Марио Льоса - Капитан Панталеон и Рота Добрых услуг

• Название: Капитан Панталеон и Рота Добрых услуг
• Автор: Марио Льоса
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8301-0046-0

В своем романе Варгас Льоса, перуанский прозаик, один из ведущих писателей-новаторов современной латиноамериканской литературы, с юмором и острой сатирой высмеивает скудоумие военных чиновников

Капитану перуанской армии Панталеону Пантохе, видному, исполнительному, способному и счастливо женатому офицеру поручают организовать Роту Добрых услуг — систему доставки продажных женщин для оказания известного рода услуг на отдаленных постах в амазонской сельве. Поначалу недовольный таким необычным заданием, Пантоха тем не менее применяет свои выдающиеся организаторские способности и в небольшой срок создает очень эффективную службу...

---

Хотя на деле вроде не с чего, в том смысле, что неверности, измен мне как будто нечего бояться, потому что, сестричка, ты просто не представляешь, как переменился Панта в таких вещах — в интимных, одним словом. Помнишь, когда мы поженились, он был такой приличненький, ты еще все подшучивала: мол, ты, Поча, напостишься со своим Пантой. Теперь тебе не придется смеяться над своим родственником, злоязычная, потому что с тех пор, как мы приехали в Икитос, он в этом смысле стал просто зверем. Ужас какой-то, Чичи, иногда я просто пугаюсь, думаю, не болезнь ли это какая, потому что, представь, раньше, я говорила тебе, он на такое отваживался раз в десять — пятнадцать дней (как неловко рассказывать об этом, Чичи), а теперь разбойник, порывается через два дня на третий, а то и через день, и мне приходится обуздывать его, потому что это не дело — ты согласна? — при такой жаре и влажности. И потом, я думаю, не пошло бы ему во вред: говорят, это действует на голову, помнишь, ходили слухи, будто муж Пульпиты Карраски помешался оттого, что только и знал занимался с ней такими делами? Панта говорит, это все от климата, один генерал его еще в Лиме предупреждал, что в сельве мужчины вспыхивают как спички. Обхохочешься, до чего твой родственник стал горячий, бывает, даже распаляется днем, после обеда: мол, пойдем вместо сиесты, но я не соглашаюсь, а то иногда разбудит меня на рассвете, как ненор-мальный. Представь себе, как-то ночью я заметила, что он засекает по хронометру, сколько мы этим занимаемся, я сказала ему, и он так смутился. А позже признался, что ему надо было выяснить, сколько это длится у нормальной пары: может, его на разврат потянуло? Кто ему поверит, что для работы надо знать такое свинство. Просто глазам своим не верю, Панта, говорю я ему, ты всегда был таким воспитанным, а теперь мне кажется, будто я наставляю тебе рога с другим Пантой. Ладно, детка, довольно об этих мерзостях, ты ведь у нас девушка, и, клянусь, я поссорюсь с тобой насмерть, если ты станешь это с кем-нибудь обсуждать, особенно с этими ненормальными Сантанами.

Отчасти меня даже успокаивает то, что Панта так донимает меня этими делами, значит, его жена ему нравится (хм-хм) и не надо искать приключений вне дома, Чичи, потому что в Икитосе женщина — дело нешуточное. И знаешь, какой предлог выдумал твой родственник, чтобы заниматься этими делами всякий раз, когда ему приспичит? Пантосик Младший! Вот именно, Чичи, он наконец решился завести ребенка. Он обещал мне это, когда будет третья нашивка, и вот выполняет свое обещание, только теперь у него так изменился темперамент, что я уже не пойму, почему он это делает — для моего удовольствия или просто готов заниматься этим с утра до вечера. Говорю тебе, обхохочешься, как он влетает домой, точно заводной мышонок, и начинает ходить вокруг меня, пока наконец не решится: ну как, Поча, займемся сегодня кадетиком? Ха-ха, ну не прелесть ли? Я его обожаю, Чичи (что я, право, рассказываю тебе такие пакости, ведь ты же у нас девушка). Столько тратим на это сил, а мне до сих пор ничего не делается, я как была, так и осталась, вчера все, как положено, пришло в свой срок, ну что поделаешь, я уже думала, в этом месяце все, порядок. Приедешь ухаживать за своей сестричкой, когда она будет ходить с животиком, а? Хоть завтра приезжай, так хочется увидеть тебя, мы бы вволю насплетничались. С местными ты легко найдешь общий язык, правда, путного человека здесь надо искать днем с огнем, но я пока пригляжу кого-нибудь стоящего, чтобы ты не скучала, когда приедешь. (Смотри, какое письмо получилось, можно километрами мерить. Напиши мне столько же страниц, о'кей?) А вдруг я не могу иметь детей, Чичи? Это ужас, я день и ночь молю Бога — что угодно, только не это, я от горя умру, если у меня не родятся самое меньшее мальчик и девочка. Врач говорит, что я совершенно здорова, так что жду в будущем месяце. Я прочитала одну книжечку, мне ее доктор дал, там все так здорово объяснено, просто обалдеешь, какое чудо — жизнь. Хочешь, я тебе ее пришлю, чтобы ты подковалась немножко к тому времени, когда возьмешься за ум, выйдешь замуж, потеряешь невинность и узнаешь наконец, что к чему, разбойница ты эдакая. Надеюсь, я не очень подурнею, Чичи, некоторые становятся просто ужасные, раздуваются, как жабы, вены набухают, фу, какая гадость. Перестану нравиться твоему пылкому родственнику, и он начнет искать развлечений на улице, не знаю, что я ему тогда сделаю. Представляю, какой кошмар — ходить с животом по такой жарище, да еще когда живешь не в военном городке, а как мы, невезучие. Вот что меня мучит, спать не дает: я на седьмом небе — жду ребенка, а неблагодарный Панта под предлогом, что я толстая, спутается с какой-нибудь местной, тем более что он теперь завелся на эти штучки и готов не останавливаться даже во сне, что скажешь, а? Умираю, хочу есть, Чичи. Пишу тебе уже несколько часов подряд, донья Леонор накрывает на стол, представляешь, как она хочет внучка, ну все, схожу пообедаю и продолжу, так что жди, не умирай, я не прощаюсь, просто до скорого, сестричка.

Ну вот, я вернулась, Чичи, здорово задержалась, сейчас почти шесть часов, пришлось поспать сиесту, потому что натрескалась, как удав. Надо же, Алисия принесла нам токачо, местное блюдо, как мило с ее стороны, правда? Хорошо еще, что у меня есть подружка в Икитосе. Я столько слышала об этом знаменитом токачо — его готовят из зеленых бананов, порубленных и смешанных со свининой, — что однажды мы пошли отведать его на Вифлеемский базар в ресторан «Лампа Аладина Пандуро», там замечательный повар, в общем, я так приставала к Панте, что он повел нас туда. Утречком, потому что базар начинается с рассветом и рано кончается. Вифлеем — самое живописное место в Икитосе, сама увидишь, целый квартал деревянных лачуг на воде, люди перебираются от дома к дому на лодках, так оригинально, его называют Венеция на Амазонке, хотя в глаза сразу бросается, какая тут нищета. На этот базар хорошо сходить посмотреть, купить там фруктов, рыбу или бусы и браслеты, сделанные местными племенами, очень красивые, но есть там не дай Бог, Чичи. Мы чуть не умерли, когда вошли к этому Аладину Пандуро, — такая грязь и тучи мух, не поверишь. Приносят тарелки, а они черны от мух, ты их сгоняешь, а они лезут тебе в глаза и в рот. Словом, мы с доньей Леонор к еде не притро-нулись, мутило от грязи, а наш варвар Панта съел все три тарелки да еще копченое мясо, которым сеньор Аладдин уговорил его заесть токачо. Я рассказала Алисии, как мы влипли, а она говорит: я тебе как-нибудь сделаю токачо, увидишь, как вкусно, и, гляжу, сегодня приносит. Пальчики оближешь, сестричка, напоминает чифле, которое готовят на севере, но не совсем — бананы получаются другие на вкус. Еда, конечно, тяжелая, пришлось потом поспать, чтобы переварилась, а свекровь корчится от боли в желудке и колик и от стыда вся зеленая, потому что газы ее замучили, а она не может сдержаться, ее то и дело всю встряхивает. Ой, ну какая же я скверная, бедняжка сеньора Леонор в общем-то хорошая, единственно меня бесит, что она обращается со своим сыночком, будто он все еще сосунок и святой к тому же, вот зануда-то, правда?

Я тебе еще не рассказала, как бедняжка ищет утешения в суевериях! Дом превратила в свалку. Представь, не успели мы приехать в Икитос, как весь город был взбудоражен появлением некоего брата Франсиско, да ты, наверное, о нем слышала, а я до приезда сюда ничего не знала. Здесь, в Амазонии, он так же знаменит, как Марлон Брандо, он придумал новую религию, они называют себя Братьями по кресту, а он бродит по всей стране и, куда ни придет, сразу же воздвигает огромный крест и устраивает, как они говорят, Хранилище креста, это их храмы. Он собрал много верующих, особенно из народа, и, похоже, священники в бешенстве, потому что он им конкурент, но покуда молчат, воды в рот набрали. Так вот, мы со свекровью пошли послушать его в Морона-кочу. Было полно народу, и самое потрясающее, что он говорил, а сам был распят на кресте, как Христос, ни больше ни меньше. Предрекал конец света и призывал людей делать подношения и приносить жертвы, готовясь к Страшному суду. Не все было понятно, потому что говорит он очень трудным языком. Но люди слушали, как под гипнозом, женщины плакали и бухались на колени. Я тоже заразилась этим настроением и тоже лила слезы в три ручья, и свекровь — не поверишь — так зашлась в рыданиях, что мы еле ее успокоили, колдун поразил ее в самое сердце, Чичи. Дома она рассказывала чудеса об этом брате Франсиско, на следующий день опять отправилась в Хранилище креста в Моронакочу поговорить с «братьями», а кончилось тем, что старуха у нас сама стала «сестрой». Смотри, как влопалась: прежде к настоящей-то религии была равнодушна, будто ее и нету вовсе, а тут пошла к еретикам. Ее комната, представь, завалена деревянными крестиками, и если б только это — Бог с ней, пусть развлекается, но вся мерзость в том, что у них пунктик — распинать на кресте живых тварей, а мне это не нравится, то и дело натыкаешься на деревянные крестики, а на них то таракан при-шпилен, то бабочка или паук, а на днях я наткнулась на распятую крысу, фу, пакость какая. Я эту мерзость как увижу — сразу на помойку, и мы со свекровью схлестываемся. С ней не соскучишься: стоит начаться грозе, а тут они одна за другой, старуха вся дрожмя дрожит, думает, конец света настал, и что ни день пристает к Панте, чтобы он велел соорудить большой крест у входа в наш дом. Видишь, сколько у нас перемен за такой короткий срок.