» и прогоняет в гостиную, и я печально жую там игрушку из верёвок. У людей правила другие.

Я иду медленнее, у меня уже начинается одышка, и тут… мы приходим. Мы возле дома бордер-колли. У меня шерсть встаёт дыбом.

Но где же собака-демон? Я не вижу её! Даже не чувствую запаха!

Макс отвечает на мои поскуливания:

– Что не так, Космо?

Что не так? Костюм жирафа, похоже, действительно сделал что-то с его мозгами. Очевидно же: бордер-колли что-то замышляет!

Эммалина громко вдыхает, потом выдыхает:

– Пап, я устала.

Её плащ стелется по тротуару, на кромку налипли осенние листья.

– Хочешь домой? – спрашивает Папа. – Твои ведёрки почти полные.

Бордер-колли! Почему никто не беспокоится из-за бордер-колли?

Макс говорит:

– Как Эммалина скажет, так и я. Я конфет набрал, наверное, уже на год вперёд.

Что такое? Они втроём поворачивают к дому. Нет! Я упираюсь лапами в землю и отказываюсь идти. Если бордер-колли строит зловещие планы, её нужно остановить.

Макс тянет меня за поводок и говорит:

– Космо, пойдём, пожалуйста.

Нет.

Папа говорит:

– Космо, пойдём.

Нет.

Эммалина кладёт руки мне на спину:

– Космооооо.

В конце концов Папа берётся за поводок и тянет, медленно, но сильно, и мне приходится всё же уйти от дома бордер-колли, окна которого освещают осенний вечер янтарным светом. Стоп. Стоп! Стоп! В последнее мгновение, забежав прямо к ней во двор, я поднимаю ногу и выпускаю струйку мочи. Сигнал. Предупреждение. «Я тебя раскусил».

А потом ухожу. Взволнованный, но довольный.

Дома меня, как и обещали, угощают печеньем, а Эммалина с Максом делят сладости на полу гостиной: в одну кучку леденцы, в другую шоколадки, в третью – конфеты, которые никому не нравятся.

– Фу-у-у, – говорит Эммалина, отбрасывая в сторону коробочку с изюмом. Она так энергично качает головой, что её чёрные кудряшки летают туда-сюда. – Фу, фу, фу-у-у.

Я наблюдаю за ними с дивана, на который в последнее время забираться стало тяжеловато. Иногда мне это удаётся не с первой попытки, после нескольких неловких падений. Давным-давно меня вообще не пускали ни на какую мебель, что было мне совершенно непонятно. Разве моя собачья постель сделана не из похожих материалов? Почему на одном мне лежать можно, а на другом – строго запрещено? В конце концов Папа всё-таки перестал всеми силами защищать диван, и подушки постепенно приняли форму моего тела. Я узнал, что упрямство – это очень сильная штука.

На заднем плане работает телевизор. По экрану разгуливает говорящая чёрная кошка. Почему по телевизору всегда говорят только кошки? Где все говорящие собаки? Пёс из мультика «Вверх» говорит, но только с помощью ошейника-переводчика. Лесси, самая знаменитая телевизионная собака, только лает. Я размышляю над этой несправедливостью, и тут хлопает задняя дверь. Очень громко и не случайно. А потом слышатся голоса.

В кухне рычит мама:

– Дэвид, ты серьёзно?…

– Что? – спрашивает Папа.

– Ты должен был дождаться меня! Я же говорила, что задержусь на работе! Я даже не увидела детей в костюмах…

– Они ещё одеты в костюмы.

– Я имею в виду – как они гуляют и просят конфеты. Я должна была пойти с вами, помнишь? Или ты просто очень вовремя забыл?

– Так нечестно. Это тыопоздала.

Мама вскидывает руки.

– Я говорила тебе, что опоздаю. Поэтому и попросила дождаться меня!

Мне не нравится, как они друг с другом разговаривают. Лёжа на диване, я неодобрительно смотрю на них. Они что, не видят, что Макс и Эммалина счастливы, а их крики всё портят? Эммалина медленно сворачивается в клубочек и кладёт голову на ковёр рядом с коробочкой изюма, а Макс прижимает колени к груди.

– Давай просто… – говорит Папа. – Давай просто сфотографируемся, хорошо? Ты же этого хочешь, да?

– Что я хочу? Да тебе плевать, что я хочу.

Но мы всё равно фотографируемся – впятером садимся у камина и улыбаемся маленькому фотоаппарату. Через несколько мгновений срабатывает вспышка, и Макс быстро говорит:

– Ладно, я пойду спать.

Мама с надеждой смотрит на него:

– Ты не хочешь ещё немного посидеть? Посмотреть со мной «Хеллоуинтаун»?

– Я… я немного устал.

– Ох, – отвечает мама. – Ладно, хорошо. Спокойной ночи, милый.

– Спокойной ночи. – Он целует Эммалину в лоб. – Эм, и тебе спокойной ночи.

Я иду вслед за Максом в спальню – как и каждый вечер. Со стен на нас смотрят плакаты с ночным небом. А ещё там большая фотография Гая Блуфорда, первого чернокожего космонавта. Он совершил четыре вылета на шаттле в начале восьмидесятых. Я знаю, потому что Макс мне об этом рассказывал; он мечтает стать космонавтом.

Свернувшись в ногах кровати, я кладу голову на лапы. Меня охватывает беспокойство. Что-то тут не так. Я слышал, что собаки умеют предчувствовать ураганы и цунами, когда те ещё во многих милях от берега. Тут что-то похожее.

Макс закрывает дверь – и тут же заливается слезами.

Он плачет?

Макс редко плачет. Только если свалится с велосипеда, или поскользнётся на льду, или…

У меня нет времени на обдумывание. Я просто реагирую: встаю, так быстро, как могу, и бегу к нему; он прижимается спиной к стене и сползает на пол. Я облизываю его лицо, уши, пальцы. Просовываю голову между его руками и кладу нос на плечо. Он дрожащими руками обнимает меня и шепчет прямо мне на ухо:

– Никогда не бросай меня, Космо. Никогда не бросай меня, хорошо?

С чего мне его бросать? Как я могу оставить Макса?

Я ещё крепче прижимаюсь к нему.

И мы сидим так ещё долго.

2

Я родился тринадцать лет назад крохотным щеночком в гараже близ Миртл-Бич, в Южной Каролине. О своей ранней жизни я мало что помню, кроме картонных коробок под лапами и визга моих братьев и сестёр, которые постоянно отпихивали меня от миски с едой.

Ещё я помню, как познакомился с Мамой и Папой. Тогда их звали Зора и Дэвид Уокеры.

Стояло бледно-голубое весеннее утро, и человек, менявший наши картонные коробки, наклонился к нашему загончику и длинным пальцем показал на мои передние лапы.

– Видите? Он косолапый. Все его сёстры отлично подойдут для выставок, а вот его я готов уступить за полцены.

Зора посмотрела на меня. У неё была круглая голова с чёрными кудрями и добрыми-добрыми глазами. Она пахла чем-то незнакомым; лишь позже я узнал, что это розмариновое мыло и яблоки.

Я лизнул ей тыльную сторону ладони – отчасти чтобы поздороваться, отчасти – чтобы узнать, какая она на вкус.

– Он такой милый, – протянула она.

– Ты точно не хочешь взять кого-нибудь из девочек? – спросил Дэвид.