Антон Носик - Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

• Название: Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза
• Автор: Антон Носик
• Жанр: Публицистика
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-17-120168-5

“Лытдыбр” – своего рода автобиография Антона Носика, составленная Викторией Мочаловой и Еленой Калло из дневниковых записей, публицистики, расшифровок интервью и диалогов Антона. Оказавшиеся в одном пространстве книги, разбитые по темам (детство, семья, Израиль, рождение русского интернета, Венеция, протесты и политика, благотворительность, русские медиа), десятки и сотни разрозненных текстов Антона превращаются в единое повествование о жизни и смерти уникального человека, столь яркого и значительного, что подлинную его роль в нашем социуме предстоит осмысливать ещё многие годы. Каждая глава сопровождается предисловием одного из друзей Антона, литераторов и общественных деятелей: Павла Пепперштейна, Демьяна Кудрявцева, Арсена Ревазова, Глеба Смирнова, Евгении Альбац, Дмитрия Быкова, Льва Рубинштейна, Катерины Гордеевой. В издание включены фотографии из семейного архива. Содержит нецензурную брань. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

---

– Ду ю спик англит? – осторожно спросили американцы крайнего из нас.

– Кен, ай ду! А что? – показал себя эдаким полиглотом лысый череп.

– Уэр ю бай драгз в этом городе? – спросили кипастые форины на жаргоне “Ешива юниверсити”. Сторонники Клинтона, они не интересовались морфином или ЛСД, пределом испорченности в их ешиве оказалась зелёная, сыпучая палестинская марихуана.

– Ин зе арабик сектор оф зе сити, – сказал экономический редактор.

– На площади Когана, у художников, – уточнил ответственный график.

– У Джонни в пабе “Череп”! – сказал лысый череп.

– На каждом углу, – подвёл итоги дискуссии президент компании с ограниченной ответственностью.

– У меня, – тихо вступил в разговор неизвестно откуда взявшийся очкарик Съеблом (подлинная фамилия хранится в редакции). Он бросил в гитарный чехол десять рублей одной монеткой – проездом из Москвы в Петербург, знай наших! – и, заговорщически подмигнув ансамблю, увёл американцев за угол. На прощание они успели крикнуть “спасибо!” и сыпануть нам пять шекелевых монеток на пропитание.

Анна (см. выше) действительно не прошла мимо. Она возникла из ночных огней кафе напротив – того самого, откуда мы полуспёрли столик и креслице, – подошла к нам и встала справа, улыбаясь и глядя на всех нас вместе, ни на кого в отдельности. Потом она прикурила, попрощалась, сдала смену и пошла домой ваять очередной унитаз из карской глазированной в цветочек глины. А мы продолжали петь. Так увлеклись, так увлеклись. Даже про крабов забыли.

Ночная публика струилась мимо в обе стороны. По левую руку от Арсена возник лоток с варёной кукурузой. Затем три смурных косматых курда притащили картонную коробку, набитую самопальными магнитофонными записями. Нам по этническому признаку предложили Высоцкого. Мы предпочли Поликера и гордо ничего не купили (Нимроди заплатит только десятого, Дёма в долгах за “пежо”, см. выше). Кто-то, очень быстро пробегавший мимо, бросил в гитарный чехол запечатанную пачку солёных кукурузных хлопьев “Бамба” производства компании “Осем”. Лица́ благодетеля мы так и не разглядели. Скорее всего, за ним кто-то гнался.

– Конфетки, бараночки! – тряс кудряшками (они же – руно) ответственный график. – Словно лебеди-саночки…

– Спят усталые игрушки, – выводил жалобно экономический редактор. – Книжки спят.

– Yesterday love was such an easy game to play, – сетовал козлиным голосом лысый череп.

– Корчит тело России, – тревожил память поэта и между прочим солдата Михаила С. Генделева президент компании, сам почти русский офицер в изгнании с ограниченной ответственностью.

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла любимый город (может спать спокойно – не разобравшись в синтаксисе, дописала чья-то паскудная левая рука). И мы отправились домой, где “Самоучитель португальского языка” уже распахивался нам навстречу тринадцатым уроком. Фодо, фодес, фодер… И не было с нами в эту ночь той, что всплакнула бы под душем, повторяя одними губами последнюю нашу строфу:

я
обитатель будущего дна
гляжу как зажигается одна
и гаснет
и финальная волна
проходит над
стеной Иерусалима.[41]

И слава богу, что не было.

Всю жизнь – взаймы

[19.04.1991. “Время”]

Слово “машканта” – явно арамейское по своему происхождению – большинство новых репатриантов выучивают ещё в Советском Союзе, раньше, чем “савланут” или “беседер”. О банковских ссудах на приобретение жилья подробно рассказывают информационные листки министерства абсорбции, раздаваемые в генеральном консульстве, цветные рекламные проспекты ипотечных банков и те израильтяне, которые, пользуясь растерянностью советской власти, заполонили Москву в последние годы.[42][43][44]

Сама идея ссуды в сорок – а то и больше – тысяч долларов, которую государство одалживает любому новоприбывшему, звучит поначалу дико для человека, не получившего в родной гострудсберкассе за всю жизнь и одной копейки в кредит. Однако первый шок преодолевается легко, и перед репатриантом встаёт другой вопрос: взять машканту по закону можно, а вот по карману ли будет её возвращать?

– Вы журналист? Про алию пишете? – Во взгляде моего собеседника появился вызов. – А про машканту вы пишете?

– Случается. А что?

– А вы пробовали с карандашом в руках подсчитать, возможно ли эту машканту выплатить? Я вам говорю как профессор математики: выплатить её невозможно. При самых льготных условиях. Потому что индекс, к которому привязана машканта, растет быстрее вашей зарплаты – и намного быстрее. Вот посмотрите: в 1989 году индекс вырос на 20 %. Стало быть, взятые вами 100 тысяч превратились в 120. На следующий год – ещё 20 %. Вы должны уже 144 тысячи. На следующий год – уже 172 800. А ещё через год – 207 360 шекелей. Стало быть, долг ваш за четыре года удвоится. А зарплата удвоится? Как вы думаете? И ещё: надеетесь ли вы, что ваша зарплата за ближайшие шесть лет учетверится? Что за будущие восемь лет она возрастет в шесть раз? Машканта, заметьте, будет расти именно такими темпами.

– И что будет?

– Напрасно вы пропускали в школе уроки математики, молодой человек. Иначе вы бы поняли из моих расчётов, что любая машканта уже в первое десятилетие её возврата начинает превышать любую зарплату. Это при неизменной инфляции. А если инфляция подскочит, скажем, процентов до тридцати? Кстати, вам известно, какую сумму денег возвращает через 30 лет человек, который взял в 1990 году льготную олимовскую машканту в 74 тысячи шекелей?

– Это уже высшая математика…

– Ничуть. Это арифметика. Суммарный возврат составляет при нынешнем уровне инфляции около 550 тысяч шекелей. У вас нет впечатления, что жалко покупать 72 тысячи за 550 тысяч? И это, напоминаю, только льготная – а на неё, как известно, никакой квартиры сегодня не купишь. Даже в пустыне Негев. Даже в арабском квартале, извиняюсь за выражение.

– Что же вы предлагаете?

– Не брать машканту! Сам не возьму и другим не советую. Лучше уж всю жизнь на съёмной квартире.

– Но послушайте, ведь все же её берут, эту машканту! И не похоже, что все израильские квартировладельцы сидят в долговых тюрьмах…

– Ипотечные ссуды, привязанные к индексу потребительских цен, были введены не более 10 лет назад, – терпеливо объяснил мой собеседник. – И даются эти ссуды сроком на 30 лет. Так что во всём Израиле нет ни одного человека, который уже погасил бы целиком прикреплённую машканту. И во всём мире тоже нет, поскольку во всём мире не существует ссуды, прикреплённой к индексу потребительских цен. В развитых странах такие ссуды выдаются под 9–10 % годовых – и точка.

– А инфляция?

– В США, например, не более 8 % со времени прихода к власти Рейгана. Но ведь инфляция – это обесценивание денег, то есть синхронный рост цен и доходов населения. А индекс – это рост одних только цен; доходы при этом расти совершенно не обязаны. Согласитесь, что между плавным обесцениванием национальной валюты и резким обесцениванием индивидуальных доходов есть немалая разница…

Мой собеседник, в прошлом доцент кафедры вычислительной техники в одном из московских институтов, а ныне работник небольшой компьютерной фирмы, приехавший в Израиль в феврале 1989-го, машканты до сих пор не взял, продолжая снимать за 450 долларов трёхкомнатную квартиру под Тель-Авивом. Его рассуждения впервые заставили меня усомниться в привлекательности льготных ипотечных ссуд. Впоследствии такие же выкладки мне приходилось слышать неоднократно.

Разговор происходил в октябре минувшего года на пляже Холона под шум прибоя и песню Иланы Авиталь “Как хорошо, что вы приехали”. А месяц спустя израильские банки сообщили: из 150 тысяч репатриантов, прибывших из СССР до декабря 1990 года, лишь 400 человек воспользовались правом на льготную ипотечную ссуду – машканту. Видимо, мой случайный собеседник с холонского пляжа оказался не одинок в своей оценке.

С тех пор многое изменилось. Число новых репатриантов, решивших обзавестись квартирой, существенно возросло в последние месяцы. Некогда безлюдные отделы ипотечных ссуд крупных банков заполнились посетителями. У дверей кабинетов звучит русская речь. Принцип, тем не менее, остался тот, на который указывал мой холонский собеседник: размер ежемесячного возврата полученной ссуды зависит от роста индекса потребительских цен. Следовательно, даже если начальный возврат на ссуду в 74 000 шекелей составляет 207 шекелей в месяц, то через 8 лет тот же возврат будет составлять уже более 1300 шекелей. А 74 000 – это ещё далеко не та сумма, на которую можно рассчитывать купить квартиру (для сравнения: средняя квартира в Израиле стоит 189 480 шекелей: в Иерусалиме средняя стоимость – 237 737 шекелей, в Тель-Авиве – 272 281 шекель, в Хайфе – 99 478 шекелей).

Оставшаяся – не льготная – часть ипотечной ссуды выдаётся под проценты в дополнение к привязке к индексу цен. На проценты набегают ещё проценты (на иврите этот процесс называется “рибит де-рибит”) – в итоге долг по дополнительной ссуде опережает долг по основной ссуде и… Хватит о грустном!