Артуро Перес-Реверте - Мыс Трафальгар

• Название: Мыс Трафальгар
• Автор: Артуро Перес-Реверте
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16370-0

Трафальгарское сражение – крупнейшее морское сражение Наполеоновских войн между английским и испано-французским флотами, которое состоялось 21 октября 1805 года у мыса Трафальгар. Битва длилась 12 часов, и в ней участвовало 33 корабля союзников и 27 – англичан, под предводительством знаменитого адмирала Горацио Нельсона. Англичане захватили и уничтожили 18 кораблей противника. Союзники потеряли также около 7000 человек убитыми, ранеными и пленными, англичане – около 1500.

Так нам говорят энциклопедии. Но блистательный испанский романист Артуро Перес-Реверте в своем новейшем историко-приключенческом романе «Мыс Трафальгар» рисует более подробную и убедительную картину того, что на самом деле произошло в тот осенний день.

Итак, мокрая палуба «Энсертена» покачивается под ногами от легкой зыби, что ерошит поверхность моря милях в тридцати к зюйд-осту от Кадиса. Капитан-лейтенант Луи Келеннек вот-вот попадет на страницы учебников истории, однако сам пока еще не знает об этом. А не то первые слова, произнесенные им на рассвете 29 вандемьера XIV года, были бы иными…

---

– Как ты, Куррийо?

– Да потихоньку.

– Как это – потихоньку?

– Да потихоньку.

Неуклюже укладывая в бухту перлинь под критическим взглядом надсмотрщика, Маррахо украдкой поглядывает по сторонам, на море и на смешанную эскадру, которой, несмотря на почти полное отсутствие ветра, все-таки удалось – этак неторопливо – развернуться носами норд. К Кадису, перешептываются вокруг оптимисты. Какой там, к чертовой матери, Кадис, думает Маррахо, охваченный мрачным предчувствием. Кадис далеко, а англичане – вот они. А к тому же франко-испанская линия баталии, не может не заметить барбатинец, представляет собою кое-как выстроенную, растянувшуюся почти на лигу дугу: где густо, где пусто, и, чтобы встать на свое место, одни корабли маневрируют всеми парусами, другие же, напротив, убирают их. Полная неразбериха. Даже Маррахо, не имеющий ни малейшего представления о тактике морского боя, теперь понимает то, что на рассвете объяснял новобранцам надсмотрщик Онофре. Две эскадры обычно выстраиваются параллельными линиями, палят друг по другу, а потом та, на чьей стороне ветер, старается рассечь вражеский строй и взять его в клещи, чтобы сосредоточить огонь сразу нескольких своих кораблей на судах противника и по одному потопить их или заставить сдаться; а бывает, направляет удар в самый центр линии, перпендикулярно или почти перпендикулярно к ней, чтобы ее рассечь (этот маневр требует решимости, мастерства и выдержки, потому что, пока доберешься до линии противника, тебе тоже не поздоровится). Обычная же тактика обороны заключается в том, чтобы противопоставить атакующим хорошо выстроенную, крепкую линию без брешей, в которые они могли бы вклиниться, и, пока они приближаются, гвоздить их орудийным огнем. А сегодня даже самому неопытному в морском деле испанцу ясно, что англичане, после разворота эскадры оказавшиеся слева от «Антильи», попытаются сделать именно это: прорезать линию, разделить ее части, охватить их собой. Причем ударят они в центр и в тыл, потому что теперь даже невооруженным глазом хорошо видно, что британские корабли идут двумя колоннами – так и прут нагло, при попутном ветре, не скрывая – если только это не какая-нибудь хитрость (говорят, что ими командует Нельсон, а с этим парнем, похоже, надо держать ухо востро), – что метят в самый центр строя союзной эскадры. Ну, строя – не строя, но ведь нужно же как-то это называть. Маррахо понимает, что слабого ветра, благоприятствующего англичанам, не хватает, чтобы испанцы и французы достаточно быстро завершили маневр. Весело, нечего сказать, думает он. Когда англичане подойдут на расстояние пушечного выстрела, линия союзников еще не успеет окончательно перестроиться, в ней останутся опасные бреши, в которые англичане смогут запросто вклиниться, чтобы обойти союзные корабли и зажать их в огненные клещи. Правда, Маррахо все же немного успокаивает внушительный вид собственной эскадры – весь этот лес мачт, горы парусов, подсвеченных еще почти горизонтальными лучами утреннего солнца, его отблески на темном металле пушек, высунувшихся в открытые порты, громада парусины и переплетение снастей, скрипящих над головой под слабым напором ветра, и прочная, накрепко прикрученная к дубовому корпусу палуба, покачивающаяся под босыми ногами. Вся эта мощная военная машина кажется несокрушимой, как и ее братья, что плывут впереди и за кормой, ожидая приближения врага.

– Ничего себе прогулочка, а, Куррийо?

– Ох, оставь, парень, мне не до пейзажей.

– Держись, дружище. Держись.

– Буэээээ.

Маррахо отводит глаза от того, что плюхнулось в сырой песок, слоем покрывающий доски палубы, и снова разглядывает линию союзных кораблей. В конце концов, мысленно рассуждает он, начальники и офицеры знают свое дело и знают врага, который уже совсем недалеко. Вот, говорят, и капитан «Антильи», дон Карлос де ла Роча, тот невысокий, седой кабальеро – весь такой аккуратный, чистенький, с виду вовсе не храброго десятка, – что совсем недавно произнес им речь (этак напрямик, без обиняков: ежели кто струсит, расстреляю, ну и все такое прочее), так вот, когда-то он, командуя тридцативосьмипушечным фрегатом «Санта-Ирене», целых пять часов бился у мыса Санта-Мария с «Кассандрой», сорокапушечным фрегатом Его британского Величества, и таки заставил ее спустить флаг. Капитан, говорят очевидцы, не такой человек, чтобы рисковать зазря. Скорее наоборот: он набожен, осторожен и во всем следует уставу. Но он хороший моряк, и если уж нужно драться, то всегда пожалуйста. Тогда, в той истории с фрегатами, он почти весь день и всю ночь пытался удрать от англичанина, а тот гнался за ним по пятам, и на рассвете, поняв, что уйти просто так не удастся, капитан велел быстренько устроить молебен на палубе, потом развернулся и ринулся в бой, и слава богу, что команда у него тогда была такая, как надо. Говорят, он был и в Гибралтаре, и в Тулоне, и у мыса Сан-Висенте. А еще говорят, что недавно у мыса Финистерре, в бою с эскадрой английского адмирала Колдера, «Антилья», воспользовавшись просветом в тумане, открыла такой огонь по его «Виндзор Каслу», что тот покинул строй, чуть не разваливаясь на куски, а из его шпигатов текла кровь, как по статуе Eccehomo[58] в Страстной четверг. Потому что англичане, несмотря на весь свой опыт, дисциплину и артиллерию, оказываются не такими уж непобедимыми, когда им противостоят корабли с хорошими командирами и отважными людьми. Хоть и не слишком часто, но бывало, что французы с испанцами крепко задавали им перцу. Не раз и не два. Говорят, сам Нельсон, несмотря на все свои пышные титулы – победоносного адмирала Нильского[59] и все остальные, – когда ему вздумалось померяться с нами силами на Канарах, оставил там руку (гуан-арм-кат[60] – кажется, так они это говорят), и ему пришлось снова грузиться на корабли и удирать, поджав хвост, а по пути думать, как отстирать свои английские панталоны. Заходите еще, мистер. Бум, бум, бум. Всегда рады, йес-вери-гуэл[61], мать твою растак и разэдак. Типичная спаниш сангрия, ю-андер-стан[62]? Вот с такими мыслями в голове Маррахо смотрит на английские паруса и думает, колеблясь междутой и этой затаенной злобой, о прикрытой синим сукном спине старшего лейтенанта Макуа, в которую он воткнет перо при первом же удобном случае. Ну, в общем-то, заключает он. Лично он ничего не забыл на этой посудине: ни на этой, ни на какой другой, и на самом деле единственное, чего ему хочется, – проделать еще одну дырку в кафтане этой сволочи, офицера, но все же, так, между делом, было бы совсем неплохо чуток приласкать англичан, поубавить им спеси и наподдать так, чтобы дым пошел из-под париков у этих комплесантс-хасбенс[63], или как они там лопочут на своем инглише.

– Нужны пятеро добровольцев. На первой батарее не хватает людей.

Маррахо поднимает руку не задумываясь. Я. Первая батарея – волшебные слова: ведь именно там обретается дон Рикардо Макуа. Его бесценный дон Рикардо Макуа. А кроме того, уроженец Барбате знает о море, конечно, мало, но вполне достаточно, чтобы понять, когда ядра, пули и картечь начнут сметать с палубы все живое и неживое, толстые дубовые бока «Антильи» там, на батарее, защитят его лучше, чем хлипкие парусиновые койки (матросские гамаки, скатанные и уложенные в ящики вдоль бортов[64]) и сети, которые несколько молоденьких, ловких, как обезьянки, юнг, забравшись на верхотуру, заканчивают натягивать над палубой для защиты людей от реев, блоков, цепей, кусков железа и металла, деревянных обломков и всего того, что начнет валиться сверху, когда завяжется бой. Надсмотрщик Онофре смотрит на Маррахо с подозрением:

– Ты что, разбираешься в пушках?

– Еще как!

По указанию Онофре комендор, поднявшийся на палубу за добровольцами, уводит бар-батинца, Курро Ортегу (который, несмотря на рвоту, вконец измучившую его, по примеру друга тоже поднял руку) и еще троих. Вслед за комендором Маррахо проходит под громадным вздувшимся полотнищем грота и через люк в палубном настиле спускается по трапу на вторую орудийную палубу. Там, по пятнадцать с каждого борта, установлено три десятка восемнадцатифунтовых пушек, середина же твиндека пуста, чтобы ничто не мешало в бою: только стволы мачт, проходящие насквозь через все палубы, носовой и кормовой кабестаны да в глубине, ближе к носу, камбуз и две печи, погашенные во избежание пожара (как и все огни на судне, кроме фитилей комендоров и боевых фонарей). В оградах для боеприпасов высятся груды обычных, цепных и разрезных ядер[65], в бадьях с песком дымятся фитили, орудийная прислуга суетится у своих пушек, а начальник комендоров и несколько его помощников, запершись в крюйт-камере, засыпают порох в полотняные мешочки – картузы, чтобы юнги разносили их по батареям. Их так и называют – пороховые юнги; некоторым из этих шустрых, ловких и быстрых мальчишек не исполнилось еще и двенадцати.

– Ничего себе картинка, а, парень? Просто поджилки трясутся.