Эллис Питерс - Датское лето

• Название: Датское лето
• Автор: Эллис Питерс
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0155-5

Читая «Хроники брата Кадфаэля», мы получаем уникальную возможность познакомиться с историей средневековой Англии. Брат Овейна Гуинеддского Кадваладр, лишенный своих прав и владений, пытается с помощью датских наемников вернуть утраченное. Братья выясняют отношения: кому-то это стоит жизни, а кто-то обретает любовь…

---

— Могу ли я узнать твое имя? — спросил Кадфаэль. — Мое имя — точнее, таким оно было в миру — Кадфаэль ап Мейлир ап Дафидд. Я из Гуинедда, родился в Трефриве. И хотя я бенедиктинец, но не забыл своих предков.

— И правильно, их надо помнить и в миру, и в монастыре. А мое имя Кюхелин аб Эйнион, я младший сын в семье и человек из охраны моего принца. В прежние времена, — продолжал молодой человек, и лицо его потемнело, — было позором для телохранителя принца вернуться живым с поля, на котором убили его господина. Но я должен жить, так как у меня есть цель. Тех убийц, которых я знал, я назвал Хайвелу, и они расплатились жизнью. Я знал не всех. Однако я запомнил их лица, и придет день, когда я их снова увижу и узнаю их имена.

— Есть еще один, главный, который заплатил за кровь только своими землями, — заметил Кадфаэль. — А как быть с ним? Это точно, что засада была устроена по его приказу?

— Точно! Они бы никогда не осмелились напасть сами. И у Овейна Гуинеддского нет никаких сомнений на этот счет.

— А как ты думаешь, где сейчас этот Кадваладр? И смирился ли он с потерей всего, что имел?

Кюхелин покачал головой.

— По-видимому, никто не знает, где он находится. И что именно сейчас затевает. Смирился с потерей? В этом я сильно сомневаюсь! Хайвел взял заложников из числа младших военачальников, служивших Кадваладру, и привез их на север, чтобы исключить дальнейшее сопротивление в Середиджионе. Большинство из них уже освобождено — они поклялись не подниматься против Хайвела с оружием в руках и не служить Кадваладру, если только он не даст слово искупить свою вину. В Эбере остался всего один пленник — это Гвион. Он дал слово чести не пытаться сбежать, но отказывается нарушить клятву верности Кадваладру, а также отказывается не восставать против Хайвела. Вполне достойный человек, — добавил Кюхелин, проявляя терпимость, — но все еще предан своему господину. Разве я могу поставить это в вину Гвиону? Но Кадваладр! Такой преданности заслуживает кто-нибудь получше!

— Ты не питаешь ненависти к этому пленнику?

— Нет, и у меня нет причин для ненависти. Он не участвовал в нападении на нас, так как слишком молод и чист, чтобы совершить подобное. Он даже немного мне симпатизирует, как, впрочем, и я ему. Мы с ним похожи. Разве я могу винить его за то, что он не отказывается от данной клятвы, как и я не отступаю от своей? Если он готов убивать за Кадваладра, то и я готов убивать, да и убивал за Анаравда. Но не так подло! Они напали на людей, которые почти не имели при себе оружия и не ожидали опасности. Сразиться честно, на поле боя, — совсем другое дело.

Затянувшаяся трапеза подходила к концу. Со стола уже убирали, и только кувшины с вином и медом ходили по кругу. Приглушенный гул беседы походил на гудение пьяных и довольных пчел в летних лугах. Епископ Жильбер, сидевший во главе стола, поднялся и, сломав печать на пергаментном свитке, принялся его разворачивать. Приветствие Роже де Клинтона было предназначено для публичного чтения вслух, и оно было тщательно сформулировано таким образом, чтобы произвести сильное впечатление не только на мирян, но и на кельтское духовенство, которое особенно нуждалось в предостережении. Звучный голос Жильбера как нельзя лучше подходил для такой задачи. Кадфаэль, прислушиваясь к чтению, подумал, что архиепископ Теобальд был бы весьма доволен результатом своей миссии.

— А теперь, милорд Овейн, — продолжал Жильбер, воспользовавшись удобным моментом, которого, должно быть, ждал весь вечер, — я прошу вашего разрешения представить вам просителя, который пришел умолять вас за другого. Мое положение дает мне некоторое право ратовать за мир между отдельными людьми, так же как и между народами. Нехорошо, когда братья враждуют. Возможно, вначале это был справедливый гнев, но ведь должен быть конец любой ссоре. Я прошу аудиенции для посла, который будет ходатайствовать за вашего брата, Кадваладра, чтобы вы с ним примирились как подобает и вернули ему свое расположение. Могу ли я призвать сюда Блери ап Риса?

Повисла тяжелая тишина, и все взгляды обратились к принцу. Кадфаэль почувствовал, как молодой человек, сидевший рядом, напрягся и вздрогнул, возмущенный таким грубым нарушением этикета и законов гостеприимства. Было ясно, что все это спланировано заранее и принцу не сказали ни слова: не предупредили и не спросили у него разрешения — очевидно, были уверены, что такой человек, как Овейн, будет чувствовать себя обязанным тому, за чьим столом сидит. Даже если бы аудиенцию испросили наедине, Кюхелин счел бы такой поступок оскорбительным. Но настаивать на этом при всех в зале, где собралось столько народу, было вопиющим нарушением приличий, которое мог допустить только бесчувственный нормандец, правящий страной, народ которой не понимал. Однако если Овейн и был столь же возмущен этой вольностью, как и Кюхелин, то виду не подал. Он выдержал долгую выразительную паузу, подчеркивая неуместность просьбы епископа и, возможно, желая несколько сбить с него спесь, а затем четко произнес:

— Раз вы этого желаете, милорд епископ, я, разумеется, выслушаю Блери ап Риса. Каждый человек имеет право просить и быть услышанным. Беспристрастно и внимательно!

Как только дворецкий епископа ввел просителя в зал, стало ясно, что он оказался тут не сию секунду. Он ожидал возможности предстать перед принцем и тщательно готовился к аудиенции: с нарядной одежды гостя была сбита дорожная пыль.

Итак, в зал вошел высокий, широкоплечий человек могучего телосложения. У него были черные волосы и усы и надменный орлиный нос, а манера держаться, скорее, вызывающая, нежели свидетельствующая о примирении. Широкими шагами он добрался до открытого пространства перед возвышением и отвесил изысканный поклон принцу и епископу. Кадфаэлю показалось, что этим поклоном проситель желает, скорее, возвеличить себя, нежели засвидетельствовать почтение тем, кого приветствует. Он привлек всеобщее внимание и хотел его удержать.

— Милорд принц, милорд епископ, ваш преданный слуга! Я пришел к вам как проситель. — Однако уверенное выражение полного лица Блери противоречило его словам.

— Я слышал об этом, — ответил Овейн. — Ты собираешься о чем-то нас просить. Проси смело.

— Милорд, я присягнул на верность вашему брату Кадваладру и рискну выступить в его защиту, поскольку его лишили земель и сделали изгоем в собственной стране. Что бы о нем ни говорили, осмелюсь заметить, что он не заслуживает столь сурового наказания и брат не должен таким образом карать брата. И я прошу, чтобы вы великодушно простили своего брата и вернули ему владения. Он страдает уже целый год, так не довольно ли? Пусть он вернется на свои земли в Середиджион. Лорд епископ присоединит свой голос к моему, прося примирения.

— Лорд епископ уже высказался, — сухо ответил Овейн, — и довольно красноречиво. Я никогда не был непримирим по отношению к моему брату, какие бы безрассудные поступки он ни совершал, но убийство страшнее, чем безрассудный поступок, и необходимо раскаяться, прежде чем получишь прощение. Одно неразрывно связано с другим. Это Кадваладр послал тебя?

— Нет, милорд, и он ничего не знает о моем визите сюда. Он лишен всего, и я прошу вернуть ему его владения. Если он дурно поступил в прошлом, разве разумно лишать его возможности совершить добрый поступок в будущем? А то, что с ним сделали, — это крайность, так как он стал изгнанником в своей собственной стране и у него нет ни клочка собственной земли. Разве это справедливо?

— Это меньшая крайность, — холодно произнес Овейн, — нежели то, что он сделал с Анаравдом. Земли можно вернуть, жизнь вернуть невозможно.

— Верно, милорд, но, даже убивая, можно заплатить выкуп за кровь. А лишиться всего на всю жизнь — это тоже смерть.

— Тут не простое убийство, а умышленное, — возразил Овейн, — и ты это знаешь.

По левую руку от Кадфаэля сидел Кюхелин, весь сжавшийся, неподвижный, и сверлил взглядом Блери. Лицо молодого человека побледнело, а единственная рука так сильно сжалась в кулак на краю стола, что костяшки пальцев побелели. Не произнося ни звука, он не мигая мрачно смотрел на посланника Кадваладра.

— Это слишком строгое наказание, — яростно запротестовал Блери, — для поступка, совершенного сгоряча. К тому же ваша светлость не выслушала вторую сторону, то есть моего принца.

— Для поступка, совершенного сгоряча, — невозмутимо возразил Овейн, — это нападение слишком хорошо спланировано. Восемь человек, поддавшиеся порыву гнева, не поджидают в засаде четырех безоружных, ничего не подозревающих путников. Ты оказываешь плохую услугу своему господину, пытаясь его выгородить. Я не против примирения в том случае, когда переговоры ведутся должным образом.

— Однако даже вам, Овейн, — вскричал вспыхнувший, как факел, Блери, — не мешает подумать о последствиях, которые может повлечь за собой упорство. Мудрый человек понимает, когда следует уступить, иначе можно и себе самому вырыть яму!