Владимир Динец - America Latina, или повесть о первой любви

• Название: America Latina, или повесть о первой любви
• Автор: Владимир Динец
• Жанр: Путешествия и география

---

В музее я обнаружил большую коллекцию птичьих яиц. В Эль-Пальмаре семь видов тинаму (Tinamidae), а у них необыкновенно красивые яйца — яркие и блестящие, словно покрытые цветной глазурью. На большом дереве во дворе гнездились попугаи-калиты (Myopsitta monachus). Они живут не в дуплах или норах, как другие попугаи, а в огромном, как стог сена, коллективном гнезде на несколько десятков пар.

Обследуя усадьбу, я увидел под крышей заброшенного амбара большую колонию пчел-убийц (Apis africanus), которых когда-то завезли сюда из Африки, поставив под угрозу все пчеловодство континента. Мне приходилось много слышать об их сложном характере, поэтому я очень осторожно приблизился к ним шагов на десять.

Тут же мне навстречу вылетел «сторож» одного из гнезд и с ходу ужалил в веко. К моему большому удивлению, это оказалось совсем не больно, и я забыл об укусе, думая, что так все и кончится.

Я прошелся немного вдоль реки, пользуясь кабаньей тропкой (кабанов завезли из Европы). Тут летали кусачие тигровые мошки (Goeritis filli), но зато было не так жарко. На торчащих из воды корягах собралась целая коллекция причудливых черепах: жабоголовые (Phrynops), плоские (Platemys) и длинношеие (Hydromedusa).

В траве бродили цветные бекасы (Nycticryphes) — смешные птицы с клювом такой формы, будто на нем повисла капелька соплей. Под упавшим деревом нашел нору с кучей перышек у входа. Когда приподнял дерево, из норы выскочила выдра (Lutra platensis) — никогда бы не подумал, что она ловит птиц. Судя по перьям, ее жертвой стал мелкий чирок Amazonetta.

Когда я вернулся к конторе, было уже настолько жарко, что даже роскошные черно-фиолетовые сойки Cyanocorax забились в тень и сидели с раскрытыми клювами.

Только синие колибри как ни в чем не бывало носились вокруг увитых вьюнком колонн усадьбы, «целуя» красными клювиками цветы. Вокруг большой норы с десятком входов, выкопанной посередине площадки для пикников, разлеглись здоровенные ящерицы-тейю (Tupinambus nigropunctatus) с отвисшими щеками. Был будний день, так что я оказался единственным посетителем парка — мороженое и душ были в полном моем распоряжении. В прохладной душевой я и проспал до вечера.

Не успели ящерицы забраться в нору после захода солнца, как из нее появились «сменщики». Сначала легким облачком выпорхнули летучие мышки Tonatia, потом вдруг вылезла здоровенная зверюга с полосатой мордой и великолепными черными усами — равнинная вискача (Lagostomus maximus). Учуяв печенье, которое я в этот момент ел, она радостно кинулась мне на руки, и мне стоило большого труда отойти от нее на пару шагов и сфотографировать. Чтобы не отдавать ей все печенье, я отнес полпачки к своему рюкзаку, а когда вернулся, его уже доедал зеленый попугайчик-калита.

С наступлением сумерек в траве послышались резкие шорохи — это прокладывали себе путь тяжелые броненосцы. Чтобы узнать, с кем из них имеешь дело, достаточно резко осветить зверька фонариком. Ушастые Dasypus убегают смешными скачками, толстые Cabassous с фырканьем подпрыгивают на месте и потом пытаются незаметно удрать, медлительные Euphractes прижимаются к земле, а маленькие Tolypeutes и вовсе сворачиваются в шар. В пальмовые рощи броненосцы почему-то не заходили, но там сновали полчища крыс Bibimys с ярко-малиновыми носами.

Шагая в темноте по саванне, я увидел впереди черно-белое пятно, которое оказалось гигантским муравьедом (Myrmecophaga tridactylus). Фантастический зверь с длинным, как клюв ибиса, носом и роскошным флагом-хвостом словно сошел с картин Дали. Позже я узнал, что и сам художник заметил поразительное сходство между творением природы и персонажами своих картин

— он даже держал дома ручного муравьеда.

На этот раз я вышел к другому ручью, который петлял по неширокой болотистой пойме. На дороге появились странные следы, очень похожие на отпечатки копыт тапира, но чуть поменьше. Я долго ломал голову, кто бы это мог быть, пока не увидел капибару (Hydrochoerus hydrochoreus). Последний уцелевший из гигантских грызунов прошлого, капибара напоминает рыжеватую морскую свинку, но она ростом с барана и вся какая-то квадратная. Когда я вышел на мост через ручей, из-под него выплыла самка с парой совсем маленьких детенышей. Отчаянно загребая воду копытцами, капибарята едва поспевали за матерью. Увидев меня, они нырнули, но были отлично видны в прозрачной воде. Метров через десять троица выскочила на поверхность и с треском удрала в камыш.

Больше на ручье мне никто не встретился, кроме кошки-ягуарунди, которая здесь не черная, как в сельве, а рыжая. Я переночевал под деревом, в кроне которого наутро обнаружил гнездо пальмовых дятлов (Melanerpes flavifrons)

— они черные с красной головой, полосатыми боками и ярко-желтой грудью.

Меня ждал неприятный сюрприз: к рассвету укушенный глаз совершенно заплыл, а вся половина лица распухла так, что я стал похож на монстра из фильма ужасов.

Естественно, никто не хотел меня подвозить, и мне пришлось часами торчать на раскаленной дороге, поглощая коробками закупленный в супермаркете молочный шейк (это вроде коктейля).

Очередная попутка оказалась допотопным «Трабантом» с небритым старикашкой-немцем за рулем. С ним мне удалось проехать довольно далеко — почти через всю провинцию Entre Rios (Междуречье). Пыльные пастбища и эвкалипты тянулись по сторонам, сбитые машинами скунсы и опоссумы валялись по обочинам. Сначала старикан рассказывал о тяжелой жизни немецкой общины, потом вдруг похвастался, что он — бывший штурмбанфюрер СС и находится в розыске как военный преступник. Я, конечно, не поверил, но он вытащил из бардачка крест и еще какие-то награды.

Я начал лихорадочно соображать. С одной стороны, я просто обязан был его немедленно придушить (дорога была достаточно пустая). С другой стороны, посты ГАИ в этой части страны стоят через каждые 50 км, и перед очередным постом машину мне пришлось бы бросить. Решил, что проеду последний пост перед своей развилкой, а потом убью мерзавца. Мы доехали до КПП, и я уже полез в карман рюкзака за веревкой, но тут старая сволочь вдруг заявила:

— Совсем забыл, хозяин той фермы мне должен. Навещу-ка его, подлеца. Вылезай.

Я снова оказался на липком асфальте в отвратительном настроении. Увидев мое лицо и Индульгенцию, полицейский побледнел, выскочил на дорогу перед первым же грузовиком и лишь потом спросил, куда мне, собственно, надо ехать. Грузовик оказался попутным. Офицер отвел шофера в сторону и сказал ему что-то такое, что тот всю дорогу называл меня не иначе, как «senior comandante».

Вечером на обочинах появилась фауна: целые стада черных крысовидных хомяков Scapteromys, белобрюхие мерзкие опоссумы (Didelphus albiventris), серпокрылые козодои (Eleothreptus anomalus).

Кстати, должен предупредить, что у многих южноамериканских животных нет устоявшихся русских названий или есть, но неудачные. Поэтому мне иногда приходится придумывать их самому, а следом на всякий случай писать латинское название.

Прошла короткая гроза, и снова стало жарко. Я переночевал в городке на берегу широченной мутной Параны, а утром перешел по мосту в провинцию Chaco. Снова потянулись сухие пастбища в дымке от пожаров — пастухи жгли сухую траву и кустарник. Я много читал о знаменитых аргентинских «ковбоях»

— гаучос, об их богатых традициях и красочных костюмах. Но везде скот почему-то пасли люди в джинсах, кедах и футболках.

Наконец у одной деревни мне встретился настоящий гаучо — в широкополой шляпе и богато расшитой рубахе с бахромой, с огромным ножом за широченным поясом и золочеными шпорами на мушкетерских сапогах. Сей былинный персонаж подъехал ко мне, участливо оглядел пыльный рюкзак и столь же пыльную морду и спросил:

— Вэйзмир, куда ты едешь по такой жаре? Сорок пять в тени!

Оказалось, что деревня населена евреями — иммигрантами из Польши. Познакомиться с ними поближе я не успел, потому что подошла попутка. Меня высадили в семи километрах от национального парка Чако, куда я дополз к обеду в совершенно расплавленном состоянии. Я знал, что через пару дней привыкну к местному климату и перестану обращать внимание на температуру, но пока было довольно тяжело.

В парке меня ждала площадка для установки палаток, сверкающая прохладным кафелем душевая и десятки километров покрытых мягкой пылью лесных дорожек, словно специально созданных для ходьбы босиком и чтения следов.

«Чако» — это сухие леса, которые когда-то покрывали северо-запад Аргентины, Парагвай и часть Бразилии. В основном они состоят из колючих акаций, quebracho (этим словом, означающим «сломай топор», обозначают Solinopsis и еще десяток пород с твердой древесиной, относящихся к разным семействам) и дерева омбу (Phytolacca dioica), кора которого словно плавится на солнце, оплывая к корням.

Фауна Чако очень древняя и своеобразная. По травянистым прогалинам бродит странная птица Cariama cristata, родственник вымерших гигантов-фороракосов. По ночам сквозь высокую траву, высматривая грызунов, пробирается робкое создание — рыжий гривистый волк (Chrysocyon brachyurus) с ногами-ходулями и огромными ушами. Увидеть его мне удалось только один раз — в основном попадались заурядные с виду парагвайские лисы (Dusicyon gymnocercus). Из трех видов пекари, стадами прочесывающих парк, один настолько редок, что долго считался вымершим — это рослый серый Tayassu wagneri.