Джордж Оруэлл - 1984. Дни в Бирме

• Название: 1984. Дни в Бирме
• Автор: Джордж Оруэлл
• Жанр: Зарубежная классика
• ISBN: 978-5-04-166565-4

Джордж Оруэлл – один из самых читаемых в мире авторов и очень противоречивая персона своего времени. Родился в Бенгалии, учился в Итоне, работал в полиции, на радио и в букинистическом магазине, воевал в Испании и писал книги. Ярый противник коммунизма и защитник демократического социализма, Оруэлл устроил бунт против общества, к которому так стремился, но в котором чувствовал себя абсолютно чужим. В книге представлены четыре разных произведения Оруэлла: ранние романы «Дни в Бирме» и «Дочь священника», а также принесшие мировую известность сатирическая повесть-притча «Скотный двор» и антиутопия «1984». Первый роман Оруэлла, «Дни в Бирме», основан на его опыте работы в колониальной полиции Бирмы в 1920-е годы и вызвал горячие споры из-за резкого изображения колониального общества. «Дочь священника» знакомит с совершенно иным Оруэллом – мастером психологического реализма и захватывающего сюжета. Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Более широкий размах проблема тоталитаризма обрела в «1984» – последнем романе Оруэлла – наряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери. Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?

---

Он не взглянул на нее. Освободил поднос и сразу начал есть. Нужно было не терять времени, пока не пришел еще кто-нибудь, но его охватил жуткий страх. Прошла неделя после встречи в коридоре. Она могла передумать – наверняка передумала! Не может быть, что эта история закончится удачно; в реальной жизни такого не бывает. Возможно, он бы так и не решился заговорить, если бы не увидел, как через столовую плетется с подносом Эмплфорт, пиит с волосатыми ушами, и высматривает себе место. Эмплфорт испытывал смутную симпатию к Уинстону, и можно было не сомневаться, что он тут же подойдет, если его заметит. У них осталось не больше минуты. Уинстон и девушка молча поглощали пищу. Они ели жидкое рагу, больше похожее на суп с фасолью. Уинстон заговорил полушепотом. Ни он, ни она не поднимали глаз; они размеренно отправляли в рот водянистое месиво, жевали и между делом обменивались парой слов тихими монотонными голосами.

– Когда вы выходите с работы?

– В восемнадцать тридцать.

– Где мы встретимся?

– Площадь Победы, у памятника.

– Там полно телеэкранов.

– Когда толпа, это неважно.

– Какой-нибудь знак?

– Нет. Не подходите, пока не увидите, что вокруг много людей. И не смотрите на меня. Просто держитесь поблизости.

– Во сколько?

– В девятнадцать.

– Хорошо.

Эмплфорт так и не заметил Уинстона, поэтому сел за другой столик. Больше они с девушкой не разговаривали и не смотрели друг на друга, насколько это было возможно для двух человек, сидящих напротив за одним столом. Девушка быстро доела и ушла, а Уинстон задержался и выкурил сигарету.

Уинстон пришел на площадь Победы раньше времени и бродил вокруг основания огромной колонны с каннелюрами. На вершине колонны вздымалась статуя Большого Брата, прозревавшего южное небо, где он сокрушил евразийскую авиацию (несколько лет назад она была остазийской) во время защиты Первой летной полосы. На улице напротив колонны стояла конная статуя, которая изображала, как считалось, Оливера Кромвеля. Прошло уже пять минут после условленного часа, а девушки все не было. Уинстона снова охватил жуткий страх: она не придет, она передумала! Он добрел до северного края площади и вяло обрадовался, узнав церковь Святого Мартина, чьи колокола когда-то вызванивали: «Отдавай мне фартинг».

И тогда он увидел девушку – она стояла у основания колонны и читала (а может, просто делала вид) надпись на знамени, спиралью взбегавшем по колонне. Народу вокруг собралось немного, так что приближаться было небезопасно. Кругом стояли телеэкраны. Но тут послышался гомон и рокот тяжелых машин откуда-то слева. Все вдруг побежали через площадь. Девушка ловко обогнула львов у подножия колонны и поспешила за остальными. Уинстон устремился следом. На бегу он по выкрикам понял, что под конвоем везут евразийских пленных.

Южную часть площади уже заполнила толпа. Уинстон в любом скоплении людей норовил поскорее оказаться с краю, но сейчас проталкивался, пробивался и протискивался в самую гущу столпотворения. Вскоре он почти мог коснуться девушки, но у него на пути встали живой стеной здоровенный прол и почти такая же огромная бабища, видимо, его жена. Уинстон извернулся и отчаянным усилием вклинился между ними плечом. На миг ему показалось, что его внутренности сейчас лопнут, стиснутые между двумя парами могучих бедер, но все же он сумел прорваться, немного вспотев. Он стоял рядом с девушкой. Плечом к плечу они уставились перед собой неподвижным взглядом.

По улице тянулась колонна грузовиков с хмурыми автоматчиками по четырем углам в каждом кузове. Между ними сгрудились на корточках желтолицые человечки в обтрепанных зеленых мундирах. Их грустные азиатские лица смотрели поверх бортов с полнейшим безразличием. Периодически грузовик подпрыгивал на ухабах, и тогда дружно лязгали кандалы. Кузов за кузовом тянулись эти печальные лица. Уинстон понимал, что они там, но видел их только урывками. Его касалось плечо девушки и рука вплоть до локтя. Ее щека была так близко, что он едва ли не чувствовал ее тепло. Она, как и в столовой, сразу взяла на себя инициативу, заговорив тем же ровным голосом, едва шевеля губами – тихий шелест ее слов растворялся в общем гомоне и рычании грузовиков.

– Слышите меня?

– Да.

– Свободны в воскресенье вечером?

– Да.

– Слушайте внимательно. Надо все запомнить. Идите на Паддингтонский вокзал…

Она изложила маршрут с прямо-таки военной точностью, поразившей его. Полчаса поездом; от станции налево; два километра вдоль шоссе; ворота без верхней перекладины; дорога через поле; заросшая тропинка; прогалина между кустами; упавшее замшелое дерево. Словно у нее в голове была карта.

– Все запомнили? – спросила она еле слышно.

– Да.

– Сперва налево, потом направо и снова налево. И ворота без перекладины.

– Да. Во сколько?

– Около пятнадцати. Я могу задержаться. Я приду другим путем. Точно все запомнили?

– Да.

– Тогда скорее уходите от меня.

Это можно было и не говорить, но толпа пока не позволяла им разойтись. Грузовики продолжали ползти, и люди все так же жадно на них глазели. Поначалу слышались презрительные выкрики и свист (это ярились в толпе партийцы), но вскоре они смолкли. Большинству людей просто было любопытно. Иностранцы – из Евразии или Остазии – казались кем-то вроде диковинных животных. Люди не встречали других иностранцев, кроме пленных, да и этих видели лишь мельком. Никто не знал, какая судьба их ждет (не считая тех, кого повесят как военных преступников). Они просто исчезали, вероятно, направлялись в трудовые лагеря. Круглые монгольские лица сменились вполне европейскими: грязными, заросшими и изможденными. Глаза над небритыми скулами смотрели в глаза Уинстону – иногда необычайно пристально – и уплывали дальше. Колонна подходила к концу. В последнем грузовике Уинстон увидел поросшего седой щетиной пожилого человека, который стоял со скрещенными перед собой руками, очевидно привыкшими к наручникам. Уинстон понимал, что уже пора отойти от девушки. Но в последний момент, пока толпа еще окружала их, ее рука нащупала его ладонь и быстро сжала.

Их руки были сомкнуты не более десяти секунд, но Уинстону казалось, что намного дольше. Он успел изучить все строение ее кисти. Длинные пальцы, аккуратные ногти, натруженные ладони с точками мозолей, гладкая кожа запястья. Он проникся уверенностью, что теперь узнал бы ее ладонь и на вид. И тут же понял, что не знает, какого цвета у девушки глаза. Скорее всего карие, хотя темноволосые бывают и синеглазыми. Повернуть голову и взглянуть на нее стало бы верхом безрассудства. Невидимые в общей массе людей, они сцепились руками и смотрели прямо перед собой. Вместо взгляда девушки Уинстон поймал скорбный взор пожилого пленного из-под кустистых бровей.

II

Уинстон пробирался по дорожке в кружевной тени деревьев, и где кроны не смыкались, его омывал золотой свет. Слева под деревьями земля пестрела колокольчиками. Ветер ласкал кожу. Было второе мая. Где-то в сердце леса ворковали дикие голуби.

Он приехал чуть пораньше. Поездка прошла без происшествий, да и девушка, судя по всему, имела опыт, так что Уинстон нервничал меньше ожидаемого. Она наверняка способна найти безопасное место. По большому счету, не стоило рассчитывать, что за городом будет безопаснее, чем в Лондоне. Здесь, конечно, нет телеэкранов, но всегда есть вероятность, что рядом спрятан микрофон, так что тебя услышат и опознают по голосу; к тому же одинокий путник невольно привлекал внимание. Для путешествий до ста километров от Лондона отметка в паспорте не требовалась, но можно было нарваться на патруль, который проверял документы у всех партийцев и задавал неудобные вопросы. К счастью, обошлось без патруля, но и сойдя с поезда, Уинстон периодически оглядывался, чтобы убедиться в отсутствии слежки. В вагоне было полно пролов в приподнятом настроении по случаю летней погоды. Отсек из двух деревянных скамей, где сидел Уинстон, заняло огромное семейство от беззубой бабки до месячного младенца. Они ехали провести вечер «у сватьев» и, как они откровенно признались, раздобыть немного масла на черном рынке.

Дорожка стала шире, и вскоре Уинстон вышел к местности, о которой говорила девушка, на простую козью тропу, петлявшую между кустами. Часов у него не было, но он точно явился раньше пятнадцати. Колокольчики росли так плотно, что сами лезли под ноги. Он присел и принялся рвать их – отчасти, чтобы скоротать время, отчасти в надежде вручить букетик девушке. Уинстон набрал целую охапку и вдыхал их легкий сладковатый аромат, когда вдруг замер, услышав за спиной хруст веточек под ногами. Он продолжил собирать цветы. Хорошее прикрытие. Возможно, это девушка, но могут быть и агенты. Оглянуться – значит признать вину. Он срывал цветок за цветком. Чья-то рука легко легла ему на плечо.

Он поднял взгляд. Это была девушка. Она покачала головой, видимо, веля ему молчать, затем раздвинула кусты и быстро повела его по узкой тропке в лес. Очевидно, что она была здесь не первый раз – так уверенно обходила топкие места. Уинстон шел за ней, сжимая в руке букетик. Облегчение при виде девушки сменилось тягостным чувством ущербности, когда он смотрел на движения этого крепкого молодого тела перед собой. Вокруг талии – алый кушак, подчеркивавший изгиб бедер. Уинстону казалось, сейчас она обернется, посмотрит на него и передумает. Благоуханный воздух и зелень листвы только сильнее смущали его. Как только он сошел с поезда, майское солнце заставило его почувствовать себя грязным и чахлым комнатным созданием с лондонской копотью, въевшейся в поры. Он вдруг подумал, что сейчас девушка впервые увидела его в ярком свете дня и на свежем воздухе. Они приблизились к упавшему дереву, о котором она говорила. Перескочив через ствол, девушка раздвинула кусты, казавшиеся непролазными. Последовав за ней, Уинстон увидел, что они дошли до прогалины – крохотного пригорка, плотно окруженного высокими молодыми деревцами. Девушка остановилась и обернулась.