Дмитрий Биленкин - Случай на Ганимеде

• Название: Случай на Ганимеде
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Ничто другое в данный момент не имеет значения. Запрет остается в силе?

- Да.

- Тогда прощайте.

Незнакомец круто повернулся и почти выбежал. Анджей ринулся за ним, но нагнал лишь в конце коридора.

- Постойте, можно вас спросить?

Взгляд светлых и яростных глаз будто ударил Анджея.

- Да?

- Я... - Анджей растерялся, что для него было редкостью. - Там, в кабинете, я, видите ли, слышал...

- И что же?

- Ничего, - Анджей внезапно озлился. - К тому, кто не хочет, я не навязываюсь с расспросами.

Мгновение казалось, что смысл слов так и не дошел до сознания незнакомца, что он вот-вот отстранит журналиста с пути и тут же забудет о его существовании. Однако в выражении его лица что-то изменилось.

- Вы пресса? - вопрос прозвучал как обвинение. - Человек, который обо всем судит, ни в чем не участвуя? Уж не хотите ли вы сказать, что вы мой сторонник?

- А разве мир делится на ваших сторонников и ваших противников?

- Сейчас да, потому что от этого зависит судьба тех, на Ганимеде.

- Не зная, в чем дело, я не могу быть ничьим сторонником.

- А узнав суть дела, вы станете?

- Не обязательно стану, не обязательно вашим союзником, но без этого я уж заведомо не смогу занять никакой позиции.

- Откровенно! Что ж, дороги любые усилия... Для начала такой вопрос: почему врач, постоянно имея контакт с больными, сам заражается редко?

- Меры предосторожности, очевидно.

- А когда врач не знал этих мер? В средневековье? Так как же?

- Но разве какая-нибудь чума больше щадила врачей?

- Да! Это не домыслы - статистика. Ответом, почему так происходит, может служить знаменитый казус с доктором Петтенкофером.

- Простите?

- Петтенкофер - научный враг великого Коха. Когда последний открыл возбудителей холеры, то Петтенкофер с профессорским упрямством, которое может соперничать только с ослиным, твердил, что все это вздор. Чтобы окончательно посрамить Коха, он демонстративно выпил культуру самых свирепых вибрионов. И, представьте, его даже не стошнило! Этот случай до сих пор вызывает изумление, а ответ прост. Петтенкофер не заболел потому, что не верил в возможность болезни! Искренне, фанатично не допускал мысли, что вибрионы смертоносны. Вот это и есть ключ: человек не заболеет, если он абсолютно, до последней клеточки мозга убежден в своей неуязвимости.

- Но это же абсурд! Вы, медик, не можете не знать...

- Абсурд? О да, конечно... Способность к самовнушению я развил в себе до такой степени, что могу сейчас безнаказанно поглощать любые дозы самых страшных вирусов и бактерий. А меня обухом по голове: абсурд! Теория не допускает, тот же Кох... Меня - Кохом! Факт - теорией! В результате я, единственный, кто может помочь тем, на Ганимеде, кто, можно сказать, всю жизнь готовился к этому, отстранен. Человек, видите ли, не способен... А кто измерил предел его возможностей? Те, кто и близко не подступали к краю. Когда евнухи судят о любви, устрицы о риске, чиновники о творчестве, это смешно и омерзительно! И опасно, когда в их руках власть. Так почему вы, пресса, не бежите к микрофону, чтобы поднять общественное мнение, пока не поздно?

- В любом случае я должен выслушать и другую сторону.

- Верно, верно, правила превыше всего... Даже в такую минуту. А будет поздно! Поздно! Прощайте.

- Еще минуточку...

Но Анджей с его почти двухметровым ростом уже перестал существовать для собеседника, Анджей покачал головой и двинулся к кабинету начальника региона.

Когда Акмолаев увидел входящего к нему журналиста, лицо его выразило одну только мысль: "Вас еще не хватало!"

- Что нового? - спросил Анджей, садясь с видом туповатого носорога.

- Состояние больных не улучшилось, но и не ухудшилось, - размеренно проговорил Акмолаев. - Возбудитель болезни пока не обнаружен, хотя, судя по всему, это вопрос ближайших часов. Вот так.

Последовал наклон головы, каким во всех кабинетах дают понять, что разговор окончен.

- Кто этот врач, который только что был у вас? - спросил Анджей.

Привычная улыбка деловой вежливости на этот раз не сработала - Акмолаев поморщился. Однако в нем явно боролись два противоречивых желания: уйти от неприятного поворота темы или, наоборот, облегчить душу, высказав то, что он не мог высказать никакому другому собеседнику.

- Я только что разговаривал с ним, - Анджей поспешил уточнить ситуацию.

- Пресса, как всегда, оперативна. - Акмолаев откинулся в кресле и без улыбки посмотрел на журналиста. - Ваши симпатии, разумеется, на его стороне?

- Смелость всегда подкупает, - осторожно сказал Анджей. - Тем более смелость самопожертвования. Кстати, хороший ли он врач?

- Врач он прекрасный, - казалось, Акмолаеву нужно было убедить самого себя. - Да, хороший врач...

- Мей... Как дальше?

- Мей Ликантер, врач "Джей-7", вызван по тревоге вместе с другими. Какое он на вас произвел впечатление?

- Он или его теория?

- Он сам.

- В нем есть что-то от фанатика.

- Вот! - Акмолаев удовлетворенно кивнул. - Он и есть фанатик, причем оголтелый. Эдакий космический Савонарола.

- Савонарола?

"Так вот чей образ преследовал меня! - подумал Анджей. - Ставший нарицательным образ благородного и зловещего в своей нетерпимости фанатика, черты которого померещились мне в облике Мея..."

- Да, Савонарола. Почему вас удивляет это сравнение? Разве этот человеческий тип исчез? Он принял другой облик, одержим другими идеями, а в остальном... "Кто не верит в мою истину, тот враг истины!" Не так разве?

- Пусть так, - сказал Анджей. - Но объективно его стремление направлено к благу...

- Даже если его главная цель - доказать правоту своей теории. Согласен.

- Тогда мне тем более непонятна ваша позиция.

- Начнем с того, что он не первый и не последний доброволец. Каждый на его месте стремился бы на Ганимед. Каждый! И вы тоже, будь вы врачом.

Анджей наклонил голову в знак согласия, но что-то неприятно кольнуло его.

- Между тем, - продолжал Акмолаев, - быть в такой ситуации таким героем легче, чем им не быть. Инстинкт. Добровольцами движет благородный, но слепой инстинкт. А почему бы, спросите вы, не разрешить самопожертвование, ведь люди рискуют своей, не чужой жизнью? Так! Но жизнь их для нас не чужая; вам, мне, всему человечеству не безразлично, сколько людей попадет в беду. Дальше. Когда солдат на войне закрывал собой амбразуру, то он спасал своих товарищей от огня, то есть погибал не напрасно. А здесь нет даже этого! Восемь человек - восемь заболевших, а пулемет не подавлен... Что ж, прикажете завалить его телами, авось на десятом, сотом он захлебнется? Люди мы или слепо летящие на огонь мотыльки? Сейчас идет испытание не смелости, не благородства, а нашего разума. В вас что-то протестует против этой рассудочной, но единственно верной логики? Во мне тоже. Но я не колеблюсь. Вот скажет Земля: лекарство найдено, но мы в нем не уверены, надо испытать. Я пошлю на Ганимед Ликантера, заболеет Ликантер, пошлю других врачей, себя пошлю, тех, кто не хочет, заставлю пойти. А сейчас - нет! Нет, ибо бессмысленно и преступно.

- Значит, теория этого Ликантера с вашей точки зрения...

- Она не совсем абсурдна, - быстро проговорил Акмолаев. - Если путем длительной тренировки человек обретает власть над некоторыми автономными процессами своего тела, то... Но у Ликантера, в сущности, нет доказательств.

- Он уверял меня, что способен без вреда поглощать болезнетворные культуры.

- Экспертизы на этот счет не было, но пусть даже все так, как он говорит. Я знал человека, вы не поверите, - он мог пить синильную кислоту. Специалисты вам объяснят, почему это возможно и почему такая способность в любом другом случае бесполезна. У Ликантера нет ничего, кроме безграничной веры в свою правоту и бешеного напора! Тут уж вопрос принципа: либо мы ученые, либо верующие. Либо мы полагаемся на разум, либо бежим за первым же пророком. Или - или, третьего не дано.

Акмолаев пододвинул сифон. Анджей напряженно смотрел, как пузырится вода, ходит кадык, звякает стекло.

- Знаете, - отставив стакан, шепотом сказал Акмолаев. - Иной раз я завидую таким, как Мей... Какая это свобода - отдаваться порыву страстей! Не разбирая пути, не думая, не взвешивая, мчаться на выручку... А тут сиди, рассчитывай, планируй, зажав все в кулак...

Акмолаев замолк, его лицо тронула какая-то извиняющаяся улыбка. Она исчезла, будто сдутая, едва зазвонил интерком.

- Акмолаев слушает! Да... Что... Что?!

Анджей встрепенулся. Он не слышал, о чем говорили, но вид Акмолаева сказал ему больше, чем слова.

Трясущаяся рука Акмолаева опустила трубку.

- Кто-нибудь умер?! - воскликнул Анджей.

- Улетел.

- Как... улетел? - Анджею показалось, что он перестал воспринимать смысл самых обычных слов.

- Так и улетел. Мало ли у нас ракет...

- Сюда?! Больной?!

- Какой больной? Улетел Мей Ликантер! Вы можете это понять? Можете?

- Ликантер? На Ганимед?

- Куда же еще?