Андре Лори - Наследник Робинзона

• Название: Наследник Робинзона
• Автор: Андре Лори
• Издательство: Logos
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-87288-074-Х

Герой романа «Наследник Робинзона» — внук знаменитого Робинзона Крузо — становится обладателем древнейшего священного халдейского талисмана, дающего право на владение Кандагарским эмиратом. Преследование семьи Робинзона кандагарским фанатом, кораблекрушение и другие события составляют канву этого увлекательного романа.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей, особенно для детей среднего и старшего школьного возраста.

---

— Из этого как будто следует, что он никогда не умирал или, быть может, вовсе не родился и никогда не жил.

— Отнюдь нет! Это доказывает только то, что он скончался не в Йорке…

— Ну, а свидетельство о рождении найдено? Вот документ, могущий в данном случае иметь решающее значение!

— Нет, и его не могли разыскать, — немного сконфуженно признался Шандо. — Но это не имеет особого значения, так как в те времена церковные книги велись очень плохо, да к тому же в 1680 году пожар уничтожил все церковные книги и записи церкви Святого Панкратия — приход, в котором он, вероятно, состоял.

— Словом, мы не имеем ни свидетельства о его смерти, ни о его рождении! — резюмировал факты Поль-Луи.

— Да, но зато мы имеем целую серию Робинзонов Крузо от начала XVIII века до сих пор; все поколения идут беспрерывно, в целой Англии нет второй семьи, которая носила бы эти два имени вместе. Итак, не подлежит сомнению, что если только существовал великий Робинзон, то он был нашим предком, и что касается меня, то я горжусь этим несравненно более и более уверен в этом, чем в любой генеалогии, записанной в родословной книге.

— Аминь! — докончил Поль-Луи, по натуре своей не особенно склонный придавать серьезное значение такого рода проблемам.

Вечером, когда все маленькое общество снова собралось в гостиной, Поль-Луи хотел было пошутить на тему своего утреннего разговора с Шандо, но с первого же слова заметил по лицу мисс Флоренс что она вполне разделяет убеждения своего брата, и потому не стал продолжать.

«Если им доставляет удовольствие думать, что они происходят от моряка Синдбада, то что из этого: я решительно ничего не имею против!» — подумал он.

Несмотря на свою обычную сдержанность и холодность, мисс Флоренс была чрезвычайно мила и любезна по отношению к своему французскому кузену и как-то сумела сойтись с ним. Разговор их, согласно общепринятому британскому обычаю, следовал известным порядком: она расспрашивала о его вкусах и склонностях, о его обычных удовольствиях и занятиях.

— Любите ли вы играть в крокет?

— Признаюсь, я совершенно не знаю этой игры.

— А лаун-теннис?

— Мне никогда не случалось даже видеть, как в него играют.

— А может быть, вы предпочитаете поло?

— Я не имею ни малейшего понятия о том, что значит это слово.

— Ах, неужели! — сказала Флорри, немного разочарованная. — Вы, может быть, любитель охоты с гончими или борзыми?

— К немалому стыду моему, должен вам признаться, что и это удовольствие мне вовсе незнакомо!

— Но вы же ездите верхом, надеюсь?

— Хм! Да, если хотите, мне случалось сидеть на лошади, но, право, я не принадлежу к первоклассным наездникам.

Флорри положительно не могла придумать, какого рода увеселение могло быть по вкусу этому молодому человеку.

— Ах, да, вы, вероятно, любите танцы, — как бы обрадовавшись, сказала Флоренс. — Все французы хорошие танцоры, и вы, конечно, любитель вальса и польки!

— Сказать по правде, я весьма неудачный танцор. С полькой я еще кое-как справляюсь, ну а что касается вальса или кадрили, то прошу извинить, я каждый раз сбиваюсь!

На этот раз Флорри признала себя побежденной и не стала более настаивать.

По ее мнению, молодой человек, не умеющий играть ни в крокет, ни в лаун-теннис, ни в поло, который не был ни наездником, ни охотником, ни даже танцором, едва ли заслуживает даже названия джентльмена: в ее глазах он просто совсем не существует.

Воспитанная в блестящей и пустой среде высшего круга Калькутты, преувеличивающего все странности и причуды британского общества с добавлением всех причуд парижского бомонда и креольского общества, Флоренс Робинзон смотрела на жизнь как на беспрерывный ряд праздников и увеселений. Спешить верхом или в экипаже на пикники, делать визиты и бывать на приемах, на завтраках в лесу, на балах и танцевальных вечерах, участвовать в охоте и рыбной ловле, бывать на скачках, гребных и парусных гонках, словом, принимать участие во всех до бесконечности разнообразных развлечениях, какими тешит себя праздный и богатый люд, — вот что казалось ей главной целью жизни. Она положительно не могла понять, как можно быть настолько чуждым самой азбуке этой странной профессии светского человека, как ее кузен.

А Поль-Луи, имевший несчастье потерять мать еще в ту пору, когда был ребенком, и затем проводя жизнь с отцом, нежно любившим его, но всецело поглощенным научными занятиями, и сам, серьезно занятый сперва школьной учебой, затем более сложными науками, никогда не вкушавший никаких светских удовольствий, положительно не знал им цены и, в свою очередь, не понимал, как может интересоваться всем этим его кузина, и чего, собственно, она хочет от него. Ему случалось бывать в семьях двух-трех товарищей, принадлежащих к скромной мещанской среде, где он успел составить себе определенного рода представление об обязанностях жен, матерей, сестер и кузин; и если бы оно стало известно мисс Флоренс, она, наверное, пришла бы в ужас и негодование.

Правда, Поль-Луи представлял свою будущую супругу в несколько ином свете, но все же этот идеал был неизмеримо далек от блестящей, занятой выездами и спортом дамы.

Он мечтал о женщине, которая была бы для него и другом, разделявшим его мысли и волнения, и хозяйкой, аккуратно ведущей домашние дела, и прекрасной матерью его детям, а никак не разодетой куклой с деланной улыбкой, с заученными фразами и движениями.

Как бы то ни было, но мисс Флоренс была совсем иного мнения о назначении женщины. Уже даже в ту пору, когда мистрис О'Моллой была супругой скромного молодого лейтенанта без всяких личных средств, она никогда не принимала деятельного участия в приготовлении какого-нибудь пудинга или котлет.

Что же касается Флоренс, выросшей в роскоши индийского дворца, то она даже не подозревала, возможно ли самой наблюдать за кухней или туалетом своих детей. Она привыкла, чтобы все делалось слугами, которым вменялось в обязанность заботиться обо всем, что выходило из ряда приятных развлечений. Наверное, туземец-повар был бы ужасно удивлен и даже шокирован, если бы она вдруг появилась в его владениях.

Надо заметить, что офицеры британской армии, в особенности в колониях, получают такие громадные оклады, дающие им возможность жить как цари, что их жены, дочери и сестры представляют собой в любом из городов Индии совершенно особый круг, который едва снисходит до сближения с гражданскими чинами английского правительства и проводит жизнь в беспрерывных увеселениях с чисто царской роскошью. Понятно, что в вихре этих бесконечных удовольствий и развлечений роль женщины — хранительницы семейного очага забыта, тем более, что нравы английского общества допускают для девушек несравненно большую свободу, чем та, какой пользуются они во Франции. Имея возможность принимать деятельное участие во всех удовольствиях и забавах своих братьев, ездить с ними и на охоту, и на рыбную ловлю, и на скачки, и на гонки, споря с ними в ловкости, проворстве и даже в силе, они, понятно, начинают относиться презрительно к более скромным семейным радостям молодых француженок.

Этим-то объясняется, почему в первое время Флоренс и Поль-Луи никак не могли сблизиться. Она казалась кузену более эксцентричной, чем привлекательной, а ее свободные уверенные манеры — холодной, рассчитанной аффектацией, которая ему совсем не нравилась.

Она же, со своей стороны, не будучи в состоянии разобраться и оценить по достоинству серьезные и положительные качества Поля-Луи, нашла его в высшей степени неинтересным и, предоставив его самому себе, присела к роялю, предварительно приласкав свою маленькую обезьянку Раки.

Это была маленькая уистити, ростом не больше белки, грызущая с утра до ночи миндаль и спокойно сидевшая на изящной бамбуковой жердочке все время, когда не сидела на коленях у своей госпожи. Мисс Флоренс была без ума от этой маленькой обезьянки, она не доверяла ее даже своей горничной и сама ходила за ней и держала в собственной спальне. Раки платила своей госпоже самой крепкой привязанностью и каждый раз проливала горькие слезы и скрежетала зубами, как только мисс Флоренс бралась за шляпу и перчатки.

Между тем мистрис О'Моллой занялась деловым разговором с господином Глоагеном; ей поневоле приходилось говорить с ним обо всем этом, так как майор поручил ей все дела, чтобы отправиться по привычке в свой клуб. Полулежа в покойном бамбуковом кресле и в глубокой нише окна, выходившего в роскошный парк, блиставший тропической красотой, добродушная болтливая хозяйка трещала без умолку, счастливая тем, что нашла в господине Глоагене любезного слушателя.

— Ведь бедный полковник умер при самых странных и загадочных обстоятельствах, — сообщала она таинственным шепотом своему собеседнику. — Как он и сам говорил о том в своем завещании, в продолжение последних нескольких месяцев он не раз мог сделаться жертвой странных покушений на его жизнь. Собственно говоря, такого рода вещи — дело весьма нередкое в этих странах, где любой английский офицер постоянно чувствует над собой злобную, коварную месть десятков туземцев и живет в атмосфере, пропитанной их ненавистью и злобой ко всему его народу… Но что всем нам казалось чрезвычайно странным в этих беспрерывных покушениях на жизнь полковника Робинзона, — продолжала она, — так это то, что все попытки были не явные, не открытые, как это почти всегда здесь бывает, а хитро задуманные, ловко замаскированные, которые можно принять за простую случайность. Никто не пытался пустить в него пулю во время охоты или всадить ему кинжал из-за угла, что может случиться здесь с любым английским офицером; никогда никакой незнакомец не пробовал накидываться на него во время сна, чтобы задушить его; никогда ни один из страшных ядов, знакомых индусам, не был подмешан в его пищу, но когда он однажды купался, его чуть было не схватил громаднейший кайман, очевидно, умышленно привезенный сюда, так как здесь никогда не водились крокодилы ни раньше, ни позже этого случая. В другой раз, когда он осматривал развалины Ферора в долине Дельи, на него обрушилась целая стена, и полковнику только чудом удалось спастись. Спустя два месяца, — рассказывала далее мистрис О'Моллой, — путешествуя в паланкине по лесу Этмадаолах, он неминуемо должен был попасть вместе со своими слугами, несшими паланкин, в западню для слонов, иначе говоря, в настоящую пропасть, вырытую поперек проезжей дороги и тщательно застланную дерном; только то обстоятельство, что другой паланкин, идущий навстречу и подошедший раньше к роковому месту, обрушился в пропасть на его глазах, спасло жизнь полковника ценой жизни тех трех несчастных.