Фрэнсис Фицджеральд - Великий Гэтсби. Ночь нежна

• Название: Великий Гэтсби. Ночь нежна
• Автор: Фрэнсис Фицджеральд
• Жанр: Литература 20 века
• ISBN: 978-5-17-145414-2

«Великий Гэтсби» (1925) – «бурные» двадцатые годы прошлого столетия… Время шикарных вечеринок, «сухого закона» и «легких» денег… Эти «новые американцы» уверены, что расцвет будет вечным, что достигнув вершин власти и богатства, они обретут и личное счастье… Таким был и Джей Гэтсби, ставший жертвой бессмысленной погони за пленительной мечтой об истинной и вечной любви, которой не суждено было сбыться… «Ночь нежна» (1934) – во многом автобиографичный роман, который сам Фицджеральд называл своим любимым произведением. Этот роман – история непростых взаимоотношений юной американской актрисы Розмари, молодого талантливого врача-психиатра Дика Дайвера и его жены Николь, чья болезнь – драма самого Фицджеральда (его жена Зельда страдала шизофренией). Это роман о любви, страсти, желании сохранить брак, отчаянии и самообмане, в котором за судьбой отдельных героев просматривается облик целой эпохи.

---

Она посмотрела на меня и рассмеялась безо всякой причины. Потом стремительно схватила щенка, восторженно расцеловала его и удалилась на кухню с таким видом, словно десяток поваров ждали там ее указаний.

– На Лонг-Айленде я сделал несколько милых вещиц, – самодовольно произнес Макки.

Том уставился на него с непонимающим видом.

– Две из них висят у нас дома в рамках.

– Две чего? – опешил Том.

– Два этюда. Один я назвал «Монток-Пойнт. Чайки», а второй – «Монток-Пойнт. Море».

Кэтрин уселась рядом со мной на диван.

– А вы тоже живете на Лонг-Айленде? – спросила она.

– Я живу в Уэст-Эгге.

– Правда? Месяц назад я была там на одной вечеринке. У какого-то Гэтсби. Вы его знаете?

– Я живу по соседству с ним.

– Так вот, говорят, что он вроде племянник или двоюродный брат кайзера Вильгельма. Вот откуда у него такие деньжищи.

– Правда?

Она кивнула.

– Я боюсь его. А вдруг он станет меня шантажировать?

Этот поток ценнейшей информации о моем соседе был прерван репликой миссис Макки, которая вперила указательный палец в Кэтрин.

– Честер, мне кажется, с ней тоже стоит поработать, – заявила она, но мистер Макки лишь рассеянно кивнул и повернулся к Тому.

– Я бы еще поработал на Лонг-Айленде – мне бы только туда пробраться. Мне нужно лишь начать, а дальше я сам пробьюсь.

– А вы Миртл попросите, – коротко хохотнул Том, в то время как в комнату вошла миссис Уилсон с подносом в руках. – Она даст вам рекомендательное письмо, верно, Миртл?

– Даст что? – не поняла она.

– Ты дашь Макки рекомендательное письмо к своему мужу, чтобы он сделал с него несколько этюдов. – Том пошевелил губами в поисках названия. – «Джордж Б. Уилсон у бензонасоса» или что-то в этом роде.

Кэтрин придвинулась ближе и прошептала мне на ухо:

– Она терпеть не может своего мужа, а он – свою жену.

– Неужели?

– Просто на дух не переносят. – Она взглянула сначала на Миртл, а потом на Тома. – Я что хочу сказать: зачем с кем-то жить, если его терпеть не можешь? На их месте я бы развелась, и они тут же бы поженились.

– Выходит, Уилсон ей не по душе?

Ответ прозвучал совершенно неожиданно – из уст самой Миртл, краем уха услышавшей вопрос: громогласно и непечатно.

– Вот видите! – восторженно вскричала Кэтрин. Она снова понизила голос: – Вся загвоздка в его жене. Она католичка, а они не признают развода.

Дейзи никогда не была католичкой, и меня поразила изощренность, с которой состряпали эту ложь.

– Когда же они все-таки поженятся, – продолжала Кэтрин, – то уедут на Запад и поживут там, пока не уляжется шум.

– Было бы осмотрительнее уехать в Европу.

– А, так вам нравится Европа? – удивленно воскликнула она. – Я только что вернулась из Монте-Карло.

– Неужели?

– Ну, в прошлом году. Ездила туда с подругой.

– Надолго?

– Нет, мы только до Монте-Карло и сразу обратно. Через Марсель. Было у нас тысяча двести долларов, но за пару дней в тамошних казино нас обчистили до нитки. Как домой вернулись – просто ужас, верьте слову. Боже, как же я ненавижу этот город!

На какое-то мгновение предзакатное небо в окошке подернулось ласковой средиземноморской лазурью – но тут визгливый голосок миссис Макки вернул меня к реальности.

– Я тоже чуть не совершила роковую ошибку, – с вызовом объявила она. – Я едва не вышла замуж за одного плюгавого еврейчика, который несколько лет ухлестывал за мной. Я знала, что он мне не пара. И все вокруг говорили мне: «Люсиль, он во всех смыслах ниже тебя!» Но если бы я не встретила Честера, он бы меня заполучил.

– Да-да, однако, послушайте, – произнесла Миртл Уилсон, качая головой. – Вы ведь все-таки не вышли за него.

– Верно, не вышла.

– А я вот вышла за такого, – с какой-то двусмысленностью ответила Миртл. – В этом и разница между вами и мной.

– А зачем ты за него вышла-то? – спросила Кэтрин. – Тебя ведь никто не заставлял.

Миртл задумалась.

– Вышла потому, что думала, он джентльмен, – наконец сказала она. – Мне казалось, что он человек воспитанный, а он и мизинца моего не стоит.

– Одно время ты просто с ума по нему сходила, – заметила Кэтрин.

– С ума сходила?! – с негодованием вскричала Миртл. – Это кто тебе такое сказал? Я сходила по нему с ума не больше, чем… вон по нему.

Она вдруг ткнула пальцем в мою сторону, и все осуждающе уставились на меня. Я всем своим видом пытался показать, что не имею к ее прошлому никакого отношения.

– Я и вправду сошла с ума после того, как вышла за него. Я сразу поняла, что совершила ошибку. Он взял у кого-то прекрасный костюм, чтобы покрасоваться в нем на свадьбе, а мне и словом об этом не обмолвился. Так вот, владелец костюма как-то заявился к нам, когда Джорджа не было дома, и потребовал его назад.

Она обвела глазами комнату и убедилась, что все внимательно слушают.

– «А, так это ваш костюм? – удивилась я. – Впервые в жизни об этом слышу». Но костюм я все-таки отдала, а потом рухнула на кровать и проревела целый день.

– Ей и вправду надо уйти от него, – подвела итог Кэтрин, глядя на меня. – Они уже одиннадцать лет живут в этой каморке над гаражом. А Том у нее – первый настоящий кавалер.

Появилась бутылка виски – уже вторая, – и к ней сразу потянулись все присутствующие, кроме Кэтрин, которая «и так веселилась от души». Том позвонил привратнику и послал его за какими-то удивительными сандвичами, которые якобы заменяли целый ужин. Мне захотелось выйти на улицу и прогуляться в ласковых сумерках в сторону Центрального парка, но всякий раз, когда я порывался уйти, я втягивался в какую-то жуткую, визгливую перепалку, в результате которой снова оказывался в своем кресле, словно привязанный к нему канатами. Я вдруг подумал, что досужий наблюдатель, глядящий на погружавшиеся в темноту улицы поверх крыш, мог бы увидеть множество человеческих тайн за нашими окнами, желтевшими среди мириад подобных им квадратов и прямоугольников. Я сам был таким наблюдателем, смотревшим и не устававшим удивляться. Я одновременно находился внутри и снаружи, очарованный и в то же время повергнутый в ужас бесконечным разнообразием проявлений бытия.

Миртл вдруг придвинула свое кресло вплотную к моему и жарким шепотом поведала мне историю о том, как она познакомилась с Томом.

– Мы оказались с ним в одном поезде и сидели друг напротив друга на боковых местах у тамбура, которые занимают в последнюю очередь. Я ехала в Нью-Йорк к сестре и собиралась у нее заночевать. На нем были фрак и лакированные туфли. Я просто глаз не могла отвести от него, но каждый раз, когда он смотрел на меня, я притворялась, что гляжу на рекламу у него над головой. Когда мы приехали и стали выходить, он оказался рядом со мной и прижался манишкой к моему плечу. Я пригрозила позвать полицейского, но он словно заранее знал, что я этого не сделаю. Голова у меня шла кругом, и когда я села с ним в такси, то с трудом поняла, что я не в подземке. А в голове все билась и билась одна мысль: живешь лишь раз, живешь лишь раз.

Она повернулась к миссис Макки, и гостиная огласилась ее притворным смехом.

– Дорогая моя! – воскликнула она. – Я подарю вам это платье, как только перестану его носить. Завтра же, потому что завтра я куплю себе другое. Мне надо составить список всех неотложных дел. Массаж, потом завивка, купить ошейник собаке, не забыть миленькую пепельницу, такую, знаете, с пружинкой, и венок на могилу маме с дужкой, обшитой черным шелком, который не вылиняет за лето. Надо срочно составить список, иначе я что-нибудь забуду.

Было девять часов – почти сразу же я снова посмотрел на циферблат и с удивлением обнаружил, что уже десять. Мистер Макки спал в кресле, положив сжатые кулаки на колени, словно энергичный, всегда готовый к действиям человек, позирующий перед фотографом. Вынув платок, я стер с его щеки остатки засохшей пены для бритья, раздражавшие меня весь день и вечер.

Щенок сидел на столе, щуря от табачного дыма свои подслеповатые глазки, и время от времени еле слышно скулил. Вокруг меня исчезали и вновь появлялись люди, они собирались куда-то ехать, потом терялись, искали друг друга, затем находили в двух шагах от себя. Где-то около полуночи я увидел, как Том Бьюкенен и миссис Уилсон стоят друг против друга и яростно спорят, есть ли у миссис Уилсон какое-либо право упоминать имя Дейзи.

– Дейзи! Дейзи! Дейзи! – надрывалась миссис Уилсон. – Говорю и стану повторять, когда захочу! Дэй…

Без замаха, коротким и выверенным движением раскрытой ладони Том Бьюкенен разбил ей нос.

Потом я помню окровавленные полотенца на полу ванной, изрыгающие ругательства женские голоса и над всей этой неразберихой – долгий и надрывный крик боли. Мистер Макки очнулся ото сна и в каком-то отрешенном оцепенении направился к двери. Одолев полпути, он повернулся и уставился на разыгравшуюся перед ним сцену: его жена и Кэтрин кого-то одновременно ругали и утешали, держа в руках какие-то предметы из аптечки и поминутно спотыкаясь о мебель; на диване лежала пострадавшая, обильно истекающая кровью, и пыталась прикрыть выпуском «Таун тэттл» гобеленовые сцены садов Версаля. Макки повернулся и продолжил свой путь к двери. Сняв с канделябра свою шляпу, я последовал за ним.