Шарлотта Брандиш - Мюзик-холл на Гроув-Лейн

• Название: Мюзик-холл на Гроув-Лейн
• Автор: Шарлотта Брандиш
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2022

Лондон, 1935 год. Мюзик-холл на Гроув-Лейн гостеприимно распахивает двери для почтеннейшей публики. Чечётка на крыльях самолёта, магические иллюзии, дрессированный гусь, танцы, песни, номера с мгновенным перевоплощением – артисты, не жалея сил, дарят зрителям яркие эмоции.Однако труппу с самого начала театрального сезона преследуют неудачи. Травмируется одна танцовщица, затем погибает другая – и Филипп Адамсон, антрепренёр труппы, вынужден обратиться за помощью к сестре. Этой зимой Оливии Адамсон предстоит не только вникнуть в хитросплетения закулисных интриг, но и попробовать себя в амплуа ассистентки иллюзиониста и полицейского осведомителя, а также спасти от петли невиновного, разоблачив истинного преступника.Но как понять, какие чувства таятся за улыбками и ярким гримом? Как распознать, кто лжёт, а кто говорит правду? Третья книга в серии о расследованиях близнецов Адамсон понравится любителям классических английских детективов.До встречи в мюзик-холле на Гроув-Лейн!

---

Новость разнеслась по театру в считаные секунды. Все, конечно, тотчас сообразили, что к чему, но выказывать сочувствие Люсиль Бирнбаум никто, кроме верного Эдди, не спешил. Имоджен, во время инцидента находившаяся вместе с ней на сцене, успела укрыться в своей гримёрке, чтобы её имя никак не связали со скандалом. Представление оказалось сорвано, посетители осаждали кассу, требуя вернуть им деньги за билеты. Филипп Адамсон готов был от отчаяния провалиться сквозь землю, и только выдержка Рафаила Смита, оказавшегося рядом, спасла его от опрометчивых решений.

Пока антрепренёр разбирался с недовольными и опровергал обвинения в нарушении общественной морали, Люсиль чеканила шаги по направлению к артистической уборной Имоджен Прайс. Губы её плотно сжались, сузившиеся глаза метали молнии, на Эдди, путающегося под ногами, она не обращала ровно никакого внимания. Как была, в алом бархатном плаще и танцевальных туфлях, она, выпростав руку из складок материи, толкнула дверь гримёрной, не постучав.

Для Имоджен визит Люсиль не стал неожиданностью. На её месте она бы тоже была взбешена сверх всякой меры и немедленно потребовала бы объяснений. Имоджен не переоделась, оставшись в пышном кукольном платье, только сняла гигантский розовый бант, крепившийся к поясу булавками, да прошлась по разгорячённому лицу пуховкой. Когда дверь распахнулась, она встретила гостью победной улыбкой, в которой не было и тени раскаяния. У бедняги Эдди, попавшего в перекрестье взглядов двух женщин, объявивших друг другу войну, перехватило дыхание, и он счёл за лучшее отступить с линии огня.

Люсиль вошла внутрь, и некоторое время на этаже было тихо. Лавиния Бекхайм, Мардж, Эффи и Мамаша Бенни – все одновременно приоткрыли двери и принялись с азартом вслушиваться в невнятное бормотание, доносившееся из гримёрки Имоджен. Эдди стоял у окна и от волнения сжимал и разжимал ладони, не зная, как ему поступить, если послышатся звуки потасовки или крики о помощи. Кого в этом случае он должен защищать? Имоджен, с которой его связывала артистическая солидарность и три года, проведённые бок о бок на театральных подмостках? Или же Люсиль, вокруг которой, казалось, сам воздух накаляется и вибрирует, словно над неукротимым пламенем? Не успел Эдди честно признаться себе, что, подобно отважному герою из рода Муциев, чаявшему великой славы и мало ценившему плоть, готов пожертвовать на этот огненный алтарь не только правую руку, но и всего себя целиком, как дверь гримёрки открылась, и Люсиль вышла в коридор. Остановившись напротив застывшей на пороге Имоджен Прайс, она победно расхохоталась.

– О, будь уверена, я всё тебе верну стократно! – пообещала она и улыбнулась особенно сладкой улыбкой. – Только вот это случится тогда, когда ты не будешь ожидать, милая Имоджен. Я же всё время буду настороже, и ты больше не сумеешь застать меня врасплох. Конечно, я ведь могу и передумать, так что на твоём месте я была бы очень, очень вежливой. Слишком многое на кону, правда, дорогая? Ты так долго к этому шла… Будет досадно, если все усилия окажутся тщетными, не правда ли? – Люсиль послала растерянной Имоджен воздушный поцелуй, повернулась на каблуках – её позабавило, как в ту же секунду одновременно захлопнулись все двери на этаже – и не спеша направилась к своей гримёрке.

Эдди, чья защита не понадобились ни одной из участниц несостоявшегося поединка, не успев осознать, что делает, двинулся за ней в надежде, что слова поддержки ободрят её и утешат, но его жестоко отвергли. В силу житейской неопытности и поглощенности собственными чувствами он не учёл, что Люсиль Бирнбаум относится к тому типу женщин, что лучше возденут противника на копьё или переедут колесницей, чем будут предаваться унынию и лить слёзы в тиши своей гримёрки. Внутри у Люсиль, будто олово в тигле, плавилась ярость, и щёки её пылали вовсе не румянцем стыда оттого, что все в зрительном зале увидели какого цвета её подвязки, а чистым пламенем жажды отмщения.

Услышав за спиной робкие шаги Эдди, она обернулась и дала волю чувствам. Этот тюфяк с лицом и телом мускулистого боттичеллиевского ангела успел до смерти ей надоесть. Поначалу он и его робкие ухаживания забавляли её, позволяя отвлечься от забот, и она даже немного подыгрывала ему, но с каждым днём он всё больше действовал ей на нервы.

– Что тебе нужно?! – она обернулась, и Эдди отпрянул от неприкрытого насмешливого презрения в её взгляде. – Да сколько же можно за мной таскаться, господи? – Люсиль закатила глаза, демонстрируя, что сил её нет больше это терпеть. – Что ты вечно мычишь как телёнок? Отстань от меня, слышишь?! Не смей за мной ходить! Ты понял, Эдди? Видеть тебя не могу!

Ошеломлённый переменой в ней, он стоял очень близко и силился понять, что же он сделал, чем заслужил такой бурный гнев. В алом плаще, струившемся вокруг её тела, с глазами, сияющими после недавней словесной баталии, Люсиль показалась бы ему прекрасной жрицей культа огнепоклонничества, если бы не выражение лица и жалящие слова, злыми осами слетавшие с её губ. И даже такой она оставалась ему дорога – в ореоле искр, порождённых неутолённым гневом, с бледным от пудры лицом, искажёнными злобой чертами – прекрасная, точно в жилах её текла не кровь смертных, а божественный ихор, и потому ей было позволено больше прочих.

– Уходи же, Эдди! Разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Лучше иди к Марджори Кингсли, к этой безобразной толстухе, что вечно таскает тебе шоколад и пирожные. Не сомневаюсь, что вы составите с ней отличную пару! Будете до самой старости распевать на сцене куплеты и веселить отребье с галёрки.

Он всё ещё оторопело смотрел на неё, и Люсиль в ярости, что не может его прогнать, топнула ногой, а затем ещё раз, и ещё.

– Уходи! Сейчас же! Да уйди ты, наконец!

– Нечестно так говорить, Люсиль, – Эдди, который был немного тугодум, предпринял попытку вступиться за старую подругу. Он не принял во внимание тот факт, что все артистки театра «Эксельсиор», включая Мардж, прильнули к замочным скважинам и жадно ловят каждый звук, и потому слов не выбирал. – Марджори очень одинока, и мне было её жаль, только и всего. Я никогда не ухаживал за ней, всего лишь старался быть к ней добрее. Никогда, никогда я не относился к ней так, как к тебе! И ни она, ни кто другой не значат для меня столько же, сколько ты! Ты можешь мне верить, Люсиль!

У всех на виду Эдди покорно проследовал в подготовленную для него западню и даже не понял, когда наспех сплетённая крышка хлопнула над головой, отрезая путь к отступлению. Добыча была настолько бесхитростна и наивна, что Люсиль Бирнбаум не ощутила даже удовлетворения.

– Ты первостатейный идиот, Эдди Пирс, – сказала она устало перед тем, как швырнуть ему в лицо плащ испанского гранда и запереться у себя.

Он так и остался стоять под её дверью, комкая бархат в руках так, что нежная материя зазмеилась полосками, а совсем рядом, в своей гримёрке беззвучно рыдала, закусив кулак, Марджори Кингсли, которая опрометчиво приняла жалость за любовь.

***

Тот, кто однажды выбирает для себя путь служения Мельпомене, знает, что рассчитывать на карманы, полные звенящих монет, могут лишь немногие, а вот тяготы обретения мастерства и неизбежные тернии ждут каждого. У Джонни Кёртиса наблюдался прискорбный недостаток первого и не менее удручающий избыток второго.

Деньги в его руках никогда не задерживались надолго. Сколько бы он ни выигрывал на бегах, всё утекало сквозь пальцы, будто мелкий речной песок. Недельное жалование, которое полагалось ему как второму танцору труппы, было, по его нынешним меркам, просто смехотворным. Как правило, его хватало на пару-тройку дней, а потом приходилось снова выгребать медяки из подкладки пальто и брать взаймы на приличный табак. Нищета, от которой он страдал в прошлом, внушила ему стойкое отвращение к экономии и склонность к неуёмным тратам и экстравагантным жестам.

Тем не менее Джонни и в голову не приходило требовать у Адамсона надбавку. В глубине души он был уверен, что не стоит и тех денег, которые ему платят. Вот Эдди Пирс – это да! Всё, что Джонни знал о сцене, о работе с публикой, о танце – он узнал от Эдди, и разница в жаловании казалась ему вполне справедливой. Если бы не Эдди, научивший его всему, то он бы так и остался в Дареме, где его ждала судьба отца и старших братьев, годами вдыхающих угольную пыль.

Джонни тоже пришлось потрудиться на благо империи – в двенадцать лет он первый раз спустился в шахту, ведя за собой грустного ослика с тележкой, и с тех пор – с самого первого дня – был готов на всё, лишь бы избежать этой незавидной участи. Однажды после окончания смены он даже пошёл на преступление: снял с осла упряжь, отвёл подальше от входа в шахту и, хлопнув его как следует по спине, отправил на вольный выпас. Глупый осёл, пробежав несколько ярдов, обиженно взревел и привычно потрусил в свой загон, отринув свободу. Этот случай только укрепил Джонни в желании как можно скорее покончить с работой в шахте и покинуть Дарем, и с той поры дня не проходило, чтобы он не искал возможностей осуществить своё намерение.