Бен Окри - Голодная дорога

• Название: Голодная дорога
• Автор: Бен Окри
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-94278-060-9

Книга написана от имени мальчика Азаро (уменьшительное от Лазаря), «ребенка-духа», помнящего себя до своего рождения и живущего не столько на земле, в бедняцком поселке, в семье, вынужденной зарабатывать самой тяжелой работой, среди грязи, пота и крови, — сколько в мире призраков, умерших предков, душ вещейи животных. Ясный сюжет отсутствует, повествование беспрерывно и похоже на сон — который, возможно, и есть то пространство, где реальности существующая и воображаемая совершенно неотделимы друг от друга.

Битвы живых и мертвых, электричество как чудо, дожди, смывающие дома, солнце, съедающее мозги, разговоры трав с птицами, ведьмы и оборотни как полноправные члены общества — африканская экзотика!

Роман — лауреат Букеровской премии 1991 года. Возможно, премия — в какой-то мере и дань политкорректности (автор родом из Нигерии). Но книга тем не менее отличная.

---

Со спины дерева я снова увидел совершенно другой мир, новое измерение. Поначалу я ожидал увидеть птиц, щебечущих в моих глазах, духов, танцующих вокруг меня, сверкающих и ослепительных. Но когда я посмотрел через маску, духи куда-то исчезли, белые птицы разлетелись, и никакой деревни больше не было. Вместо этого я услышал, как земля дрожит от приближения какого-то демонического существа. Белый ветер закружился у меня над головой. Я был сбит с толку этим новым миром. Земля содрогалась. Дерево подо мной начало двигаться. И когда я опять посмотрел сквозь маску, прямо перед собой увидел уродливое страшилище, могучее, как доисторический дракон, с телом слона и мордой бородавочника. Страшилище возвышалось надо мной. Оно было более изящное, чем слон, и не такое тяжелое, но его поступь была более звучной. Его морда была неописуемо уродлива. Пожиратель людей, пропащих душ, духов, всего прекрасного, чудовище открыло жуткую пасть и прорычало. Дерево подо мной стало изменяться. Вдруг оказалось, что дерево перестало быть из древесины. Теперь оно состояло из дрожащей плоти. Прямо подо мной древесина медленно покрывалась кожей.

Страшилище подошло ближе, и я чуть не задохнулся от его гнилостного дыхания. Я не мог больше смотреть на него и отчаянно пытался сорвать с себя маску. Я оборвал повязку из вьюна, но маска словно прилипла к лицу. Я опять попытался ее сорвать, но это было все равно что содрать с себя кожу. И когда древесина окончательно превратилась в плоть, меня ударило волной от сотрясающего землю рыка дикого зверя прямо подо мной. Вокруг распространился едкий запах животного. Мечась и дрожа всем телом, вертя головой и рыча, как будто звук помогал закрепиться зверю в его превращении, он просыпался от своего волшебного сна, и я понял, что совершил ужасную ошибку и теперь нахожусь на спине дикого животного.

Страшилище продолжало идти на меня. В этот момент, позабыв обо всем, я сорвал с себя маску. На лице чувствовалось что-то сырое. Я больше не видел доисторического монстра, но зверь подо мной определенно был живой. Он вертелся в разные стороны, вырывая каждую ногу из земли, словно они были его корнями, и когда он высвободил все ноги, на мгновенье он перевел дыхание. Его тело расширялось, покрываясь щетиной. Я попытался слезть с него. Зверь попятился назад и гнусно фыркнул, словно распахивая столетия дурных снов. Затем он перешел на неуклюжий галоп, набирая скорость и прыгая в разные стороны, тряся головой и атакуя невидимое страшилище. Копыта зверя вдребезги разбили маску. Он с такой скоростью поскакал в густые заросли буша, что в какой-то момент меня просто вышвырнуло с его спины, и мне повезло, что я приземлился на траву, иначе я бы точно сломал себе шею. Я слышал, как дикий зверь возвращается, фыркает, топает по земле. Я вскочил на ноги, избавляясь от наплыва лихорадочных кошмаров. И полностью позабыв о своих болячках, побежал прочь из леса, спасаясь бегством, как ребенок, которого высекли в баре Мадам Кото.

Глава 11

Я не сразу побежал домой, а побродил еще около бара, наблюдая за тем, как ночь распространяет свою власть над небом. Какое-то время я постоял снаружи, храня свои тайны в тишине их начал. Ночь опускалась на землю, и тени повсюду были короткие и расплывчатые. В домах зажигались лампы. Я заметил их сквозь листву и заросли буша. Порыв ветра, словно вздох крупного зверя, донесся из леса. Ветер еще ближе придвинул ночь. Он, казалось, сдул последние дневные отблески в самые отдаленные уголки земли. Одна половина неба была серой, с глубокой синевой, а другая красная и печальная. Боль вернулась в лодыжку. Я долго сидел в ожидании того, когда вокруг меня мир затихнет. Моему духу понадобилось много времени, чтобы прийти в себя. Я дышал ветром с луны.

В баре было тихо. Потом я услышал, как кто-то хихикает. Затем этот человек заговорил. Я прислушался. Вскоре стало ясно, что этот человек один и разговаривает сам с собой. Боль на мгновение оставила меня, и я, прихрамывая, вошел в бар. Прикрытый занавеской, я стоял в темноте. Бар был пуст. Одинокая лампа горела за стойкой. Я увидел в полумгле силуэт склоненной головы, и понял, что этот человек погружен в какой-то тайный ритуал. Я бесшумно прокрался ближе, хромая, и боль снова волной накатила на меня. Все клиенты ушли, и тишина была неестественной для бара в этот час. Я на цыпочках подошел к стойке и увидел Мадам Кото, которая пересчитывала деньги. Она была так поглощена этим занятием, что даже не заметила, как я вошел. Лицо ее сияло, и пот стекал по прядям волос, щекам и ушам, тек по шее и затекал под желтую блузку. Временами она смеялась, пересчитав часть банкнот. Это был очень странный смех. Он звучал мстительно. Я не стал внезапно заговаривать с ней, чтобы не испугать ее, но, между тем, меня тоже поглотила ее сосредоточенность, и я не мог оторвать глаз от Мадам Кото. Она вновь и вновь пересчитывала те же самые деньги, как будто только что оправилась от кошмара бедности. Она загибала пальцы, поскольку такие суммы ей было сложно пересчитывать. Ветер подул сильнее, зашевелив занавески и разбросав по сторонам блики от света лампы. Мадам Кото подняла взгляд, увидела меня, и ее глаза расширились. Вдруг она вскрикнула. Она подпрыгнула, подняла руки вверх, и ее деньги разлетелись по сторонам, а монеты покатились по полу, позвякивая. Я сказал:

— Это я, Азаро.

Она остановилась и пронзила меня долгим взглядом. Затем ее лицо потемнело, она перегнулась через стойку, схватила меня за шею и прижала мне голову.

— Чего ты тут стоишь, как вор?

— Я не вор.

— Тогда чего ты здесь стоишь?

— Ничего.

— Зачем ты здесь стоишь и смотришь на мои деньги?

— Я не смотрю на ваши деньги.

— Где ты был?

— В буше.

— И что делал?

— Играл.

— С кем?

— С собой.

— С ворами?

— Я не знаю никаких воров.

Она отпустила меня. Выйдя из-за стойки, она подобрала все деньги и завязала их в край набедренной повязки.

— Еще хоть раз ты так сделаешь, и я возьмусь за плетку.

Я ничего не ответил. Но она вдруг стала говорить.

— Все начинает изменяться, слышишь меня? Ты думаешь, этот бар всегда будет таким? Ты думаешь, я одна собираюсь всем этим заниматься? Как бы не так! Скоро я найму молодых девушек помогать мне обслуживать клиентов. И возьму еще одного или двух мужчин таскать тяжести и передавать послания. От тебя только одни неприятности. Ты не уважаешь клиентов. Ты создаешь мне много проблем. А что ты вообще здесь делаешь, а? Приходишь сюда, спишь, выпиваешь весь мой перечный суп — и все за красивые глазки? От тебя никакой пользы, понятно тебе?

Я молча стоял и слушал, но потом взял себя в руки, пошел и сел на скамейку рядом с входной дверью. Это было самое далекое место в баре, на какое я мог отойти от нее. Я сидел в темноте, а она стояла в свете лампы. И поскольку лампа была на столике под стойкой, на ее лице, освещенном снизу, проступили пятна, и оно казалось большим и уродливым. Впервые в жизни она мне не понравилась. С того места, где сидел я, глаза Мадам Кото казались почти косыми. Это была всего лишь игра света, но и она питала мою растущую неприязнь к ней. Мадам Кото полностью изменилась и перестала быть тем человеком, которого я знал. Ее массивное тело, казавшееся мне средоточием тепла, теперь показалось мне наполненным злобой. Я не понимал, почему она изменилась.

Она села. Ее глаза были яркими от появившейся в них новой алчности. Она уставилась на меня в темноте, и я знал, что она не видит меня отчетливо.

— Ты думаешь, что из-за того, что я сижу здесь круглые сутки, готовлю этот суп, мою тарелки, вытираю столы, улыбаюсь клиентам, у меня нет своих планов на жизнь? Ты думаешь, я не хочу построить себе дом, водить машину, ты думаешь, я не хочу завести себе слуг, ты думаешь, я не хочу денег и власти, а? Мне нужно уважение. Я не хочу всю жизнь работать в этом баре. Увидишь: сегодня я здесь — а завтра меня уже не будет. Ты думаешь, мне нравится жить в этом грязном районе, где нет ни электричества, ни туалетов, ни питьевой воды? Если ты так думаешь, то ты сумасшедший! Ты маленький мальчик и еще ничего не понимаешь в жизни. Люди, которые тебя окружают, это все несерьезно. Ты можешь сидеть в углу, как курица, и смотреть на меня, но когда придет время, ты вспомнишь, о чем я сейчас говорю.

Я ни слова не понимал из ее речи. Я понимал только выражение ее лица. Когда она закончила говорить, ее лицо брезгливо скривилось, как будто разговор со мной был для нее великим снисхождением. Она усмехнулась. Потом встала, взяла с собой лампу и вышла на задний двор. Темнота в баре стала кромешной. Я слышал, как что-то движется рядом с глиняным горшком, и еще что-то скребется по стене. Ветер всколыхнул занавеску, ворвался в бар и перелистнул страницы партийного альманаха. Ночь, мешаясь с ветром, принесла с собой запахи прокисшего пальмового вина, засохших мух, паутины, дерева, керосина и старой еды. И надо всем этим парил сам аромат этой ночи, похожий на благоухание земли перед грозой.