Роберт Ладлэм - На повестке дня — Икар

• Название: На повестке дня — Икар
• Автор: Роберт Ладлэм
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00231-2

В столице султаната Оман исламисты захватили работников американского посольства. Двадцать один день цивилизованный мир в тревоге. Есть подозрение, что цель террористической акции — вытеснение Запада с Ближнего и Среднего Востока. Для улаживания конфликтав Оман инкогнито прибывает Эван Кендрик, молодой политик и супермен. Он встречается с султаном и получает от него одобрение своего рискованного плана...

---

— Я тебя спрашиваю, что ты предпринял?

— Дал возможность обманутым людям отомстить за себя. Нашел тех, кто уцелел. Я знал, где искать.

— Энди, дорогой! — Ардис села напротив мужа. — Ответь, пожалуйста, что ты придумал?

— Ликвидировал препятствие, которое чуть было не ослабило военную мощь нашего государства. Вообрази, он мог превратить могущественного гиганта свободного мира в жалкого карлика. Лично мне это препятствие обошлось бы в восемьсот миллионов долларов, всей нашей группе — в миллиарды...

— Боже мой!.. Ты не мог подождать? Ты связался с арабами?!

* * *

— Мистер президент, мне надо всего несколько дней, — сказал Митчелл Пейтон.

Дело происходило на верхнем этаже жилых апартаментов Белого дома. Было два часа ночи. Лэнгфорд Дженнингс сидел на диване в пижаме и халате. Пейтон — напротив, на стуле. Президент не спускал внимательного взгляда с лица директора Отдела спецопераций ЦРУ.

— Понимаю, приехав прямо к вам, я нарушил целую сотню действующих инструкций, но я встревожен, как никогда еще не был встревожен за все годы моей работы. Несколько десятков лет назад, будучи молодым человеком, я сказал моему шефу, что на президентстве разрастается злокачественная опухоль. И теперь, став пожилым, говорю то же самое. Болезнь прогрессирует, однако — нисколько в этом не сомневаюсь — заболевание держится от вас в секрете.

— Вот такие дела, доктор Пейтон! — сказал президент. Помолчав, добавил: — Невеселые дела, должен заметить. Пришлось в темпе ознакомиться с кое-какими материалами. Самуил Уинтерс дал мне ясно понять, если вы встревожены, то остальные должны пребывать в шоке. Я внимательно выслушал вас и понял, что он хотел сказать. Я в шоке, мистер Пейтон.

— А я весьма признателен своему старинному приятелю за посредничество. Я был уверен, что Уинтерс примет во мне участие, но не ожидал, что он воспримет меня всерьез.

— Он воспринял вас всерьез... А вы уверены, что рассказали мне все? Ничего не утаили?

— Я рассказал все, что мне известно, все, что удалось собрать по крупицам, хотя, к сожалению, не могу пока представить явные улики.

— Да-а-а, — протянул президент, — в этих стенах про улики, похоже, давненько ничего не говорилось...

— При всем моем уважении к вам, должен подчеркнуть, что весьма сожалею об этом. Только поэтому я здесь. Господин президент, разговор нелицеприятный, я понимаю, но вы несете ответственность за все, что происходит в стране, а на мне лежит обязанность добыть улики, свидетельствующие против вас, уж если на то пошло.

— Ценю вашу честность и порядочность, — сказал Дженнингс и наклонил голову. Помолчав, посмотрел в упор на Пейтона и произнес: — Мои противники приписывают мне невероятную живость. А что вы думаете по этому поводу? Я задаю вам этот вопрос, потому как не могу себе представить, что вы являетесь моим сторонником.

— Судя по всему, у вас богатое воображение, но я тут ни при чем.

— Стало быть, я котируюсь, но вы голосовать за меня не будете. Правильно?

— Господин президент, позвольте заметить, что у нас в стране — тайное голосование.

— Как говорится, ответ со всей прямотой, — растянул президент губы в улыбке.

— Не стану я голосовать за вас. — Пейтон вернул улыбку. — Не подхожу по интеллекту?

— О чем вы? История показывает, что зачастую ум хозяина Овального кабинета способен раствориться в море несущественных подробностей. Да и вообще на определенном уровне мощь интеллекта порою опасна. Тот, у кого голова разрывается от фактов и аргументов, теорий и идей, склонен бесконечно дебатировать сам с собой в то время, когда надо принимать решения. Нет, сэр, у меня никаких сомнений насчет вашего интеллекта. Он намного превосходит уровень, необходимый на сегодняшний день.

— В таком случае, вероятно, дело в моей философии?

— Со всей откровенностью?

— Разумеется! Мы же договорились. Видите ли, мне необходимо знать прямо сейчас, голосовать ли за вас, а не складывать потом, черт побери, все «за» и «против».

— По-моему, я вас понимаю, — сказал Пейтон, кивнув. — Ну ладно, признаюсь, ваша риторика порой действительно меня раздражает. Иногда вы поразительно сводите некоторые очень сложные вопросы к...

— Упрощенчеству? — подсказал Дженнингс.

— Сегодня мир настолько сложен и беспорядочен, как было при его сотворении, которое, однако, свершилось. Одно неверное движение, и мы опять можем оказаться в самом начале развития. Огненный шар помчится по Галактике... Время упрощенчества миновало, господин президент.

— Позвольте и мне кое-что сказать, доктор Пейтон. Попытайтесь хоть раз усложнить какие-либо проблемы во время предвыборной кампании — и вы останетесь за бортом. В вашу сторону никто и не взглянет!

— Я бы предпочел думать иначе, сэр.

— Я тоже, но не могу. Мне довелось встречать на своем веку немало блестящих, эрудированных деятелей, которые пошли ко дну, потому что описывали мир перед своими избирателями так, как его понимали, чего те не хотели слышать.

— Они пошли ко дну, потому что не годились для той роли, на которую претендовали. Эрудиция и политическая привлекательность не исключают друг друга. Когда-нибудь новое поколение политических деятелей столкнется с другим электоратом, который будет воспринимать реальность такой, какая она есть.

— Браво! — воскликнул Дженнингс и откинулся на спинку дивана. — Вы только что объяснили причину, по которой я предпочитаю оставаться самим собой и делать то, что делаю... Видите ли, мистер Пейтон, все правления, начиная с первых советов племени, которые лишь учились говорить, сидя у костров в своих пещерах, являются переходными периодами. С этим соглашаются даже марксисты. Утопии не существует. В глубине сознания Томас Мор, наверное, это понимал, потому что ничего не сохраняется в первозданном виде, как было на прошлой неделе, в прошлом году или в прошлом веке. Вот почему он употребил слово «утопия» — место, которого не существует. И я прав для своего времени, момент для перемен наступил, и, надеюсь, к лучшему. Если я тот самый мост, который позволит нам перешагнуть через нынешний «переходный период», то я пойду в могилу чертовски счастливым человеком, а мои критики пусть катятся ко всем чертям.

Наступила тишина. Профессор Митчелл Джарвис Пейтон смотрел на самого влиятельного в мире человека, и глаза его выдавали легкое замешательство пополам с изумлением.

— Но ведь это утверждение нестоящего эрудита! — заметил он.

— Не надо давать волю словам. Забудем это. Вы прошли, Эм-Джей. Я голосую за вас.

— Эм-Джей?

— Я же вам говорил — мне постоянно приходится набираться ума-разума и читать прорву всяческих бумаг.

— А почему я прошел? Это и личный, и профессиональный вопрос, если у меня есть право его задать.

— Потому что вы не отступили.

— В смысле?

— Вы беседовали не с фермером из Айовы Лэнгом Дженнингсом, чья семья сколотила капитал благодаря тому, что его отец купил по случаю сорок восемь тысяч акров в горах, за которые разработчики потом были готовы продать свои души. Вы говорили с человеком, который способен превратить эту планету в огненный шар. На вашем месте я бы опасался столкнуться с таким типом. И поостерегся бы говорить многое из того, что вы сказали.

— Я старался не делать ни того, ни другого и, кстати, ничего не знал о сорока восьми тысячах акров.

— А вы думаете, бедняк может когда-либо стать президентом?

— Скорее всего, нет.

— Скорее всего, никогда. Власть берут богатые либо всякие авантюристы. Но вернемся к вам, доктор Пейтон. Вы пришли сюда, как говорится, с черного хода, предложили мне совершить возмутительный поступок, санкционировать вмешательство секретных служб в личную жизнь граждан, затем в процессе разговора потребовали, чтобы я разрешил вам утаить информацию о национальной трагедии — резне, которую учинили террористы, ставящие своей задачей убийство человека, которому наша страна многим обязана. В сущности, вы попросили меня нарушить целый ряд законов, следовать которым я давал клятву. Разве не так?

— Я привел вам свои доводы, господин президент. Существует цепь обстоятельств, которая тянется от Омана до Калифорнии. Фанатики-террористы убивают ради цели, которая превосходит все другие их мотивы. Они хотят сконцентрировать внимание на себе, жаждут, чтобы заголовки газет кричали о них. А наша задача — не только их поймать, но и найти людей, стоящих за ними. Вот почему я прошу не предавать огласке факт нападения на дома Кендрика в Фэрфаксе и Меса-Верде. Если удастся посеять в рядах террористов смятение и неверие в свои силы, то в припадке ярости кто-то может совершить ошибку, скажем, пойти на контакт с кем не следует, то есть нарушит цепочку секретности. А такая цепочка наверняка существует, потому как вооруженные террористы без помех перемещаются из одного конца страны в другой, с легкостью преодолевают заслон иммиграционного контроля. Словом, мой агент отправляется с особым заданием в Сан-Диего, а лучший разведчик, работающий в Бейруте, получил от меня указание прозондировать положение дел в долине Бекаа.