Рослин Гриффит - Птицелов

• Название: Птицелов
• Автор: Рослин Гриффит
• Издательство: ОЛМА-пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996

Гордая прогрессистка Орелия Кинкейд осуждала женщин, безропотно принимавших свое подчиненное положение в браке, но брак сам по себе сохранял для романтической девушки свою привлекательность. Она уже потерпела крушение в любви, но не утратила надежды найти не просто мимолетную страсть, а настоящую большую любовь. Ее избранник должен обладать великодушием, юмором, верностью и добротой, и быть достаточно свободомыслящим и храбрым для того, чтобы стать мужем талантливой женщины-архитектора. Не сразу разглядела Орелия такого мужчину в агрессивном и необузданном Лайэме О'Рурке, совладельце крупной архитектурной фирмы, выходце из бедной ирландской семьи. И Лайэм не сразу понял, что архитектура для Оры не прихоть светской дамочки, а настоящее призвание, но с каждым днем он находил в девушке все новые совершенства. Однако не только О'Рурк очарован прелестью и необычной красотой Орелии. Жестокий маньяк уже выбрал ее очередной жертвой своего кровавого культа…

---

— Какое имеет значение, красива она была или нет, — буркнул Квигли. — Как и другие женщины в те времена, она помалкивала — это лучшее качество для женщины.

Мэнсфилд кашлянул, и Лайэм подумал, что человек, который привел на собрание двух женщин, должен чувствовать себя неловко. Но этот странный молчун и тихоня не вступился за женщин, и Квигли продолжал с ожесточением:

— В сущности, древние рассматривали женщин как племенной скот… «И правильно делали» — как будто прозвучало непроизнесенное окончание фразы. Лайэму было известно, что Квигли третирует свою жену и фактически превратил ее в затворницу.

Кроме Федры и Орелии, за столом сидела, рядом с мужем, еще одна женщина — миссис Кэннингхэм. Она встала и с возмущением, но сдерживая себя, заявила:

— Я с вами не согласна, мистер Квигли, в Древнем Египте были царицы, известные в истории как мудрые правительницы. И если оставить в стороне бедных крестьянок, то египтянки никогда не представляли собой племенной скот.

— Ха! — воскликнул Квигли. — Царицы Древнего Египта — такие же племенные кобылы, как и все женщины. Только титулованные.

— Неужели вы назовете племенной кобылой и царицу Хатшепсут? — вступилась Федра. — Она построила прекраснейший храм в Дэр эль-Бахри. У нее была только одна дочь.

— Хатшепсут была вдова и узурпировала трон племянника, — заметил Квигли.

— А я читала в источниках, что он добровольно разделил с ней правление, — возразила Федра.

— Если она не была узурпатором, то почему египтяне после ее смерти разбивали статуи и выскребали ее имя на надписях? Они считали, что женщина не должна выходить за пределы своего предназначения, и правление Хатшепсут их возмущало. Сейчас спекулируют ее именем, а я считаю, что при жизни это была обычная баба, которая совала свой нос куда не положено, покуда из нее не сделали мумию с забинтованным ртом, — вот тогда она приняла пристойный для женщины вид!

В комнате повисла напряженная тишина. Миссис Кэннингхэм сжала кулачки, так что побелели суставы пальцев. Федра бросила на Квигли яростный взгляд, Орелия закусила нижнюю губку, и ее черные глаза ярко горели на смуглом лице.

Неожиданно для самого себя Лайэм встал и заговорил твердым, подчеркнуто спокойным тоном:

— Я лично считаю, что царствование Хатшепсут было прекрасной эпохой в истории Египта. Во всех источниках говорится, что это время процветания страны. Целые десятилетия мирной жизни — ни одной войны за все время ее царствования. А какие великолепные архитектурные сооружения возведены тогда! Я утверждаю, что Хатшепсут была выдающейся правительницей. — Помолчав, чтобы подчеркнуть свое утверждение, он продолжил: — Мне кажется, что наше Общество создано в целях объективного, непредвзятого изучения истории древних культур. Давайте же не будем допускать, чтобы в дискуссиях довлели какие-то личные предубеждения. Тем более, когда речь идет о предубеждениях, недостойных нашего цивилизованного общества и позорных для кануна двадцатого века.

— Если вы имеете в виду меня, — вскочил Квигли с побелевшими от ярости глазами, — то я излагаю факты без всяких личных предубеждений!

— А мне кажется, что вы умалчиваете о фактах, которые нашли в папирусах известные египтологи.

Квигли нахмурил густые брови, лицо его пылало. «От гнева или от нескольких рюмок шерри —кто его знает», — насмешливо подумал Лайэм.

— Только безмозглый идиот может опровергать бесспорный закон природы, — прорычал Квигли, — женщины всегда были…

— Остановитесь, — резко прервал его Лайэм, — вы оскорбляете присутствующих здесь леди.

Квигли выскочил из-за стола:

— Хотите заткнуть мне рот?! Ну-ка, выйдем за дверь, и я с вами разберусь!

— Следую за вами! — отозвался Лайэм, но председатель собрания призвал их к порядку.

— Успокойтесь, джентльмены! Вы зашли слишком далеко.

Он потрепал по плечу яростно пыхтевшего Квигли, поблагодарил его за доклад, бросив успокаивающий взгляд на Лайэма, и невозмутимо заявил:

— А теперь, джентльмены, мы перейдем к обсуждению текущих дел.

Он передал слово казначею Общества, который начал монотонно зачитывать свой отчет. Противники успокоились, — Лайэм вовсе не желал ввязываться в драку, а Квигли осушил еще пару рюмок шерри и откинулся на спинку кресла с осоловелым видом.

Вдруг Лайэм почувствовал, что Орелия смотрит на него. Она быстро отвела взгляд. Не решила ли она, что он сцепился с Квигли из-за нее?

Когда казначей закончил свой отчет, Росситер представил членам Общества гостей, и Мэнсфилд сказал несколько слов о Федре Кинсэйд, назвав ее талантливой художницей.

Федра, улыбаясь, представила свою племянницу:

— Орелия Кинсэйд, архитектор, интересуется археологией. Она провела два года в Италии и посетила раскопки города этрусков в Вейи.

— Архитектор? — переспросил Кэннингхэм. — Мистер О'Рурк, я думаю, найдет о чем поспорить с юной леди.

«Да, знал бы доктор, насколько он прав…» — подумал Лайэм. Он был рад, что Федра не упомянула о работе Орелии в фирме О'Рурков.

Завязался разговор о раскопках в Анатолии и недавнем замечательном открытии Трои Генрихом Шлиманом. Последним вопросом повестки дня было издание Обществом книги по Древней истории с приложением переводов стихов.

Росситер предложил Федре иллюстрировать книгу, она согласилась:

— Я всегда мечтала сделать серию рисунков на тему античной истории и мифологии, — сказала она.

Все члены Общества внесли свои предложения по составу и исполнению книги; доктор Кэннингхэм в своей обычной шутливой манере предложил:

— А ведь вам не надо искать натурщицу для рисунков, на которых будут изображены женщины Древней Греции или Египта, — лучшей натуры, чем ваша племянница, и вообразить нельзя. Сделать прическу, одеть ее в костюм соответствующей эпохи — и я уже вижу Елену или Клеопатру. Хотите быть моделью вашей тети для рисунков к книге, мисс Орелия?

Орелия, смущенно улыбаясь, ответила:

— Может быть…

После этого обмена репликами Росситер нахмурился и кашлянул. Лайэму показалось, что предложение Кэннингхэма не пришлось ему по душе. Впрочем, у него нередко бывало хмурое выражение лица.

Остальные члены Общества оживленно поддержали идею. «Значит, Орелия будет присутствовать и на других заседаниях Общества», — подумал Лайэм. Почему-то судьба везде сталкивает их.

* * *

Заседание затянулось дольше, чем предполагала Федра, и на улице было уже темно. Орелия вышла из дома вместе с теткой, но Федре пришлось вернуться за Тео, который почему-то не последовал за ними сразу. Нетерпеливо ожидая тетку, Орелия смотрела на окна, где за кружевными занавесами, словно фантомы, двигались и жестикулировали мужские фигуры. Мелькнул высокий широкоплечий силуэт — это был Лайэм, Орелия узнала его твердый подбородок и прямой нос.

Орелии было неприятно встретить О'Рурка у Росситера, но его неожиданное выступление в защиту женщин понравилось ей, так же как и смелость, проявленная в споре с быкоподобным грубияном Квигли.

Тем не менее она по-прежнему считала О'Рурка самолюбивым, вспыльчивым гордецом, который слишком много мнит о себе.

Услышав поблизости какой-то шорох, Орелия вздрогнула. Ветра не было, но листья снова зашелестели— кто-то прятался в кустах? Она чувствовала на себе чей-то взгляд из темноты. Прислушалась — но шорох не повторился. Наверное, это ее воображение… Орелия стояла на крыльце в свете газового фонаря и вспоминала ночь в Италии, когда Розарио поджидал ее на крыльце дома, и никого не было кругом, как и сейчас. Но, славу Богу, это все осталось в прошлом, не надо вспоминать. Она натянула на плечи шаль и со вздохом облегчения увидела, что из дома выходит Федра, без Тео.

— Он пошел в помещение для слуг — никак не могут найти кучера. — Федра сморщила изящный носик. — Ну, какое впечатление произвели на тебя любители древности? Этот Квигли — что за грубая скотина!

— Может быть, это просто вспыльчивость, — уклончиво ответила Орелия, но вспоминать грубую речь багроволицего толстяка было неприятно. Не только его речь, но и все его существо излучало неприязнь к женщинам. Он мог бы выпалить и афоризм: «Хорошая женщина — это мертвая женщина».

— Но вообще-то тебе понравилось, дорогая?

— Да, очень интересно.

— Доктор Росситер был ужасен. Эти подробности о мумифицировании… Он их так смаковал… Можно подумать, что он сам охотно занялся бы этим делом, представься ему возможность.

— Ну, меня он не напугал. У меня крепкие нервы.

— Я очень рада. Мне было бы обидно, если б тебе не понравилось. А ты в самом деле согласна мне позировать?

— Если хочешь. Мы ведь живем в одном доме, мне не составит никакого труда.

— Ты соглашаешься, чтобы доставить мне удовольствие? Учти, позировать — дело довольно утомительное.

— Я все понимаю, — улыбнулась Орелия.